Тринадцатая сказка - Диана Сеттерфилд

Дальше его рассуждения продвигались медленно и со скрипом. Если Чарли так и не объявится, кто еще, как не адвокат семьи, должен будет контролировать все операции с его банковским счетом? Джон где-то слышал, что в случае неоправданно затянувшегося отсутствия человека об этом следует известить адвоката или представителей власти, однако… Его нежелание связываться с чужаками можно было понять. Много лет они здесь жили в отрыве от окружающего мира. За все это время одна лишь Эстер явилась к ним со стороны – и к чему это привело? Кроме того, Джон инстинктивно не доверял юристам. Он ничего не имел против мистера Ломакса лично – при посещениях Анджелфилда тот показал себя воспитанным и благоразумным джентльменом, – однако ему было нелегко смириться с мыслью, что их проблемы будет решать какой-то профессиональный крючкотвор, сующий нос в чужие дела исключительно ради того, чтобы на этом заработать. И потом, когда исчезновение Чарли станет таким же общеизвестным фактом, каким ранее было его затворничество, где гарантия, что адвокат согласится подписывать за него счета, чтобы Джону и Миссиз было чем расплачиваться в деревенской лавке? Даже скудных знаний Джона о юристах и юриспруденции было достаточно, чтобы понять, насколько это все непросто. Он представил себе, как мистер Ломаке в порядке ревизии тщательно осматривает дом, открывает все двери, роется в шкафах и заглядывает в каждый темный закоулок, нарушая покой призрачных обитателей Анджелфилда. Однажды начавшись, это уже никогда не закончится.

В этой связи Джона беспокоило еще одно обстоятельство. Посетив усадьбу, адвокат наверняка заметит неадекватное состояние Миссиз и вызовет доктора, после чего она может пойти по стопам Изабеллы – проще говоря, ее упрячут в богадельню.

Так стоило ли обращаться к адвокату? Нет. Они только что с трудом перенесли одно вторжение извне, и не стоило сейчас напрашиваться на другое. Пусть все идет своим чередом, а там будет видно.

Причин торопить события не было. Со времени последнего денежного поступления прошло всего несколько недель, так что на жизнь им пока хватало. Кроме того, Эстер сбежала, не успев получить причитающуюся ей плату, с учетом которой (если, конечно, Эстер ее не востребует) они располагали вполне приличной суммой. Крупных затрат на провизию не предвиделось: овощей и фруктов из сада хватило бы на целую армию, а в лесу пока еще не перевелись фазаны и куропатки. А если они окажутся в бедственном положении (Джон употребил именно этот термин, вряд ли вдумываясь в его смысл, ибо разве не таковым было их нынешнее положение, – о каких еще новых бедствиях тут можно говорить?), он имел на примете одного человека, который всегда был готов заплатить пару шиллингов за бутылку старого вина, немалый запас какового хранился в погребе.

– Сколько-то продержимся, – заверил он Миссиз, дымя сигаретой на кухне. – Если будем экономить, денег хватит месяца на четыре. А как выкручиваться дальше, ума не приложу. Ну да ладно, там поглядим.

Он обращался к ней исключительно для самоуспокоения, ибо давно уже не рассчитывал услышать в ответ что-нибудь вразумительное. Однако привычка беседовать с Миссиз укоренилась в нем так глубоко, что отказаться от нее в одночасье он не мог, и потому каждый вечер сидел напротив старухи за кухонным столом, делясь своими мыслями, тревогами и видами на будущее. А когда она ему отвечала – как правило, невпопад, а то и вовсе бессмысленным набором слов, – Джон честно ломал голову, пытаясь уловить связь между своим вопросом и ее ответом. Но лабиринт ее мыслей был слишком запутан, а тонкая логическая нить, ведущая от одного слова к другому, то и дело обрывалась, исчезая во мраке беспамятства.

Он копался в огороде, выращивая овощи; он готовил еду; он кормил Миссиз, мелко нарезая мясо и вилкой поднося кусочки к ее рту. Он убирал из-под ее носа остывший чай и вместо него ставил чашку со свежезаваренным. Он не был плотником по профессии, но занимался и плотницкой работой, прибивая новые доски поверх сгнивших половиц. Он старался вовремя сливать дождевую воду из кастрюль и тазиков на верхних этажах; он залезал на чердак и, скребя затылок, оглядывал дыры в крыше. «Надо будет это поправить», – говорил он себе под нос, но дожди тогда шли нечасто, а до снегопадов было еще далеко, и эта работа могла подождать. У Джона и без того дел было невпроворот. Он стирал простыни и одежду, которые по высыхании становились жесткими и липкими от мыла, потому что он забывал их прополаскивать. Он свежевал кроликов и ощипывал фазанов на жаркое. Он мыл посуду и чистил кухонную раковину. Он знал, что нужно делать по дому, поскольку сотни раз видел, как все это проделывала Миссиз.

