Абарат. Абсолютная полночь - Клайв Баркер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То ли из страха за свою жизнь, то ли из искреннего раскаяния, Маас сложил свои когтистые лапы у сердца, правую на левую.
— Прости меня, Финнеган Фей, — сказал он, склоняя свою тяжелую голову. — Я слишком долго оставался в обществе мертвецов. Я позабыл о простой вежливости.
— Этого недостаточно, — сказала Боа.
Она взяла Финнегана за руку, и он ощутил поток холодной силы, двигавшийся по ее руке, вливаясь в него через ладонь. Казалось, его мышечная масса растет, и он был этому рад. В Империи Полуночи будут враги, вернувшиеся при этих благоприятных обстоятельствах, и ему понадобится вся сила, чтобы защитить от них Боа. Будет нелегко, но с ее помощью он сумеет загнать их в безопасное место, если таковое существует.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Боа.
— Хорошо. — Он потряс руку так, словно всю жизнь она спала, а теперь просыпалась.
— По-моему, она стала гораздо сильнее, чем раньше… что именно ты сделала?
— Убрала камень, лежавший между тобой и тем, что всегда в тебе было. Возьми меч.
Он поднял меч; выскользнув из ножен, клинок издал звук, подобный перезвону великолепного колокола.
— Никогда раньше он не казался таким легким.
— И он никогда не был таким острым, — сказала Боа, проведя рукой над мечом. Вдоль лезвия пробежал яркий отблеск. — А теперь, — продолжила она тихо, — используй его.
— Для чего?
— Для того, к чему он предназначен. Убей.
— Мааса?
— Конечно.
— Он совершенно безвреден, моя леди.
— А я говорю, что это не так. Финнеган, поверь. Убей его. Тогда нам больше не придется об этом думать.
Пока решалась его судьба, Маас не двигался. Он просто ждал, прижав руки к груди.
— Давай! — сказала Боа.
— Он нам не угрожает, принцесса. Посмотри на него.
— Я и забыла, каким упрямым ты можешь быть, — ответила она. — Ты никогда не видел того, что находилось прямо перед тобой.
— Прямо передо мной ты, принцесса. И сейчас тебя непросто увидеть. Я пытаюсь. Изо всех сил. Но есть что-то…
— Разумеется, — сказала она с усталым раздражением. — Во мне всегда будет что-то новое. Иначе станет скучно.
Он раскрыл рот, чтобы ответить, но Боа его опередила.
— Хочешь сказать, сейчас не время для игр, потому что «миру вот-вот настанет конец», а я тебе говорю, что если он действительно настанет, имеет смысл немного повеселиться.
— Согласен.
— Хорошо. Тогда развлеки меня.
— Как?
— Закончи свое дело!
— Вы оба сошли с ума… — произнес Маас, и его слова разнеслись по пещере, набирая силу с каждым эхом.
— Весьма вероятно, — сказал Финнеган.
— Ты так думаешь? — спросила Боа. — Годы плена. Годы горя. Они сводили меня с ума. Да, я знаю, что такое безумие. У меня его более чем достаточно.
— Но все закончилось.
— Почти.
— Нет, закончилось. Что бы ни было там, снаружи, вместе мы с этим справимся.
— Финн, ты должен завершить то, что мы здесь делаем.
— Все завершено.
— Но у этого дракона до сих пор голова на плечах.
— Я не стану его убивать, Боа.
— Ладно. Тогда его убью я.
— Хочешь, чтобы его кровь была на твоих руках?
— Не говори мне, чего я хочу, — ответила она.
— Это могущественные духи, Боа.
— Боишься призраков? — спросила она, и презрение в ее словах отравило атмосферу между ними.
— Не боюсь. Уважаю.
— Кого? Мааса? — Она посмотрела туда, где стоял Дита Маас, однако теперь он сошел с места.
— Иди сюда, червяк! — произнесла она. Ее голос не стал громче, но в нем чувствовалась невероятная сила, и он мгновенно разнесся по склепу, долетев до каждого уголка. — Я! Все равно! Заполучу! Твою! Голову!
Маас исчез.
С каждым словом голос Боа становился все сильнее, и когда она дошла до пятого слова, мелкие кости, покрывавшие груды больших, начали дрожать, освобождаясь и скатываясь вниз, словно толпы, собирающиеся во всех частях склепа. Кости не просто скользили вниз. Они прыгали, вращались, переворачивались и крутились. Их движение не останавливалось, даже когда они достигали подножия костяных холмов.
