Радость и страх - Джойс Кэри

Джон, присутствовавший на одном из таких интервью, спрашивает гостя: А он правда незаменим?

И тот, человек понятливый, честолюбивый, образованный, мгновенно почувствовав в Джоне родственную душу, отвечает, вздернув брови, пожимая не плечами, а всем лицом: - Трудно сказать. Его уход вызвал бы большой шум в парламенте и всякие слухи на заводах; возможно даже, серьезный кризис.

- А если он останется, начнется хорошенький кавардак.

Опять вздернутые брови. - Не хуже, чем если б на его месте был кто-нибудь другой. В конце концов, кавардак не прекращается, вы не согласны?

- Совершенно согласен.

- Трудно ожидать, что игра пойдет по правилам, когда колода наполовину состоит из джокеров.

- И все играющие вооружены.

Молодые люди улыбаются друг другу, как члены некой тайной секты. И весь вечер лицо Джона хранит следы улыбки, словно он думает: "Забавно все же устроена жизнь, и чем ближе ее узнаешь, тем она забавнее".

74

В ожидании, пока объявят результаты выпускных экзаменов, Джон помогает в конторе. Вдвоем с молодой особой по фамилии Бретт, старшей секретаршей Смита в Хэкстро, они разбирают почту и решают, что следует показать Смиту. Забавно, думает Джон, какая власть сосредоточена в руках этой молодой женщины. Она устанавливает очередность, то есть во многих случаях решает, чему уделить внимание, а что попросту выкинуть как мусор - всякие там циркуляры, письма от психопатов и от религиозных обществ. Психопатов она определяет по собственному разумению и относит в эту категорию почти всех изобретателей.

- Предлагают реактивную пушку, - говорит Джон. - Как поступим?

- В корзину, - коротко отвечает Бретт. - Их каждый день предлагают.

- И кажется, уже пробовали изготовлять?

- Нет, но это глупости, сразу видно.

А когда Джон замечает, что об этом, возможно, стоит подумать, язвительно парирует: - Ну, если вы такой умный, так и работайте вместо меня. Только Смит вас не поблагодарит, если вы ему весь стол завалите такой ахинеей. У него лишнего времени нет.

- В том-то, видно, и горе. Нет времени ни во что вникнуть.

- А вы видите, какие кучи писем? И день ото дня все больше.

- Все зависит от того, кто занят отбором, и так сверху донизу.

Но молодая особа надулась, и Джон умолкает. Он уже понял, что так называемый канцелярский аппарат - это своего рода нервный узел. Бретт нельзя раздражать, не то пострадает и Смит, и Голлан будет плохо обслужен, а тогда какому-то высокому чину в армии не хватит грузовиков или боеприпасов, и погибнут солдаты. Поэтому он скромно играет свою роль как подручный Бретт, а мысли свои держит при себе. Голлан - тот почти не замечает его присутствия. Он теперь, если бывает дома, первый завтрак съедает в спальне у Табиты, а второй - в конторе. Увидеть его можно, разве только когда он чуть не бегом направляется через холл к парадной двери, чтобы отбыть в инспекционную поездку со своей свитой - Табита рядом с ним, Смит - бледный, озабоченный, покорный - чуть позади, за Смитом - два молодых эксперта, готовых по первому знаку подсказать нужные статистические данные, и наконец, две машинистки. Увидев Джона, Голлан делает удивленное лицо: - Алло, Джонни, ты здесь? Значит, каникулы? А потом что? В тараканы? Черный котелок?

- Да, с моей ногой придется, видно, идти на гражданскую службу.

- Или в парламент. Либо говорильня, либо писанина. Эх, Джонни, как подумаю, что ты мог бы стать инженером! А когда ты разделаешься с твоими римлянами?

- Вы о выпускных экзаменах? Я их уже сдал. Я...

Но Голлан не дождался ответа. Он уже выскочил за дверь с такой быстротой, что свита его предстает в мало почтенном виде - ни дать ни взять орава нищих, устремившаяся вслед за туристом.

И все же Джон - неотъемлемая часть этого нервного узла. Он - нерв, реагирующий на определенные раздражители. Табита по телеграфу запрашивает его о секретных бумагах. Смит посылает его на завод потактичнее выведать, почему такой-то управляющий хочет уйти - переманивают его или здесь чем-то недоволен. Выполняет он эти поручения толково, умеет уловить атмосферу. И отчет умеет написать - сколько лет корпел над сочинениями. Экзамены он сдал хорошо, но ему тут же предлагают остаться в Хэкстро и возглавить новый отдел - промышленных отношений. Теперь у него свой секретарь, но отчим опять недоволен.

- Ага, Джонни, получил работу?

- Да, сэр. Заведую у вас новым отделом - промышленных отношений.

- Вздор, это не мой отдел. Мне его навязали. Одна писанина. Только бумагу изводить... Как у нас со временем, Смит?

- Опаздываем, сэр.

