Охота за головами на Соломоновых островах - Кэролайн Майтингер

Туземки в такой же степени, как и белые женщины, подвержены септическому заражению в момент родов. Обычно они выздоравливают, а если и умирают, то вовсе не от отсутствия ухода, а вследствие того, что их лечат от злых духов, а не от заражения. Вопрос родов здесь пользуется не меньшим, а может быть, и большим вниманием, чем в нашем цивилизованном обществе. Подальше от деревни, в непосредственной близости от зарослей для каждой роженицы строится заново хижина, где полдюжины повивальных бабок оказывают женщине посильную помощь. Такая отдаленность родильных хижин от деревни объясняется тем, что мужчина, случайно сюда зашедший и услышавший крики роженицы, навлекает на себя гнев духов, присутствующих при рождении.

Когда все стихает и молодая мать возвращается с младенцем в деревню, ее новорожденный встречает самый нежный прием местных жителей.

Если считать обязательный труд рабством, то туземных женщин можно отнести к категории рабынь, но не рабынь своих мужей. Каждый взрослый меланезиец обязан участвовать в работах на пользу своей деревни. Характер работ является неизменным, и слабый пол получил ряд преимуществ перед мужчинами. Если не считать возложенную на женщин обязанность по переноске тяжестей с огорода, то все физические работы выполняются мужчинами: они должны рубить лес на дрова или строительные материалы, сооружать новые дома, расчищать заросли при устройстве новых огородных участков, а также выполнять менее тяжелые работы, к которым относятся охота и рыбная ловля. Забота о детях делится пополам. Когда период младенчества и раннего детства оканчивается, мальчики сопровождают отцов на охоте и участвуют в мужских работах. Равным образом девочки повсюду сопутствуют матерям, обучаясь тому, чем они будут заниматься в будущем.

Выполнение общественных работ является неотъемлемой и само собой разумеющейся частью жизни меланезийца, столь же естественной, как дыхание.

Возможно, что идиллически изображенный мною образ жизни вполне устраивает меланезийцев, но для нашей экспедиции он был сплошной помехой. Основная помеха сводилась к привычке меланезийцев к известному характеру поручаемой работы, и нам понадобилось много усилий, чтобы выйти из создавшегося тупика. Любопытно, что в каждой деревне нам надо было искать иных путей, ибо старые не годились. Члены всякого человеческого общества, устои которого покоятся на традициях, должны решительно восставать против всего, что идет вразрез с привычным укладом.

Меланезийские женщины со свойственными всем женщинам одинаковыми чертами резко воспротивились необычайной для них форме труда — позированию перед художником. Традиционным для здоровой женщины являлся труд на огороде — так трудились все остальные здоровые женщины. Что же касается задач и желаний нашей экспедиции, то какое и кому до этого дело? Если говорить о женщинах, остающихся в деревне, то есть имеющих малышей, беременных, старух или всяких больных, то и у них имелись традиционные обязанности, в круг которых вовсе не входило позирование художнику.

Голос туземной женщины нельзя считать резким, но в присутствии мужчины он немедленно становится пронзительным, и разговор между ними напоминает классическую литературную ситуацию, когда одно-единственное слово мужа вызывает поток слов жены. Правда, имеется некоторая разница, поскольку туземный супруг остается безмятежно спокойным и не обращает внимания на неистовые вопли своей супруги. Так же безразлично относится к семейным столкновениям все остальное население деревни, считая возникший инцидент обычным житейским явлением. Нам ни разу не пришлось видеть, как туземные супруги всерьез ссорятся или пытаются навязать друг другу субъективную точку зрения. Нам это показалось удивительным потому, что всякий американец убежден, что если чего-либо нельзя достичь при помощи денег, то можно добиться путем длительного уговаривания.

В данный момент даже староста не счел нужным убеждать мужей, чтобы те в свою очередь уговорили жен. Он набил трубку нашим табаком, сел на корточки в тени пальм и не без удовольствия закурил. Что касается мужей, то они вооружились копьями, луками и стрелами, кликнули мальчишек и собак и отправились на охоту. Как только мужья ушли, наши модели потеряли повод для визга и, нагрузившись корзинами, посмеиваясь про себя, отправились на свои огороды.

Посмотрев со смущением на нас, плантатор пожал плечами и ускакал на свою плантацию. Мы были раздосадованы провалом затеи плантатора, храбрившегося в пять минут раздобыть нам модель, но вместе с тем испытывали внутреннее удовлетворение от того, что мужчинам не удалось превзойти нас в конечных результатах. Пожалуй, мы имели даже некоторое превосходство, так как единственное, что теперь нам могло помочь в получении моделей, — было чисто женское знание и понимание психологии существ одинакового с нами пола. А этим знанием мы, к великому счастью, обладали.

Возвращаясь в Танакомбо, мы увидели картину, которая вполне могла бы соперничать с еще не написанным шедевром «Женщины-огородницы». Подойдя к месту, где мы оставили Пятницу и наших лошадей, мы их не увидели и не узнали полянки. Она имела вид, будто только что подверглась бомбардировке: повсюду виднелись ямы и груды земли. Для полноты иллюзии из ям торчали голые коричневые ноги и зады столь странно содрогавшиеся, что нельзя было сомневаться в последних минутах жизни их владельцев. Руки и плечи страдальцев были глубоко погружены в ямы, откуда песок и камни летели во все стороны. Пока мы рассматривали эту необычайную картину, из одной ямы показался человек, державший в руках белое яйцо. С большой тщательностью он уложил яйцо в сумку и, увидев нас, издал гортанный звук, переполошивший остальных туземцев.

Когда они вскочили на ноги, то среди них мы узнали нашего знакомого, сопровождавшего группу женщин, возвращавшихся с огородов. На этот раз он смотрел на нас с крайним недружелюбием.

Мне всякий раз очень трудно описывать встречу с туземцами, хотя бы потому, что неожиданная встреча с ними принимает оборот, мало вяжущийся с нашими понятиями о логическом развитии сюжета.

В описываемом случае мы нарушили святую святых туземцев не только тем, что оставили наших лошадей пастись в священном месте, но и потому, что сами вступили на эту поляну. Вход сюда разрешался только мужчинам, а для женщин, в том числе и белых, было строжайшее табу. Как известно, присутствие женщины наносит неисчислимый вред мужскому делу. Промысловые лодки тонут, деревья папайя сохнут и гибнут, а свиньи теряют способность к размножению, если к ним прикоснется женщина. Единственное дерево, которое не гибнет от прикосновения женщины, — саговая пальма, да и то срубить ее должен мужчина. Вся дальнейшая работа над сердцевиной пальмы может беспрепятственно делаться женщинами. Мы сразу поняли, что туземцы гораздо меньше обозлены разрушениями, причиненными лошадьми, чем нашим появлением.