На Крыльях Надежды: Проза - Прохор Озорнин

А записываем то историю названную для вас мы – мужики простые сельские из деревни Новомирово, Кирилл и Мефодий. Но вы нас, пожалуй, с этими самыми букводелателями и азбукосоздавателями не путайте, потому как часто нас уже за то попрекали, что мы, дескать, этот великий и могучий русский язык создали – это который балагурный то, матюковый тобишь, а слов нужных туда добавить то и забыли, так что мужикам то нашим, значится, и слов порой этих важных в спорах то своих как есть не хватает. А и не создавали мы его вовсе, а только пользовали ! Вот особливо когда все хозяйство то ребят наших описываемое туда вместе с ЛОМом то и провалилося, да ух прямо как мы его пользовали – так что и слова то новые как раз понапридумали, точно и в самом деле Кирилл да Мефодий какие ! Ну вот, значится, познакомились мы с вами немноженько, о себе понарассказывали (особливо этот самый Кирилл, который меня и надоумил эту самую историю то и записать для поколений будущих в назидание).

В общем, хотите верьте вы нам, а хотите и сами проверьте (да только как вы особливо то теперь ужо и проверите, когда все хозяйство то наше ЛОМовое уже под землей покоится как несколько лет, и выступать, как это говорится, в качестве вещдока уже ни в коей мере и не способненько ?), да только дело все было аккурат так, как мы ниже вам и поведаем.

Жили мы все в деревеньке нашей Новомирово, да горюшка не ведали. Детишек бабы наши рожали, а мы опосля вместе их и воспитывали по уму, разуму и целомудрию. Урожаи мы собирали обильные, так что и на продажу то еще оставалось в деревеньки и грады соседние рожь да пшеница. И коровки наши в хозяйствах то молоко давали, и куры неслися, и овцы стриглися, и кошки мышей изводили под хвост и корень. И отношения у нас друг с другом все были ладные да складные – да такие, что и не ругались мы между собою вовсе (ну, разве что ежели очередную бутылку самогона по праздникам скажем, мужики то наши, значится, не поделят, потому что тогда да - такую стенку на стенку устраивали, что свисты, ахи, охи, да и пыль до колен еще долго по селу разносилися). В общем, братцы, не житье было, а сказка практически. Да только не оценили мы спокойствие и мир то тот, за сущие гроши на ужасы иномировые обменяли, о чем до сих пор скорбим !

А дело было так. Приехали к нам как-то, значится, купцы заморские из деревни Новогрязево. А купцы то потому, что в одеждах они были дорогих да необычных – мужики то в пиджаках каких-то черных с тросточками и шляпами, а девки то при них бесстыжие и вообще в платьях коротеньких просвечивающих. А из Новогрязево потому, что так они нам, стало быть, то и отрекомендовались, хоть о такой деревне то мы и вообще первый раз слухом слыхивали, да глазами не видели. А почему заморские то мы и сами не ведаем, по виду их внешнему и манерам престранным так мы потом в своем кругу то на хуторе и порешили. А еще заметили мы и долго удивлялись опосля, что заместо лошадей то привычных в повозках их свиньи да хряки запряжены были, а и кучеров то у них не было вообще, как ежели бы несли их эти свиньи сами, кудыть путь то и выберут !

И вот вышли они все из повозок то своих со свиньями, и отрекомендовываться стали именами непривычными – Смитами, Бобами, Джонами и Сюзаннами с Варварами (пардон, с Барбарами) всякими. Говорят, что про село то наше достойное они наслышаны, а потому и про нас забыть не решились – приехали, значится, посмотреть, что у нас да как. Обычаи, как мы поняли, наши перенять, да свои нам взамен передать. Да только вышло то, братцы, оно все по системе ниппель, как есть вошло то есть, значится ! Навязали то они нам свои обычаи то заморские пагубные, а наши то искорежили и высмеяли все опосля, немодными их называя да устаревшими. Но обо всем по порядочку.

Остановились они у нас в трактире местном на неделечку поначалу, чтобы, значится, деревеньку то нашу осмотреть на “перспективность инноваций”, как они тогда выразиться то изволили туманненько. А расплатиться сперва хотели не медяками нашими полновесными, а бумажками какими-то своими зелеными с пирамидами и глазами на них высеченными. Долго мы удивлялись деньгам то таким, и брать то сперва не хотели, естественно, да только убедили они нас, что всегда легко обменять бумажки то эти с рожами людей каких-то, на обратной их стороне нарисованными, мы сможем при желании, потому как весь мир то ими за бумажки эти продается и покупается. Ух, и не почуяли мы в тот момент подвоха то их, бестолочи, потому как в спокойствии и мире нашем, до их приезда сохранявшемся, доверчивыми очень стали то и плохого о людях приезжих и не мыслили.