Изредка он на полчаса заглядывал в фигурный садик, но уже не мог по-настоящему насладиться любимым занятием, постоянно тревожась, как бы чего не случилось дома в его отсутствие. В любом случае правильный уход за кустами требовал намного больше времени, чем мог себе позволить Джон. Закончилось тем, что он полностью сосредоточился на огороде, оставив сад на произвол судьбы.

Постепенно новый порядок вещей утвердился, и нам такая жизнь в целом была по душе. Винный погреб оправдал себя как стабильный источник финансирования; мы жили хотя и скромно, но не бедствовали. И нас вполне устраивало отсутствие Чарли – без него всем было лучше. Не возвратившийся и не найденный, не живой и не мертвый, он никому не мог причинить зла.

Посему я решила сохранить в тайне то, что мне было известно.

В глубине леса есть старая лачуга. Простояв нежилой добрую сотню лет, она совсем затерялась в зарослях крапивы и колючих кустарников. Раньше здесь часто бывали Чарли с Изабеллой, а после того, как Изабеллу упрятали в сумасшедший дом, Чарли продолжал ходить сюда один. Я это знала, потому что выследила его, когда он сидел там, шмыгая носом и выцарапывая ржавой иглой любовные послания на собственных костях.

Когда Чарли исчез из дому, я недолго думала, где его искать, и направилась к той лачуге. Я продралась сквозь густую поросль, закрывавшую вход, из которого тянуло сладковатым запахом гнили, и там в полутьме увидела Чарли. Он валялся в углу, а рядом лежал пистолет. Полголовы было снесено выстрелом, но я опознала его по уцелевшей половине, хотя ту сплошь облепили какие-то белые личинки. Да, это был Чарли – и не в лучшем виде.

Я кинулась прочь оттуда, не обращая внимания на крапиву и колючки. Мне хотелось как можно скорее избавиться от этого зрелища, но оно продолжало стоять у меня перед глазами, и даже на бегу я не переставала ощущать на себе жуткий взгляд его единственной глазницы.

Мне надо было как-то успокоиться.

И я вспомнила об одном местечке неподалеку – о маленьком доме посреди леса. Пару раз я воровала там еду. К этому дому я и направилась. На четвереньках, стараясь не производить шума, я подползла к самому окну и осторожно перевела дыхание. В двух шагах от меня шла своим чередом жизнь обычных людей. Привстав, я осторожно заглянула в окно и увидела женщину в кресле, занятую вязанием. Она не знала, что я нахожусь рядом, но на меня ее присутствие подействовало успокаивающе – так, наверно, могут успокаивать только добрые бабушки из детских сказок. Я смотрела на нее и чувствовала, как понемногу избавляюсь от навязчивого видения мертвого Чарли, пока это видение не растаяло окончательно.

Я вернулась в Анджелфилд и никому не рассказала об увиденном. Нам нравилось жить так, как мы жили. А ему теперь было все равно, не так ли?

Чарли стал первым из моих призраков.

Похоже, автомобиль доктора сделался деталью местного пейзажа. В мой первый приезд к мисс Винтер доктор посещал ее раз в три дня; потом он стал появляться через день, потом ежедневно, а теперь бывал здесь дважды на дню. При встречах с мисс Винтер я пыталась судить о состоянии дел по ее внешнему виду. Факты мне были известны. Я знала, что она больна. Я знала, что она умирает. Но, рассказывая мне свою историю, она неизменно оживлялась, как будто черпала свежие силы из источников, над которыми были не властны болезни и возраст. Как следствие, я не отмечала в ней существенных перемен, объясняя это постоянством и хорошим качеством врачебного ухода.

Однако незаметно для меня состояние ее серьезно ухудшалось. Ибо чем еще можно было объяснить неожиданное заявление Джудит? Однажды утром она сказала мне, что мисс Винтер чувствует себя неважно и не сможет со мной встретиться. Более того, по ее словам, мисс Винтер будет вынуждена дня на два прервать нашу серию интервью, так что я могу воспользоваться этой передышкой по своему усмотрению.

– Передышка? Еще недавно я с таким трудом вырвала у нее три дня для своих личных дел, а теперь она сама отправляет меня в отпуск? И это за считаные недели до Рождества!

Обычно бесцветное лицо Джудит залилось краской, но она ничего не добавила к своему сообщению. Стало быть, возникли какие-то проблемы, и мое присутствие здесь в эти дни было нежелательным.