Они скакали среди осколков и праха, распространяя вокруг принесенное с собой возбуждение. По мере того, как во тьме вырастали облака пыли, они начали образовывать ясные формы, возникавшие из памяти праха существ, которыми они когда-то были. Драконы возвращались! Неважно, сколь велики они были или сколь сложны оказывались их формы и цвета — все они оставались зашифрованы в каждой пылинке собственного праха. Каждый дракон был запечатлен в любой частице, некогда составлявшей его тело; в каждой из них они находились во всей своей полноте. Их величественные формы возникали во всех пещерах: переливающаяся чешуя, красота золотистых глаз, фиолетовые, красные, зеленые оттенки массивных крыльев.
— Маас! — закричала Боа. — Зачем ты это делаешь? Я требую, чтобы ты прикончил этих тварей!
— Он не может убить то, что уже мертво, принцесса, — сказал Финнеган.
— Это драконья магия. Мне это не нравится. Маас!
— Я здесь, — ответил жрец, хотя теперь разобрать направление, откуда шел его голос, было гораздо сложнее.
— Покажись, Маас. Финнеган тебя не тронет. — И тут же добавила шепотом, обращаясь к Финнегану. — Отруби верх его головы. Он опасен.
— Ты ведь так не думаешь.
— Если ты слишком слаб, чтобы это сделать…
Она подняла левую руку, в которой держала сверкающий клинок.
— Маас! — крикнула она. — Где ты?
Внезапно на середине слова она замолчала, ее глаза остекленели. Рот больше не мог удерживать слова, которые она собиралась произнести, а рука не могла удерживать клинок. Он выпал у нее из пальцев, и в этот миг Финнеган поймал смазанный образ Диты Мааса, стоявшего позади принцессы, чуть справа. Он положил руку ей на шею, коснувшись какого-то важного места и передав магический приказ замолчать.
— Прошу, не надо, — проговорил Финнеган.
— Не надо что? Выпотрошить ее точно так же, как она собиралась выпотрошить меня? Именно это она и хотела сделать. Ты был слишком слаб. Она хотела все сделать быстро. «Он опасен». Так она обо мне говорила. Разве ты не удивился? Не думал, почему я так опасен?
— Отпусти ее, Маас. Я тебя не трону.
— Разве ты не хочешь знать ее тайн, Финнеган?
— Не от тебя. Отпусти.
— Тогда ты увидишь это сам.
— Что увижу?
— Ее маленькое убежище на Хафуке.
— На Хафуке? Она никогда…
— Вы оба можете идти, и благодарите силы этого места. — Призрачные драконы продолжали возникать, их образы вырастали со всех сторон. — Думаю, мертвые должны желать твоего прощения. Они глядят на тебя с жалостью, Финнеган, поскольку тебе предстоит страдать. Ты думаешь, что страдания закончены, ибо она к тебе вернулась, но ты ошибаешься. Страдания только начинаются.
— Отпусти ее, Маас.
— На Хафук, оба!
Финнеган почувствовал, как воздух вокруг него содрогается, и пещерные драконы начали удаляться.
— Маас! — взревел Финнеган.
А потом пещера исчезла; он оказался во тьме другого острова, другого Часа. В этой тьме существовал лишь один источник света, исходивший из щели под дверью неподалеку от места, где стоял Финнеган.
Воздух вновь задрожал, и рядом с ним оказалась его принцесса.
— Нож, — произнесла она, глядя вниз. — Он был у меня в руке!
— Боа, мы на Хафуке. Он сказал, что ты сюда приходила. — Он смотрел на нее, но здесь было слишком темно, чтобы разглядеть выражение ее лица. — Это правда?
Боа огляделась и поняла, что Финнеган прав. Она вздохнула.
— Да, любимый. Это правда. Думаю, рано или поздно ты бы об этом узнал. Идем. Я покажу тебе свои тайны.
Вместе они прошли сквозь темноту к двери, из-за которой лился свет. Вокруг стояла тишина. Никакого движения. Никаких песен. Здесь были только они двое.
— Ничего не трогай, — велела она и первой вошла внутрь.
Глава 42
Враги
В комнате с картой-мозаикой на вершине Башни Иглы Бабуля Ветошь обозревала свое творение и была довольна тем, что видит. Империя Полуночи, создание которой она планировала, ради которой трудилась, ради которой жила, ныне охватывала Абарат от горизонта до горизонта, исключая Двадцать Пятый Час, хотя, как ей казалось, это был лишь вопрос времени, когда самый извращенный Час падет к ее ногам. Куда бы Бабуля Ветошь не кинула свой удаленный взор, она наблюдала все ту же победоносную историю опустошения. Там, где некогда был покой, ныне бурлили хаос и насилие. Там, где жила радость, распространялись паника и ужас.
На нескольких островах она видела отчаянные попытки добыть свет, чтобы прогнать тьму. Многие, к ее удовольствию, заканчивались катастрофой.