И вот прошла сперва и неделечка, а потом проходит и вторая уж, а постояльцы все со двора не съезжают никак. И все что-то ходили, да у мужиков наших и баб выспрашивали, и показывали им, и подмигивали. Соблазняли их бесовскими своими нарядами да пристрастиями, как есть соблазняли в те дни уже – да только не поняли мы этого сперва то, момент тот критический профукали и пропустили !

И доходились они однажды до того, что и трактира, и двора нашего постоялого у нас самих же и не сталося ! Зуб даем на отсечение, что вот так как все описываем, оно и было то : проснулись мужики то наши утром ранненьким по крику петуха первому, да и на улку выйти решили по росам утренним прогуляться, да воздуха свежего бодрящего вдохнуть. Глядь – а трактира то нашего и след простыл ! Да ладно бы, если просто след его простыл в пожаре каком – новехонький еще лучше прежнего бы остроили, да с парным молочком вместо самогончика то там разливаемого. Дак нет ведь – заместо двора то нашего постоялого и трактирчика-забегаловки монстр какой-то из стекла и бетона высоченный высился, солнце будто затмевая пузом этажей своих растопыренных!

И на первом этаже то его буквы золотые громадные сверкали и переливались цветами всеми и расцветочками, и слово там одно лишь трехбуквенное значилось, и было слово то ЛОМ. Долго гадали мы опосля то, что бы слово то сияло и значило, и сошлись на том, помнится, что Лучшее Общественное Место это, а почему так назвали его – поймете вы вскорости, как историю эту скорбей наших до конца дочитать то сумеете. И поднимались вверх и вверх этажи за этажами здания этого, и не было видно конца и края этажам то сим, вверх уходящим – а знающие люди, там часто бывавшие, нам поведали, что этажей то всего там ровно девятьсот девяносто девять было, да только не ездил лифт тамошний выше первых ста в деревеньке то нашей, хоть говорят, что в ЛОМах то подобных из городов больших он и выше всех поднимал, значится.

И вот как здание то это громадное за одну ночь вырасти то как гриб после дождя какого кислотного сумело, мы и не ведаем – и хозяин трактира, помнится, тоже удивлялся сильно и горевал поначалу о заведении то своем, и все заморских гостей то наших удивительных и невнятных обвинял в этом деле то, будто бы это они силами такими магическими обладали, чтобы за ночь громадины такие нескромные возводить то – свиньи они, дескать, одним словом, да губители. И ведь точь в воду глядел Арсений то наш, точь чувствовал !

Бросились мы потом, помнится, с утра по деревне то нашей все вместе гостей то этих искать, чтобы спрос с них держать за строительство сие непотребное, да только сколько не искали мы их по подворотням, подвалам, и хлевам даже, а так и не сумели найти, ежели бы след их простыл совершенненько. Уехали, видать, ночью то той как раз из села нашего дальше, свиньями погоняемые. Да и хрен с ними ! – решили мы, и здание осматривать отправились. Ох, право же, люди добрые и умные, лучше бы мы этого и не делали, потому как заманил нас всех опосля ЛОМ тот и одурманил !

Чего в нем только, братцы, и не было ! Тут тебе и казино средстваизымательные, тут тебе и парфюм одурманивающий, тут тебе и цветочки искусственные, и обеды пузонабивательные, и одежда модная бесстыжая, и золото с украшениями душеослепляющие, и устройства всяческие пищащие и урчащие и время отнимающие, и вина заморские опьяняющие, и журналы цветастые опошляющие … И захватывало дух у многих наших ребят то, и ломились они толпами в этот ЛОМ, и день деньской там кружили, по этажам то этим да переулкам бесконечным, и назад возвращаться к семьям своим, да детям своим, да мужьям и женам своим уже будто и не жаждали.

А плата за удовольствия все эти пагубные там тоже, помнится, необычная была, значится : стояли там у входа в коридоры эти машины такие железные, и чтобы, значится, деньгу из машины этой вытрясти, оно надобно было палец там в отверстие специальное засовывать и ждать, пока иголка там какая-то палец этот тебе проколет, и присоски затем часть кровинушки твоей у тебя откачают – а взамен, после операции то этой кратковременной, бумажки эти самые зеленые с глазами то и рожами уродливыми людей каких-то тебе в лоток, что пониже, высыпались. Высыпалось то не особливо много там, поэтому ежели кто целый день во ЛОМе то этом праздно пребывал, то много раз ему к машинкам то этим бегать и кровь свою отдавать им приходилось то, так что под конец денька то ужо он и бледный весь становился, и шатался порой, а все бегал и удовольствия то всяческие в ЛОМе этом покупал себе, аки наркоман какой или пьяница, а может кто и похуже еще. Вот точно вампиры машины то эти действовали, кровинушку нашу русскую от безвольности нашей выпивая ежедневненько !