Лидерство во льдах. Антарктическая одиссея Шеклтона - Альфред Лансинг

Хуже всех было состояние Блэкборо. Наконец-то появилась чувствительность в правой ноге, и даже затеплилась надежда на то, что ее можно будет спасти. Но пальцы левой уже поразила гангрена. Макелрой, следивший за его состоянием, все время посвящал тому, чтобы не дать развиться так называемой мокрой гангрене, при которой омертвевшая плоть остается мягкой, и инфекция распространяется на другие части тела. При сухой гангрене пораженная часть тела чернеет и становится хрупкой. Через какое-то время организм как будто возводит стену между живой и мертвой плотью, и вероятность дальнейшего заражения заметно снижается. Макелрой постоянно следил за тем, чтобы процесс на этой ноге Блэкборо оставался в «сухой» стадии до тех пор, пока можно будет сделать какую-нибудь операцию.

С каждым днем они все больше и больше погружались в рутину жизни на острове. По вечерам перед ужином долго всматривались вдаль, чтобы убедиться, что не пропустили силуэт корабля или струйку дыма на горизонте. Убедившись в том, что никакого спасательного судна нет, возвращались ужинать в свою хижину.

Обычно после этого Хасси какое-то время играл на банджо. Но каждый вечер, перед тем как потушить жировые лампы, они разговаривали. Практически любая сказанная кем-то фраза перерастала в настоящую дискуссию или спор, несмотря на то что основной темой было спасение, а следом за ним — еда.

У Мэрстона была поваренная книга Пенни, и она пользовалась большой популярностью. Каждую ночь то одни, то другие брали ее почитать, долго сидели над ней, придумывая воображаемые блюда, которые съедят, как только вернутся домой. Орд-Лис как-то вечером записал в своем дневнике: «Мы бы хотели, чтобы нас кормили большими деревянными ложками и хлопали по животам задней стороной ложки, как корейских детей, чтобы поместилось чуть больше еды, чем обычно. Короче говоря, мы мечтаем, чтобы нас перекармливали, ужасно перекармливали, да, очень ужасно перекармливали. Причем только кашей, сахаром, пудингами из черной смородины и яблок, пирогами, молоком, яйцами, вареньем, медом и маслом — и все это пока мы не лопнем. И мы пристрелили бы любого, кто предложит нам мясо. Мы больше не хотим видеть мясо или слышать о нем до конца своих дней».

Семнадцатого мая Макелрой провел общий опрос на тему, что именно хотел бы съесть каждый из них, если бы ему разрешили выбрать одно блюдо на свой вкус. Судя по результатам, Орд-Лис оказался прав: почти все единогласно жаждали сладкого, и чем слаще, тем лучше.

Вот небольшая выборка предпочтений:

Кларк — Девонширские клецки со сливками

Джеймс — Пудинг с патокой

Макелрой — Мармеладный пудинг и девонширские сливки

Рикинсон — Пирог из ежевики и яблок со сливками

Уайлд — Яблочный пудинг со сливками

Хасси — Каша с сахаром и сливками

Грин — Яблоко, запеченное в тесте

Гринстрит — Рождественский пудинг

Керр — Тесто с сахарным сиропом

Но нашлись и те, чьим выбором оказались отнюдь не сладости.

Маклин — Яичница на хлебе

Бэйквелл — Запеченная свинина с бобами

Читэм — Свинина в яблочном соусе с картошкой и репой

А Блэкборо вообще хотел обычного хлеба с маслом.

Грина очень волновала эта тема, потому что когда-то он был кондитером и его не уставали расспрашивать о той работе. Особенно всех интересовало, разрешали ли ему там есть все, что он хочет.

Однажды ночью Херли, лежа в своем спальном мешке, услышал, как Уайлд и Макелрой обсуждают еду.

— Ты любишь пончики? — спрашивал Уайлд.

— Вполне, — отвечал Макелрой.

— Очень легко делаются, — продолжал Уайлд. — Я люблю их есть холодными, немного полив вареньем.

— Неплохо, — отвечал Макелрой. — А как насчет огромного омлета?

— Чертовски согласен.

Позже Херли услышал, как двое матросов увлеченно «обсуждали какую-то невероятную смесь рагу, яблочного соуса, пива и сыра». Затем Мэрстон, взяв за основу свою поваренную книгу, ввязался в ожесточенный спор с Грином по поводу того, являются ли хлебные крошки главным ингредиентом всех пудингов.

Тем или иным способом им удавалось поддерживать боевой дух. Лучше всего в этом помогали мечты о будущем. Но с каждым днем чувствовалось приближение зимы — продолжительность светового дня неумолимо сокращалась. Теперь солнце вставало над горизонтом после девяти часов, а садилось в три часа дня. Поскольку они находились почти в трехстах милях к северу от Южного полярного круга, солнце в этих широтах не должно было исчезнуть полностью. Но становилось заметно холоднее.

Двадцать второго мая Маклин писал: «В пейзаже происходят большие изменения: теперь все покрыто снегом, а наш берег заблокирован неподвижным льдом. В последние несколько дней он постоянно прибывал, и теперь, куда ни посмотри, все покрыто льдами, что значительно снижает шансы на спасение. Ни один корабль, кроме специально созданного для продвижения во льдах, не сможет уцелеть в таких условиях: железный пароход раздавило бы очень быстро. Кроме того, сейчас у нас очень мало солнечного света…»

И действительно, постепенно все осознавали, насколько мала вероятность того, что до начала зимы за ними придет спасательный корабль. Более того, это было почти невозможно. И 25 мая, спустя месяц после того, как ушел «Кэйрд», Херли писал: «С востока дует ветер и летит снег. Наступление зимы открывает перед нами самые неутешительные перспективы, которые только можно представить. Но все уже полностью смирились и морально готовы к тому, что придется зимовать».

Глава 30

Отрицать скорое спасение было вполне логично, учитывая, что шансы на прибытие корабля в ближайшем времени казались просто ничтожными. И все же люди не сдавались. На карту было поставлено слишком много.

Шестого июня Маклин писал: «Каждое утро я поднимаюсь на вершину скалы и, несмотря ни на что, надеюсь увидеть, как к нам плывет спасательный корабль». Даже Херли, который всегда позитивно ко всему относился, написал, что «все каждый день подолгу смотрят на горизонт в надежде увидеть мачту или шлейф дыма».

Шли дни, корабля по-прежнему не было, но люди упорно списывали это на массу разных причин: лед, бури, туман, подготовка и поиск подходящего корабля, официальные задержки — а то и все сразу. Но почти никто и никогда не упоминал самую вероятную причину — «Кэйрд» погиб.

Орд-Лис, известный своей откровенностью, писал: «Мы не перестаем волноваться за сэра Эрнеста. Можно только гадать, через что он прошел к этому моменту, где он сейчас и почему все еще не спас нас. Но на эту тему практически наложено табу. Все делают свои выводы и думают о разном. Никто не знает, как считают остальные, и, вполне очевидно, никто не осмеливается вслух рассказать о своих мыслях».

Какие бы мысли их ни посещали, ничего не оставалось, кроме как ждать и надеяться. Жизнь шла своим чередом. Каждый день назначался один кочегар, в чьи обязанности входило весь день поддерживать огонь, подбрасывая в него пингвиньи шкуры. При этом он должен был следить, чтобы в хижине не скапливалось слишком много дыма. Существовала также должность «мальчика на побегушках», ему приходилось добывать лед для воды и приносить замороженное мясо для готовки. Оба занятия были очень утомительными, и, для того чтобы избежать своей очереди, придумали довольно честную систему обмена. Например, за половину стейка из пингвина можно было на весь день избавиться от обязанностей кочегара, купив себе замену.

Установилась неплохая система обмена едой, и сами собой возникли «объединения по еде». Одним из наиболее популярных стало «сахарное объединение», каждый из членов которого ежедневно отдавал на хранение своим товарищам один из трех положенных ему кусочков сахара, чтобы каждый шестой или седьмой день устраивать себе праздник, съедая их. Уайлд ничего не имел против подобных уловок. На самом деле он предоставлял всем довольно большую свободу действий. Это помогало избегать конфликтов и давало людям пищу для размышлений.

В целом для тех условий, в которых им приходилось существовать, наблюдалось удивительное отсутствие серьезных противоречий. Возможно, серьезных конфликтов не было потому, что люди постоянно ссорились по каким-то незначительным поводам. В течение дня неоднократно вспыхивали споры, что помогало всем постепенно выпускать пар, который в противном случае стал бы накапливаться. Кроме того, в команде практически исчезло расслоение на классы и по социальному статусу, из-за чего многие получили возможность говорить более свободно — и пользовались ею. Тот, кто случайно наступал на голову соседа, пытаясь ночью выйти из хижины, получал такое же наказание, как и другие, несмотря на его прежнее положение.

Потребность выйти ночью по нужде была, вероятно, самой неприятной стороной жизни. Человеку приходилось пробираться между спящими в скудном свете жировой лампы, специально оставленной для этой цели. Просто нереально было пройти, не задев при этом никого на своем пути. Затем предстояло выползать наружу, где часто подстерегала метель. Выйдя, человек не всегда мог удержаться на ногах — буря поднимала в воздух и швыряла в разные стороны камни со скал и куски льда, летавшие вокруг хижины в полной темноте. Поэтому многие предпочитали исследовать пределы возможностей организма, пытаясь контролировать свой мочевой пузырь.