- Так что же мы здесь валандаемся? Пошли, пошли. Терпеть не могу опаздывать. Скажите им там, пусть пошевеливаются. - Голлан и на третьем году войны уверяет, что напряженная работа ему полезна, он от нее молодеет.

А выглядит он даже старше своих лет. Он совсем облысел; лицо сморщилось, как высохший пузырь; живыми кажутся только поблескивающие глазки; он стал дюйма на два ниже ростом - сплошные руки и ноги - и очень плохо слышит. Он знает, что глух, и беспрестанно говорит, чтобы не нужно было слушать. И по этой же причине напускает на себя бравый вид и орет: Ну-ка поскорее, я жду. Время, между прочим, военное.

75

И вот однажды Джона вызывают по телефону в Лондон, в управление "Голлан индастриз". Таинственный голос велит ему приехать немедленно и никому не говорить, куда едет; его встретят в вестибюле. Джон мчится в город, его встречает клерк и проводит в небольшой кабинет на верхнем этаже, где на ковре, головой на коленях у Табиты, лежит Голлан. Глаза его закрыты, он тяжело дышит и время от времени как-то странно всхрапывает. Воротничок у него расстегнут. У Табиты в руке стакан с водой. Рядом стоят Смит, клерк и машинистка.

Табита, которая, как всегда в критические минуты, кажется особенно спокойной, потому что особенно сильно волнуется, поднимает глаза на Джона и произносит: - Нужен доктор. Срочно. Позвони, пожалуйста, Джон.

Больной всхрапывает громче и поднимает руку, что должно означать: "Никаких докторов". Он слабо шевелится, точно пробует встать.

Джон склоняется к нему. - Вы больны, Джим, вы лучше полежите. И может быть, вызовем все-таки доктора?

Хриплый шепот: - Кто?.. - И вдруг: - Джон! - Рука слабо шарит по воздуху и вцепляется в рукав Джона. - Джон!

- Да, Джим?

- Не удар. - Рука бессильно падает. - Это ничего, ничего... минуту... пять минут...

Табита качает головой и взглядом приказывает Джону вызвать врача.

Джон, сделав знак Смиту, выходит вместе с ним в коридор. - А ведь очень похоже на удар. Как же без врача?

Чиновник морщится. - Но это небезопасно. Стоун где-то поблизости, он приехал, я знаю. Он сразу пронюхает.

- Понятно. Вы боитесь, что газеты...

- Всякие слухи о болезни весьма нежелательны, особенно сейчас, когда в России все рушится. Хорошо еще, что шефу стало плохо здесь, наверху. И у машинистки хватило ума первым делом послать за мной.

- Если б удалось перевезти его в Хэкстро, мы позвали бы Бэйна. Тот шотландец, умеет молчать.

Внезапно рядом с ними появилась Табита. Мужчины вздрагивают от ее голоса: - Ну что, послали за доктором? А если он умрет? Где телефон?

Джон и Смит тревожно переглядываются, словно говоря: "Как же быть? Она не понимает. Женщины не видят дальше своего носа". Как объяснить ей, что необходимо пойти на риск, даже если это будет стоить Голлану жизни? Голлан - фигура настолько важная, что человеческие мерки к нему неприменимы, он как один из тех древних царей, наделенных божественной властью, к которым даже врач не смел прикоснуться.

- Это значило бы взвалить на себя огромную ответственность, леди Голлан, - мямлит Смит. - И притом открыто ослушаться шефа.

- Мне кажется, мама, тут требуется осторожность.

- Осторожность! - Табита нетерпеливо отмахивается от них. - Но это убийство! - И требует, чтобы ее провели к телефону.

По счастью, еще прежде, чем она дозвонилась до врача, вбегает машинистка - она подняла на верхний этаж грузовой лифт.

Смит, Джон и оба клерка переносят Голлана в лифт и пристраивают на каких-то ящиках. Он и сам пытается помочь. И крепко держится за Джона. Не уходи, Джонни... Это ничего... Не удар... чтобы в газеты не попало.

- Все будет шито-крыто.

- Да, шито-крыто... никаких разговоров... скорее домой.

Клерк уже привел во двор такси. Через полчаса Голлан в Хэкстро и до постели добирается сам, чтобы слуги видели, что он здоров. И продолжает упрямиться: - Никаких докторов, а то пойдут разговоры. Не хочу разговоров. Джонни, ты останься. - Он бросает на Табиту подозрительный взгляд. Ладно, Берти, я ничего. Джонни со мной побудет. - И Табита, поняв намек, выходит из комнаты.

А наутро, отбывая якобы в инспекционную поездку на север, а на самом деле - отдохнуть недельку в глухой рыбачьей деревушке в северном Уэльсе, он берет с собой не только Табиту, но и Джона. Табите он уже не доверяет. Боится, что она выдаст его докторам.

- Не суетись ты, Берти. Вам, женщинам, все бы суетиться. Я здоров.