Загадки старинных кладов - Александр Косарев

"Пойдем (поедем) мы с тобой вскоре на одну речку и таи, вблизи от моста есть земляной нал. Вот недалеко от него и зарыто золото".

Такая постановка вопроса вполне имеет право на жизнь. Ведь именно эти предварительные приметы Игнатий Петрашкевич и сообщил в полицию. И все дальнейшие поиски и так называемые раскопки 1820 г. тоже велись на какой-то речке, вблизи какого-то моста. Присутствовала там и насыпь. То ли она вела к мосту, то ли действительно была частью некого защитного сооружения, было неясно. Но зато было предельно ясно, что бочонки были спрятаны именно около какой-то реки. От этой, уже озвученной Петрашкевичу версии наш основной свидетель, скорее всего, отойти уже не мог. Поведи он чиновничью комиссию в чистое поле или ближайший лес, как тут же его недавний "компаньон" мгновенно уличил бы его во лжи. Ковалевский просто обязан был играть свою рискованную тру таким образом, чтобы не вызвать у сопровождающих его лиц ни малейшего подозрения в преднамеренной неискренности.

По трезвому разумению только его данные о том, что клад был действительно зарыт недалеко от переправы через какую-то реку, и можно было считать единственно надежной путеводной ниточкой в нашем расследовании. А дальше следовало расстелить на столе каргу Смоленской области 1812 г. и, начиная от самого г. Красного, медленно двигаться по направлению к Смоленску. При этом движении не следовало упускать ни малейшей речки, ни ручейка, мимо которого проходил, отступая из Москвы, конный польский корпус князя Понятовского.

Первой на этом пути нам встречается речка (нет, скорее ручеек) Мерейка, которая течет буквально в ста метрах от ближайшей городской улицы. Далее, в 2,5 км восточнее городских окраин несет к Днепру свои быстрые воды речка Лосвинка (бывшая Лосмина). Далее река Всшесна и, наконец, Дубрава, текущая у селения Старая Жорновка. Дальше мы не двинемся ни на шаг Потому, что польский корпус (в одной из дивизии которого и служил Ковалевский) вышел на тракт Смоленск — Красный именно там, около Старой Жорновки!

Я бодро выписал все четыре речки в столбик, и именно в этот момент меня неожиданно охватили жестокие сомнения.

— Хитрый полячина, — подумалось мне, — вполне мог повести комиссию в совершенно неверном направлении от города. Да, да! А почему бы и нет? Он вполне мог притворно направиться на восток, на ту же самую Мерейку (чтобы долго не бить ноги), когда на самом деле ему бы следовало идти, а то и ехать на запад!

Посомневавшись не более пяти минут, я вновь пододвинул к себе карту и уверенной рукой внес в список еще четыре реки. Вписал реки Свиную и Добрую, притоки реки Лупы: у деревни Синяки и, для верности, второй — Комаровку. Затем вновь перечитал весь список. Не было ни единой существенной зацепки, которая помогла бы выделить из всех этих речек ту одну, единственную, заветную. Практически возле каждого моста неоднократно происходили крупные заторы французских обозов. Почти в любом подобном месте налетали на них казачьи отряды, поливая возниц свинцом и утаскивая их в плен арканами. К тому же вблизи многих переправ были устроены либо подъездные насыпи, либо мельницы, либо защитные земляные валы, позволяющие избежать наводнений во время весеннего половодья. Чтобы выбрать для подробного электронного обследования один или два наиболее подходящих места, мне следовало безотлагательно выехать в район г. Красного и произвести тщательнейший осмотр всех намеченных целей и полигонов.

Я встал из-за стола, подошел к окну и долго смотрел на заваленную сугробами улицу. С одной стороны, ехать нужно было прямо сейчас. В таком случае я как бы оказывался на месте господина Ковалевского, который зарывал свои бочонки именно в такую преотвратную погоду. Но, с другой стороны, места старых раскопов можно будет увидеть, только когда сойдет снег, но еще не вырастет трава. Последнее соображение перевесило все прочие доводы, и выезд на полевые работы я наметил на конец апреля. К этому времени (я знал об этом ранее) в Смоленской области уже сходит снег, но маскирующий все подробности травяной покров не успевает вырасти выше 10–12 см.

