Соблазни меня в сумерках - Клейпас Лиза
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лицо мисс Маркс вспыхнуло.
– Я намерена затемнить его, как только представится возможность.
– Зачем? – изумилась Поппи. – Так гораздо красивей.
Амелия нашла нужным вмешаться:
– Я бы не советовала тебе применять краску в ближайшее время, Кэтрин. Так можно испортить волосы.
– Наверное, ты права. – Мисс Маркс нахмурилась, неосознанно накручивая на палец блестящую прядь.
Поппи перевела вопросительный взгляд с компаньонки на сестру. Она никогда не слышала, чтобы Амелия называла мисс Маркс по имени.
– Можно, я посижу с вами? – спросила мисс Маркс, обращаясь к Поппи. – Мне не терпится услышать, что произошло со дня свадьбы. И... – Последовала короткая, довольно нервозная пауза. – Мне нужно рассказать тебе кое-что, имеющее отношение к ситуации, в которой ты оказалась.
– О, пожалуйста, – отозвалась Поппи. Бросив быстрый взгляд на Амелию, она поняла, что ее старшая сестра уже в курсе того, что мисс Маркс собирается поведать ей.
Она села на диван рядом с Амелией, а мисс Маркс расположилась в кресле напротив.
В дверь проскочило что-то длинное и гибкое и замерло. Это был Доджер. При виде Поппи он исполнил несколько радостных прыжков и бросился к ней.
– Доджер! – воскликнула Поппи, почти обрадованная встрече с хорьком. Он запрыгнул к ней на колени, умильно поблескивая глазками, и довольно залопотал, когда она погладила его по спине. Затем спрыгнул на пол и осторожно двинулся к мисс Маркс.
Компаньонка устремила на него строгий взгляд.
– Не смей приближаться ко мне, злосчастное животное.
Ничуть не обескураженный, зверек плюхнулся на пол у ее ног и перевернулся на спину, показывая живот. Все Хатауэи потешались над тем, что Доджер обожает мисс Маркс, несмотря на ее очевидное презрение.
– Убирайся, – сказала она, но влюбленный хорек не прекратил попыток очаровать ее.
Вздохнув, Кэтрин нагнулась и сняла один из своих башмаков из прочной черной кожи со шнуровкой до щиколотки.
– Это единственный способ утихомирить его, – сказала она.
Хорек мигом перестал лопотать и зарылся головой в башмак.
Подавив улыбку, Амелия переключила внимание на Поппи.
– Ты поссорилась с Гарри?
– Не совсем. Все действительно началось с ссоры, но... – Лицо Поппи загорелось. – С самой свадьбы мы только и делали, что ходили вокруг да около. А потом, когда казалось, что мы наконец-то... – Слова застряли у нее в горле, но она заставила себя беспорядочно продолжить: – Боюсь, что так будет всегда. Мне кажется, он неравнодушен ко мне, но не хочет, чтобы я испытывала к нему ответные чувства. Он как будто нуждается и одновременно боится привязанности. И это ставит меня в безвыходное положение. – Она издала невеселый смешок, состроив безнадежную гримасу, словно спрашивала: что прикажешь делать с таким мужчиной?
Вместо того чтобы ответить, Амелия обратила взгляд на мисс Маркс.
Та выглядела непривычно уязвимой и смущенной.
– Поппи, возможно, я могу пролить свет на ситуацию. На то, что делает Гарри таким недосягаемым.
Поппи растерянно моргнула, пораженная столь фамильярным упоминанием ее мужа.
– Вы были знакомы с Гарри, мисс Маркс?
– Пожалуйста, зови меня Кэтрин. Я бы очень хотела, чтобы ты считала меня своим другом. – Кэтрин прерывисто вздохнула. – Да, я была знакома с ним в прошлом.
– Что? – слабо спросила Поппи.
– Мне следовало рассказать это тебе раньше. Извини. Об этом нелегко говорить.
Поппи изумленно молчала. Не часто случалось, чтобы человек, которого она хорошо знала, открывался с новой, неожиданной стороны. Выходит, между мисс Маркс и Гарри существует связь? И что особенно обескураживало, они оба держали это в секрете. Ужасная мысль пришла ей голову, заставив похолодеть.
– О Боже. Вы с Гарри...
– Нет. Ничего такого. Но это запутанная история, и я не знаю, как... Позвольте начать с того, что мне известно про Гарри.
Поппи озадаченно кивнула.
