Год Крысы. Путница - Ольга Громыко

— Лучше?! — На глаза девушке навернулись слезы. — Так ты и не собирался за мной возвращаться?

— Рысь, но ты же такая… домашняя, — спохватившись, принялся неловко оправдываться Жар. — Ты всегда тихая была, застенчивая, а город… ну это город! И ты же сама сказала, что тебе в нем не нравится!

— Ради тебя я бы потерпела!

— Дело не в том, что пришлось бы терпеть тебе, — снова безжалостно вмешался саврянин, — а в том, что пришлось бы терпеть ему. Воровать, например, бросить. Работать научиться. И сейчас он не любимой подружке помогает, а свою шкуру спасти пытается. А меня терпит, потому что хоть я и сволочь, но со мной безопаснее. Ну и на сто монет все еще рассчитывает.

— Неправда! — уже по-настоящему возмутился Жар, стискивая кулаки. — Да, я случайно влип в одно тухлое дельце! Да, я хотел удрать из Макополя! Но если бы не Рыска, то просто переехал бы в другой город и пересидел бурю в норе, а не ввязывался в передряги с путниками. Не задирай нос, крыса, твои проблемы не меньше моих, так что без разницы, под какой из двух сосен от молнии прятаться! А что до денег — я охотно заплатил бы кому-нибудь двадцать монет за удовольствие поглядеть, как тебе в задницу засунут остальные восемьдесят!

— А сто двадцать ты у меня вымогал, чтобы и себе что-нибудь осталось? Или заплатить тридцать за девяносто? — поинтересовался Альк, всем своим видом показывая, что не верит ни единому слову вора.

— Прекратите немедленно, оба! — внезапно рявкнула на них Рыска.

Саврянин удивленно приподнял брови: он-то ожидал, что весчанка разревется или подхлестнет корову, удирая от горькой правды. Жар тоже оторопел и позабыл глумливый ответ, как можно распорядиться ста двадцатью монетами, чтобы саврянин возненавидел золото до конца своих дней.

— Ты, — ткнула в Алька пальцем девушка, — прекращай наговаривать! А ты, — Рыска повернулась к Жару, лицо у нее было румяное и сердитое, — прекращай врать! Хватит, надоело!

— Ого, — уважительно сказал Альк, — да у нашей Рысочки никак прорезались коготочки!

Девушку этот успех тоже смутил, и она уже тише повторила:

— Стыдно должно быть — взрослые мужики, а обзываются друг на друга, как мальчишки! Жар, а ну живо рассказывай, что там у тебя с гонцом?!

Парень тяжко вздохнул, сунул руку под шапку и поскреб затылок.

— Не убивал я его, — с досадой сказал он. — Хольгой клянусь! Так… поболтали чуток. Мы с ним в тот вечер в одной кормильне сидели. Я у самой двери, он в углу. Пили себе варенуху, никому не мешали, а потом какой-то крысеныш из благородных приперся, с двумя «цыпочками» из дорогих. Мол, желаем здесь кутить, что значит — свободного стола нету?! И золотую монету на пол швыряет. Ну кормилец и взмолился: «Мужики, сядьте за один стол, а я вам еще по кружечке принесу, за счет заведения!» Ладно, думаю, какая разница, где пить? Пересел. Сосед нормальный оказался, разговорились. Оказывается, тсарский гонец, из столицы едет, везет какие-то бумаги в приграничье. Третий день в седле, устал как собака, но отдыхать некогда: вот допьет — и снова на корову, сменная уже у крыльца стоит. Я ему тоже наплел что, не помню уже — для меня-то дармовая кружка третьей была. Тут к столу какой-то тип подходит. «Господин, — говорит — у меня для вас дурные вести. Выйдем на щепочку?» Гонец побледнел, извинился, встал и вышел. Ну, думаю, и мне засиживаться нечего. Расплатился и ушел. А утром узнал, что убили его.

— И все? — недоверчиво уточнила Рыска. — Чего ж тут скрывать? Мало ли с кем этот гонец по дороге разговаривал!

— Видно, не все его при этом грабили, — саркастически предположил Альк.

— Жар!!!

— Да я сам не знаю, как это получилось! — жалобно всплеснул руками вор. — Говорю же — пьяный был! Утром только заметил, как ту гитару.

— Мастерство не пропьешь, — фыркнул саврянин. — Оно у тебя, похоже, от хмеля только обостряется. Что хоть спер-то? Кошель, кольца? Штаны незаметно снял?

— Кошель, — покаянно (больше для Рыски) подтвердил Жар. — И… вот это.

Вор ощупал переднюю луку седла, и в его ладони, как по волшебству, появилась серебряная трубочка размером с палец. С одной стороны пробка, с другой ушко с продетой цепочкой — тоненькая, на шее носить.

— Покажи-ка, — протянул руку Альк. Жар недоверчиво покосился на саврянина, но все-таки отдал.

— Ой, а может, не надо ее открывать? — испугалась Рыска, глядя, как Альк расшатывает пробку. — Вдруг сломаем?

— Я уже открывал, — махнул рукой вор.

— И что там?

Саврянин вытряхнул из трубочки туго скатанную бумажку, расправил, посмотрел с одной стороны, с другой. Пусто.

— Чего и следовало ожидать, — пробормотал он. — Ни печати, ни подписи… и кому ее надо доставить, знал лишь гонец. Или тот, кто его убил.

— Но почему на ней ничего не написано? — недоумевала девушка.

— Написано. Просто мы не видим. — Альк свернул бумажку и запихнул обратно в трубочку. Заткнул ее пробкой. — На, прячь назад.

— А может, просто выкинуть? — предложил вор, не горя желанием забирать опасную штучку, уже погубившую одного человека.

— Разбрасываться такими вещами еще хуже, чем красть их. Если поймают — все равно не поверят, что выкинул, а не передал кому-то. Хотя бы поторгуешься, колесование или простая петля.

— Неужели человека могут колесовать из-за какой-то бумажки?! — не поверила Рыска.

— Нет, что ты, это у меня шутки такие! В пыточной тайной стражи хорошим узникам дают леденцы на палочке, а плохих шлепают по попке и ставят в угол.

Вор нервно хихикнул. Связываться с «хорьками», как прозвали в народе тайных стражников, даже «тараканы» боялись, не говоря о простом жулье. Самое паскудное — что пьянку Жара с гонцом видели несколько знакомых вора. Видели они и с кем гонец отправился в последний путь (тамошняя публика вообще на диво наблюдательна!), но когда поползли слухи, что «хорьки» очень недовольны, то дружки заподозрили, что Жар успел обобрать бедолагу. Небось решили, что стибрил что-то дорогущее, раз тайная стража оживилась. Однако «сдавать» пока не собирались, надеялись припугнуть, заставить поделиться. Теперь же, когда он сбежал, расписавшись в своей вине… Вот влип так влип!

— Ты того типа помнишь? — Жар удрученно покрутил головой:

— Высокий, в плаще… Да я и не присматривался. Голос разве что узнаю, сиплый такой. А может, им эту штучку как-нибудь назад подкинуть?

— Нет, сочтут за липу, — уверенно возразил Альк. — По трубочке видно, что ее уже открывали. Так что молись, чтобы там оказался срочный тсарский приказ, а не секретный чертеж дальнобойной катапульты. Если со временен донесение обесценится, то поиски прекратятся.