До выезда в "поля" времени было много, но какой-либо уверенности в правильности выбора направления в поисках у меня не было совершенно. Оставалось какое-то тягостное ощущение незавершенности и слабости выявленных поисковых ориентиров. Гребли, Грабли, Гребешки, — крутилось у меня в голове, — вот тоже мне загадка. Возможно, истинное значение этого слова и не далеко подвинет нас в расследовании, но, во всяком случае, укажет на то место, где проводились поиски в 1820 г. Во всяком случае, можно будет понять, на какой же именно реке производились первоначальные раскопки. Что же оно означало в оригинале? Никаких озарений по этому поводу не приходило, и оставалось только ждать.

Впрочем, ожидание надолго не затянулось. Неожиданный телефонный звонок, прозвучавший поздним вечером 17 марта, разом вывел меня из состояния пассивности.

— Александр Григорьевич, — срывался в трубке голос моего соратника по поисковым вопросам, — свершилось! Теперь я точно знаю, что такое Гребли и какое они имеют отношение к двум бочонкам! Когда встретимся, я Вам все расскажу!

Неделя ожидания встречи пролетела мгновенно. Наконец, раздался долгожданный звонок в дверь. Через несколько минут, когда гость разделся и уселся за стол, я ловко подсунул ему заранее раскрытый на нужной странице атлас Смоленской области.

— Ну, и где же Ваши "гребли-грабли"? — спросил я, едва сдерживая волнение.

— А вот они, — ткнул он пальцем в речку Всшесна, протекающую как раз восточнее Красного. — Но, разумеется, на современной карте ничего такого мы не увидим, а в доказательство моей теории я привез тебе карту 1817 г. Вот видишь? — протянул мне гость небольшой листок старинной карты, изображающей ход одной из битв кампании 1812 г. — Если ехать от Смоленска к Красному, то именно вблизи узенького мостика через Всшесну французские колонны ожидал неприятный сюрприз. В некотором отдалении за переправой их уже ожидала засада генерала Милорадовича, который решил отличиться перед государем столь дерзкой выходкой. На каком-то этапе его план удался. У тесного мостика через совсем неширокую речку скопилось громадное количество войск и экипажей, которые быстро запрудили огромную площадь. Но, на счастье французов, вверх по течению данной реки была устроена плотина, за которой разливался приличных размеров пруд. Обнаружив плотину, солдаты коалиционной армии и транспортные колонны повалили туда, благо от моста данная "гребля" была на расстоянии всего в 250 м. Милорадович был отброшен от дороги, и движение по трассе возобновилось. Считаю, что речь идет именно об этой плотине. Ведь всякая "гребля" — это то, что нагребли, т. е. насыпали. Большое скопление повозок — это раз, — принялся загибать пальцы мой собеседник. — Кровавая стычка с нашими войсками, в которой могли быть убиты лошади кассового фургона, — два. Далее мост через реку, близкая к нему насыпь, да и сама плотина как удачно подвернувшийся ориентир. Ведь именно об этом месте мог говорить Ковалевский на допросе. К тому же Всшесна не так далеко от самого г. Красного, всего в десяти верстах. Так что эта местность относилась именно к этому городу, а не к Смоленску. И самое-то замечательное, — предупреждающе поднял гость указательный палец, — припомни-ка быстренько, откуда был родом поляк Петрашкевич?

— Откуда… родом? — недоуменно переспросил я, совершенно не понимая, какое это может иметь отношение к нашему делу. Кажется, он был не из Красного. Откуда-то из провинции…

— Он был писарем Мерлинской волости! — перебил меня собеседник. — А где у нас то самое Мерлино? Да вот же оно, — вновь постучал он пальцем по тому же месту на карте, — стоит всего в километре от этого моста и от этой насыпи. Ты понимаешь теперь, почему Ковалевский отыскал именно его, этого Петрашкевич а? Да потому что он, этот писарь, жил как раз вблизи того места, где были зарыты бочонки, и мог, как местный житель, что-то там такое делать вблизи прудовой плотины, не опасаясь разоблачения.

— Гениально, — только и смог произнести я в ответ, — просто потрясающе! Теперь все кажется более или менее ясным. Нападение Милорадовнча на головную часть обозной колонны, кассиры, свернувшие к плотине, в ужасе прячут бочонки вблизи насыпи. Сами они частично гибнут при обстреле, а частично попадают в плен. Живых кассиров утаскивают с собой казаки, а уж затем французы делают прорыв и пробивают себе дорогу. Но они ничего не знают о золоте и скорее торопятся попасть в Красный. Обретя свободу через несколько лет, Ковалевский ради конспирации поселяется в городе, но то и дело появляется вблизи Мерлино. Проверяет, целы ли его бочки, а заодно ищет напарника из местных поляков… просто гениально. Решено, как только земля подсохнет — поеду в Мерлино, пощупаю, что лежит в этой плотине.