Принцессы Романовы: царские дочери - Марьяна Скуратовская

Молодые супруги переехали в Царское Село. Там, на свежем воздухе, Александре Николаевне стало легче. Но все равно она задыхалась даже во время прогулок в открытой коляске. Спальню ей устроили в большом открытом кабинете, с семью окнами, где постоянно циркулировал воздух. Но юной великой княгине становилось все хуже. Ее супруг обезумел от горя: обожаемая жена угасала с каждым днем!

Из-за слабости Александра Николаевна не смогла выносить ребенка и 29 июля родила шестимесячного мальчика, который прожил полтора часа, что позволило окрестить его: по лютеранскому обряду, согласно брачному договору. В том, что малютка Вильгельм умрет, не сомневался никто. Сама Александра Николаевна пережила сына на пять часов. Ей не сказали, что сын ее умер, и Александра Николаевна надеялась, что, возможно, малютку смогут выходить. Наивная надежда: в те времена столь недоношенные дети не выживали. Она успела исповедоваться, причаститься и даже сказать несколько утешительных слов своему мужу, который все равно оставался безутешным, прежде чем лишиться чувств от слабости и удушья. Скончалась Александра Николаевна уже не приходя в сознание.

«Видеть Папу было поистине душераздирающе, – писала в своих мемуарах Ольга Николаевна. – Совершенно внезапно он превратился в старика. Мама много плакала».

Младший брат, Константин Николаевич, особенно друживший с покойной, записал в дневнике о дне погребения сестры: «4 августа. Настал, наконец, тяжелый последний день. Не забуду я никогда, как гроб понесли, как Папа в полголоса сказал: „С Богом“, как гроб медленно стал спускаться в тихую могилу, как мы все бросили на него землю, как, наконец, я в последний раз взглянул на него в глубине могилы – и все исчезло с лица земли, что было Адини».

Погребена Александра Николаевна в Петропавловском соборе, у северной стены, недалеко от западных дверей.

Петербург оделся в траур, как говорили – «в городе не было ни одного сухого глаза». Императрица Александра Федоровна заболела от переживаний. В Царском Селе, в той комнате, где умерла Александра Николаевна, ее родители устроили молельню, в центре которой на иконостасе поместили икону, написанную Брюлловым: «Святая царица Александра, вознесенная на небо». Брюллов лично знал царских дочерей, был потрясен ранней смертью этой доброй и кроткой девочки и придал святой Александре черты покойной великой княжны. В память преждевременно умершей великой княгини в Петербурге открыли женскую Александринскую больницу (на Надеждинской улице) и устроили образцовый приют с сиротским отделением для девочек.

Фридрих Гессен-Кассельский носил траур по Александре Николаевне девять лет. Он хотел бы и вовсе не жениться, но был принужден родными. 14 мая 1853 года он сочетался браком, предварительно испросив на то благословение своего бывшего тестя императора Николая I, с принцессой Марией Анной-Фредерикой Прусской, которая приходилась внучкой великой княгине Марии Павловне и правнучкой русскому императору Павлу I. Очередное причудливое переплетение династических судеб…

5 сентября 1866 года он взошел на трон под именем ландграфа Фридриха Вильгельма II. Вторая жена родила ему шестерых детей. Но Фридрих никогда не забывал свою возлюбленную Адини и первого ребенка, несчастного маленького Вильгельма. Каждый год – до самой смерти! – 29 июля ландграф надевал траурные одежды и уединялся для молитв за своих дорогих усопших, для того чтобы оплакать супружеское счастье, которое длилось так недолго, а могло бы украсить всю его жизнь.

Мария Фредерикс, дочь фрейлины и лучшей подруги императрицы, оставила подробные записки об этом ужасном несчастье:

«Лето это вся царская фамилия проводила в Царском Селе; надеялись, что воздух этой местности будет здоровее для возлюбленной больной; но ей становилось все хуже, сухой кашель и жгучая лихорадка ее одолевали; она, видимо, гасла. Помню, как в день смерти великой княгини матушке, возвратившейся домой только для того, чтобы с нами пообедать, во время стола пришли сказать, что Ее Высочество скончалась. Мать моя бросила и нас, и обед и поспешно отправилась к убитой горем императрице. Вечером меня повезли приложиться к телу усопшей. Это была первая покойница, которую мне приходилось видеть. Она была чудо как хороша; лежала на своем смертном одре, как изваянная из белого мрамора статуя; около нее покоился ее новорожденный ребенок, которого, кажется, она даже не доносила, и он жил только несколько часов. Комната была в полумраке, все было тихо, уныло; слышался только голос дьякона, читавшего нараспев грустным, тихим голосом Св. Евангелие. Первое семейное горе, постигшее нашу дорогую императорскую фамилию!

