По ту сторону Стикса - Юлия Сергеевна Васильева

Глава 14. Дьявол на твоем плече

От Чень Шеня Фрэй вернулся совершенно другой личностью: словно, взрезав кожу, начертал на своем портрете иного человека. Угрюмый, сосредоточенный, он избегал смотреть мне в глаза и в то же время с какой-то показушной безразличностью или мстительностью подставлял чужим взглядам свое изуродованное лицо. Рана заживала плохо, постоянно воспалялась, ее не раз приходилось чистить заново. Но даже в таком состоянии, при не спадающей температуре, он приходил на склад и, если не мог тренироваться, внимательно смотрел за тренировками других, особенно пристально наблюдая за движениями Гудвина и Спарты.

Фрэй ни словом не обмолвился о том, что случилось в доме Кербера, а я не мог найти в себе достаточно смелости, чтобы спросить. Не знаю, что поддерживало его, заставляло двигаться вперед, а не лежать на кровати, бессмысленно глядя в потолок, как сделали бы другие. Но тот огонь, что лишь слегка тлел в нем во время болезни, превратился во всепожирающее пламя к моменту, когда рана полностью зажила.

— Хватит, хватит! — заорал Медяк, срываясь на визг и отступая от Фрэя на дрожащих ногах. Из рассеченной брови парня сочилась кровь, на скуле набухал кровоподтек. Но противник не собирался прекращать этот тренировочный бой.

— Фрэй, довольно! — Гудвину пришлось крепко ухватить ученика за плечо, чтобы остановить. — Что на тебя нашло?

Фрэй бросил на него злой взгляд, будто бы говоря: «А ты не знаешь, что на меня нашло? — и криво усмехнулся шрамированной щекой. Медяк глубоко вздохнул и сел прямо на пол, с расстроенным видом ощупывая свое лицо.

— Что ты останавливаешь его, как нянька? — Большой Ко рассмеялся и довольно облизнул темные губы. — Мальчишка, может, только начал подавать надежды.

Каким-то образом Фрэй и Кобальт оказались на одной волне в своем желании довести поединок до конца… до самого конца. Я поймал холодный взгляд друга и вздрогнул — никак не мог привыкнуть к его пустоте, к тому, что он полностью закрывает свои эмоции. С каждым днем перемены в Фрэе становились все более явными, их уже нельзя было не замечать, игнорировать, списывая на болезнь, пережитый стресс или что-то еще. Меня не покидало ощущение, что он поставил себе какую-то цель и будет идти вперед, перекраивая себя до тех пор, пока не достигнет своего.

Если раньше тренировочные поединки для Фрэя были в большей мере забавой — игра со слабыми противниками, азарт с сильными — то сейчас он относился к ним как к настоящей драке. Стремился прижать человека, задавить его, довести до такого состояния, когда тот прямо и безоговорочно признает главенство над собой. Эти действия напоминали мне поведение животного, которое пытается утвердить свое положение в стае и поэтому безжалостно грызет соперников, не разбирая на чужих и своих.

Доставалось и мне. Не так сильно, как остальным, но все же…

— Ты сейчас сам себя порежешь, недотепа, — произнес Фрэй снисходительным тоном и демонстративно положил нож на пол.

Я сжал крепче свое лезвие в потной ладони. Мне было страшно: новый характер друга и невозможность ощутить его эмоции не оставляли способа предугадать дальнейшие действия. Шанса противостоять никакого. Мало того, что мне в руки не ложилось ни одно оружие, предложенное тренером, так еще и сам Фрэй будто бы родился с ножом в руке, изнутри вспоров мамочкино пузо. Хорошо хоть Гудвин был рядом — с недавних пор он старался наблюдать за всеми поединками Фрэя, словно боялся, что однажды тот может кого-то убить.

— Инк, ты же не сможешь меня даже порезать, — говорил Фрэй, медленно приближаясь ко мне. — Ты никого порезать не сможешь. Ты же у нас такой чувствительный…

Он ударил меня ногой по кисти, так что я выпустил лезвие, и оно чиркнуло по запястью, оставляя неглубокий, но уже начинавший наливаться рубиновым цветом след.

— Я же говорил — порежешься, — Фрэй подобрал мой нож, подкинул и поймал точно за рукоятку. — Бой не для тебя. Тебе здесь не место.

Я снова не уловил эмоций, с которыми это было сказано, только, как побитый дворовый кот, машинально провел языком по ране. Было ли это презрение или безысходность? Может быть, грусть? Не может быть…

— Фрэй, выйди прогуляйся, — крикнул с другого конца склада Гудвин. — И чтобы я здесь больше такого не слышал.

Вот кто точно рассердился.

Со временем почти все ученики Гудвина (а их на тот момент было порядка пятнадцати) стали смотреть в рот Фрэю и беспрекословно выполнять его мелкие распоряжения. Все, кроме Дэвона и еще нескольких парней, всегда державшихся особняком. Думаю, Большой Ко в тайне потирал свои темные ладони, предвкушая грандиозный пир, когда, наконец, две эти группы столкнутся у него на складе. И хотя Гудвин предусмотрительно старался держать Фрэя и Дэвона врозь, не допуская между ними даже тренировочных спаррингов, было ясно, что до точки кипения греть этот котел не так уж и долго.

Я не мог ощутить эмоций Фрэя, (и, наверно, даже сейчас слишком много об этом сожалею) но действия говорили сами за себя: друг метил в лидеры нашей маленькой стаи. Дэвон относился к нему как к выскочке, которого неплохо бы поставить на место. Ему было наплевать, что другие стелились перед Фрэем. Склад Большого Ко ничего для него не значил: настоящая жизнь и настоящая конкуренция кипели на улице Трех Домов, возле Кербера.

Наконец, Кобальту надоело дожидаться развязки, и он просто поставил в спарринг Фрэя и Дэвона, заявив:

— Победителя я отпущу, — кровожадная улыбка открыла белые зубы и какие-то странные фиолетово-красные десны. — Будем считать, что он закончил обучение.

Я сразу же почувствовал, как все внутри зажглось у Дэвона. Долгожданный миг: если понадобится, то ради достижения своей цели он зубами вырвет глотку у противника — взгляд на Фрэя — каким бы пупом земли тот себя не мнил. Мой друг был непроницаем: только криво улыбнулся, но эта улыбка не говорила ни о жажде расправы, ни о радости, что, наконец, все разрешится. Он снял с себя толстую байковую рубашку и комком сунул мне в руки. Повинуясь внезапному порыву,