Профилактика - Владимир Ильин

Только все это — напрасно, и что толку демонстрировать, каким я мог бы стать, если вернуться в свою первоначальную жизнь мне уже не суждено? Да и что я там буду делать, если в очередной раз после пробуждения окажусь подыхающим от потери крови наркоманом, убившим милиционера? Даже если меня там все-таки спасли, как-то не тянет отсидеть десяток (а то и больше) лет в тюрьме и выйти оттуда окончательно опустившимся типом.

Остается надеяться, что Круговерть никогда не закончится. И пока незримая карусель вертится, надо извлечь из этого максимум удовольствия.

Что я и делаю.

— А ты, оказывается, тот еще гусь, — неожиданно нарушил молчание Стрекозыч. — Я всегда говорил, что тихушники — самые опасные типы. Молчал себе, молчал в тряпочку, а в уме, значит, козни против меня, своего хозяина, строил? И заговорил-то теперь как! «Вовик»!.. Как будто я — твой дружок из подворотни!

Кровь впитывалась в ковер, по-моему, она текла все медленней и медленней. А обмороком и не пахло: только чуть-чуть кружилась голова. Вот что значит — натренированный, закаленный организм «качка».

Как же заставить его стрелять, как? Не терпеть же, в самом деле, издевательства доморощенных мастеров заплечных дел!

Мой взгляд упал на обломки разбитого мною торшера. Один из осколков абажура, самый крупный и смахивающий на кайло первобытного человека, лежал совсем неподалеку, возле кровати. Стрекозыч его наверняка не видел.

— А я не издевался над вами, — возразил я, делая вид, что боль становится нестерпимой, и потому я не могу спокойно лежать на месте, а корчусь и раскачиваюсь из стороны в сторону. — Просто я не знаю, как вас зовут... Неужели Владимир Стрекозович?

Он покосился на меня недоверчиво.

— А говоришь — не издеваешься!.. Можно подумать, ты меня сегодня первый раз видишь...

— Так оно и есть, — простонал я. — Я ведь — вовсе не ваш Алик.

— Да? А кто ты? Папа римский, что ли?

— Я брат вашего Алика, — выдавил я, понемногу, по сантиметру приближаясь к заветному стеклянному «кинжалу«. — Мы близнецы, но об этом мало кто знает. И пользовались этим, чтобы спать с вашей женой по очереди. Сегодня был мой черед, но мне не повезло, вы вернулись раньше времени...

— Чего-чего? — прищурился сидящий на кровати. — Что за туфту ты гонишь, придурок? — Потом он нахмурился. — Постой-ка... Это что же получается: вы мою Райку вдвоем пользовали, что ли? Да за такое я вас обоих урою, понял?!

К дому подъехала машина: было слышно, как скрипит гравий под ее колесами. Стрекозыч вскочил с кровати, распахнул окно и крикнул кому-то в темноту:

— Парни, сюда! На второй этаж!

В моем распоряжении была всего одна секунда, не больше, и я ее добросовестно использовал.

Когда мой «хозяин» закрыл окно и повернулся, я уже надвигался на него, замахнувшись осколком стекла, как ножом.

Напорное, вид мой был достаточно убедительным, потому что нервы у Стрекозыча не выдержали, и он выстрелил мне в грудь.

Вот, значит, как это бывает, успел подумать я, глядя почему-то в потолок, на фоне которого нарисовалось лицо моего убийцы, открывающее рот и что-то говорящее, но все более неразборчиво, а вот уже и резкость кадра пошла на минус, и я ухожу, ухожу, ухожу отсюда...

Что ж, жизнь здесь у меня не удалась. Но впереди их ещё — бесчисленное множество, и, возможно, когда-нибудь мы с тобой еще встретимся... Вовик...

Глава 17

Поначалу-то я дергался, пытаясь адаптироваться к постоянной смене своих ролей. Мне казалось, что лучше вживаться в новую реальность, чем пытаться доказать, что я — не тот, за кого меня все принимают. Поэтому, едва проснувшись, я сразу же старался определиться, кто я теперь, где нахожусь и кем мне приходятся люди, которые обнаруживаются в непосредственной близости от меня. В чем-то этот процесс аналогичен так называемому «большому бодуну», когда человек, очнувшийся утром с жуткой головной болью, пытается вспомнить, что с ним было накануне и где он, собственно, оказался. Мне в этом плане было легче: голова у меня никогда не болела. Даже если накануне мне ее проломили кирпичом.

И потом, в течение всего дня, я пытался всячески соответствовать. Старательно изображал мужа, отца и друга тех, кого видел впервые. Выполнял свой долг, исполнял обязанности — в меру своих возможностей.

Но однажды мне это надоело, и я сказал себе: «Хватит».

Что толку дергаться, как муха в паутине, если на следующий день все будет по-другому?

И тогда я зажил в свое удовольствие. Нет, я, конечно, все равно не рассказывал никому, «какая муха меня укусила». Я по-прежнему стоически надевал на себя маску себя-другого, но вел себя не так, как он. К сожалению, рамки одного дня не давали разгуляться по-настоящему, но с этим приходилось мириться. Лучшим способом насладиться свободой было сбежать куда-нибудь подальше. Если позволяют средства, улететь на самолете куда-нибудь (причем в полете желательно не заснуть!) и бродить по незнакомому городу, где меня никто не знает и, следовательно, не будет приставать со всякими претензиями. Жаль, что путешествия ограничивались, как правило, только своей страной — никто не успел бы оформить загранпаспорт и получить визу в другие страны за один день.

Правда, несколько раз мне удалось побывать и за рубежом — в рамках очередных воплощений. То я как шахматист участвовал в международном турнире в Пальма-де-Майорка. То, будучи ученым, я должен был выступать с лекциями в парижской Сорбонне.

Но такое случалось редко. В основном, центром всех моих жизней была Москва, а в ней всегда можно спрятаться от мнимых друзей, родственников и коллег по работе. Достаточно выбраться из дома (иногда — со скандалом, если домашние имели что-то против моей вылазки) и смешаться с толпой. Давно прошли те времена, когда я наивно пытался разыскать тех, кого знал по прежней жизни. Теперь я никого не искал. Даже сестру Алку, которая, как ни странно, в отличие от меня, менялась мало. Видимо, ей было на роду написано рано выйти замуж, нарожать энное количество детей и погрязнуть в пеленках, стирках и приготовлении борщей. Хотя, пожалуй, только от неё я мог бы получить исчерпывающую информацию о своей текущей жизни. Но зачем? Имело ли это смысл, если завтра опять все изменится?..

В результате я вновь был обречен на одиночество. Как и в первой жизни, только с тем отличием, что теперь люди постоянно окружали меня, но мне не было до них никакого дела. Подсознательно я все больше относился к ним, как к персонажам какого-то бестолкового и бесконечного телесериала, где каждая серия абсолютно не связана с предыдущей, а режиссер вводит все новых героев. Они ходили рядом со мной, они задевали меня локтем или боком, они были вроде бы реальными — и в то же время какими-то виртуальными, что ли. Складывалось впечатление, что все они существуют только один день, а завтра на их смену придут другие. В какой-то степени так оно и было. Если допустить, что все эти параллельные миры — компьютерные файлы, которые кто-то открывает, чтобы тут же закрыть, то, пока я, как курсор, мерцаю в одном из этих миров, другие для меня не существуют. Я никогда не задавался вопросом, что происходит с вариантами, в которых я уже побывал. Точнее — что там происходит с моим «двойником»? Возвращается ли его сознание на место или он остается никчемной пустышкой? Помнит ли он о том, что с ним было, или в его памяти возникает черная дыра?