Орас Верне. Царскосельская карусель. Николай I с семьей (1843 г.)

Вся Россия приняла жгучее участие в несчастии, поразившем ее возлюбленных царя и царицу… Государь и императрица были в отчаянии и много лет не могли оправиться от этого горя. Александра Николаевна скончалась в Царскосельском Александровском дворце, в большом угловом кабинете императрицы. Место, на котором стояла кровать страждущей дочери, впоследствии было отделено от кабинета, и на нем устроена Молельня в ее память. Наш известный художник Брюллов написал поясной образ, натуральной величины, где чудное лицо Александры Николаевны изображено в лике Св. мученицы царицы Александры, Восходящей на небо. Образ этот поставлен по средней стене, а по боковым стенам висят киоты со всеми принадлежавшими покойнице иконами.

Императрица не занимала больше этот кабинет. Она не в силах была жить в комнате, напоминавшей понесенную ею утрату. Поэтому распределение покоев Ее Величества было совсем переиначено, и в Александровском дворце больше никогда не давалось при жизни Николая Павловича и Александры Федоровны ни балов и никаких празднеств. Их Величества не хотели, чтобы веселились в залах, через которые проносились останки их возлюбленной дочери, отошедшей преждевременно в вечность. В одной из зал был поставлен походный иконостас, и там стояло несколько дней тело покойной Великой княгини, до перенесения его в Петропавловскую крепость.

Во время своей болезни Александра Николаевна задумала устроить сюрприз своим родителям и приказала построить на одном из островков в Царскосельском парке, на котором она часто проводила время со своей матерью, небольшой сельский деревянный домик. Но сюрприз этот был готов уже после ее кончины. Там поставлен монумент в ее память. Ее статуя во весь рост, держащая на руках младенца, стоит на облаках и собирается улететь. Статуя эта исполнена из белого мрамора художником Витали, сходство поразительно, особенно профиль совершенно ее. В домике висит небольшой акварельный портрет Великой княгини, с подписью слов, сказанных ею: „Je sais gue le plus grand plaisir de рара c'est d'en faire а mamman!“ („Я знаю, что самое большое удовольствие Папа состоит в том, чтобы делать удовольствие Мама!“) Она все это устраивала в память себя для матери, в мысли, что она оставит родительский дом и отечество, чтобы следовать за мужем! На пруду, окружающем этот островок, плавают черные лебеди. Грустное место!..»

Ольга Николаевна, всегда считавшаяся более слабой, намного пережила свою младшую сестру. Ей не суждено было познать счастье взаимной любви – зато жизнь ее сложилась спокойно и относительно благополучно.

Олли, как называли ее в семье, отличалась вдумчивостью и завидной наблюдательностью, да еще и прекрасной памятью, которую она продемонстрировала, на склоне лет описав свои детство и юность. Уже в тринадцать лет Ольгу отличал критический и реалистичный взгляд на мир, что видно из ее воспоминаний о путешествии с родителями по германским княжествам в 1825 году: «Для меня это были незабываемые, но не всегда приятные впечатления. В этой массе принцев и принцесс я, которая всегда была несколько позади, видела и слышала вещи, которые меня обижали и открыли глаза на истинные чувства по отношению к России. Вокруг Папа – только восхищение на самых высоких тонах. А в последних рядах – насмешки, критика, зависть…»

Великая княжна Ольга Николаевна. Литография Шертеля (1830-е гг.)

Красота Ольги Николаевны производила неизгладимое впечатление на всех, кто ее видел, – особенно если ее не имели возможности сравнивать с ослепительной Адини. «Невозможно представить себе более милого лица, на котором выражались бы в такой степени кротость, доброта и снисходительность, – вспоминал ее современник. – Она очень стройна, с прозрачным цветом лица, и в глазах тот необыкновенный блеск, который поэты называют небесным».

В 1838 году Николай I отвез свою супругу и трех дочерей в баварские Альпы: Александра Федоровна должна была лечиться в местечке Крейт молочной сывороткой, якобы чудесно помогавшей от болей в желудке. Потом вся семья гостила в Мюнхене. Император хотел просватать свою старшую дочь Марию за принца Макса Баварского. Но Макс неожиданно влюбился в Ольгу Николаевну и буквально преследовал ее своими чувствами. Впрочем, ей он не понравился решительно. Равно как и Марии Николаевне. Неволить же своих дочерей Николай I не хотел.