– Отец Гарри, Артур Ратледж, был на редкость амбициозным человеком, – начала Кэтрин. – Он построил отель в Буффало, штат Нью-Йорк, как раз в то время, когда там начали расширять порт. И надо сказать, ему удалось добиться определенного успеха, хотя он был плохим управляющим – упрямым и деспотичным. Женился он в сорок лет на местной красавице, Николетт. Жизнерадостная и обаятельная, она была почти вдвое моложе его. У них было мало общего. Не знаю, прельстилась ли она его деньгами или поначалу их связывали чувства. К сожалению, Гарри родился немного раньше срока, что дало пищу сомнениям относительно отцовства Артура. Видимо, это поспособствовало семейным неурядицам. Так или иначе, но брак дал трещину. После рождения Гарри Николетт пустилась во все тяжкие и в конечном итоге сбежала в Англию с одним из своих любовников. Гарри было четыре года. Лицо Кэтрин приняло задумчивое выражение. Она так погрузилась в свои мысли, что, казалось, даже не заметила, что хорек забрался к ней на колени. – Родители и раньше уделяли Гарри мало внимания, но после бегства Николетт он был полностью заброшен. Хуже, чем заброшен, он оказался в целенаправленной изоляции. Артур поместил его в невидимую тюрьму. Служащим отеля было приказано как можно меньше общаться с ним. Его часто запирали одного в комнате. Даже когда он ел на кухне, слуги боялись разговаривать с ним – из страха получить выговор. Артур позаботился о том, что Гарри был накормлен, одет и получал образование. Никто не мог сказать, что с Гарри плохо обращаются, потому что его не били и не морили голодом. Но существуют способы сломать человеческую душу и помимо телесных наказаний.
– Но почему? – спросила Поппи, не в силах постигнуть подобной жестокости. – Как можно быть насколько мстительным, чтобы наказывать ребенка за прегрешения его матери?
– Гарри напоминал Артуру о прошлом унижении и разочаровании. И весьма вероятно, что он не был даже его сыном.
– Это не оправдание! – взорвалась Поппи. – Как жаль, что никто не смог помочь ему!
– Многие из служащих отеля ужасно переживали из-за участи Гарри. Особенно экономка. Как-то раз она заметила, что ребенка не видно два дня, и отправилась на поиски. Он был заперт в своей комнате без еды. Артур был так занят, что забыл выпустить его. А Гарри было всего пять лет.
– Неужели никто не слышал, как он плакал? Разве он не производил никакого шума? – спросила Поппи дрогнувшим тоном.
Кэтрин опустила глаза, погладив хорька.
– Главное правило отеля – никогда не беспокоить постояльцев. Гарри это вбили в голову с самого рождения; Он тихо ждал, надеясь, что кто-нибудь вспомнит о нем и придет.
– О нет, – прошептала Поппи.
– Экономка пришла в такой ужас, – продолжила Кэтрин, – что смогла разузнать, куда уехала Николетт, и послана ей письмо, описав ситуацию, в надежде, что та пришлет за ним. Все, даже жизнь с такой матерью, как Николетт, было лучше, чем ужасная изоляция, которой подвергался ребенок.
– Но Николетт не прислала за ним?
– Нет, пока не стало слишком поздно для Гарри. Слишком поздно для всех, как выяснилось впоследствии. Николетт подхватила чахотку. Это было медленное увядание, но ближе к концу болезнь стала быстро прогрессировать. Перед смертью ей захотелось узнать, что стало с ее сыном, и она написала ему письмо с просьбой приехать. Он отбыл в Лондон на первом же корабле. К тому времени он уже стал взрослым. Ему было двадцать или около того. Не знаю, почему он хотел увидеть свою мать. Подозреваю, что у него в голове засела мысль, что она уехала из-за него. – Кэтрин помолчала, погруженная в собственные мысли. – Дети часто винят себя в дурном обращении с ними.
– Но он был совсем маленьким. – Сердце Поппи сжалось от сочувствия. – Ни один ребенок не заслуживает того, чтобы быть брошенным.
– Вряд ли кто-нибудь говорил это Гарри, – сказала Кэтрин. – Да он и не стал бы это обсуждать.
– Что сказала ему мать, когда он нашел ее?
Кэтрин не сразу ответила, гладя блестящий мех хорька, свернувшегося у нее на коленях. Наконец она отозвалась напряженным тоном, не поднимая глаз: