Лихорадка в крови - Маргит Сандему

Преследовать ее было трудно, от Виллему потребовалось много сил и смекалки, но часа через два ей удалось незаметно заманить корову в щель между двумя утесами. Корова оказалась покладистой и покорно приняла свою судьбу. В конце концов Виллему заперла ее в маленьком хлеве.

Старик был доволен. Теперь корову следовало подоить. Виллему была благодарна родителям, которые заставляли ее работать на усадьбе. В том числе и доить коров. Она помнила, как сердилась, когда ей приходилось выжимать молоко из коровьих сосков на глазах у работниц.

Теперь ей это пригодилось. В первый день ей не удалось выдоить ни капли — корову не доили слишком давно, вымя у нее набухло, один из сосков был поранен, и молоко вообще чуть не пропало. Но уже на другое утро дело пошло на лад, и постепенно корова раздоилась. Для Виллему и старика это было большое подспорье.

Старик лежал в постели и ладил рыболовную снасть. А Виллему ставила мережу, рваную сеть и ловушки. Кроме того, она со скалы ловила рыбу на удочку.

Ей везло. Они были с рыбой. С приходом осени поспели овощи и ячмень, посеянный стариком. В лесу было много ягод. Виллему, в общем-то не любившая рыбу, радовалась любому разнообразию в их пище. Она собирала ягоды и коренья, косила сено и ячмень, пекла, солила, выжимала сок. Старик со временем оправился и стал помогать ей. Он оказался не без причуд, как все старые и одинокие люди, и они с Виллему иногда ссорились, правда, это случалось не часто.

Каждый день Виллему поднималась на скалы, высматривая суда или лодки. Один раз она видела корабль, другой раз — шхуну. Корабль был тот самый, каперский, он плыл по фьорду, но Виллему не стала привлекать внимание каперов к острову. Шхуна выглядела более миролюбиво, но сколько Виллему ни кричала, ни махала руками, никто на борту не заметил ее. Каждый раз она с разочарованием возвращалась к своим делам.

По ночам Виллему думала о Доминике. Звала его. Однако не знала, слышит ли он ее призывы.

Если б у нее была лодка! Или хотя бы какой-нибудь крохотный плот! Она было решила построить плот, но нашла лишь одно подходящее бревно, и бросила свои попытки.

В ноябре Доминик неожиданно приехал в Гростенсхольм.

Там все еще надеялись, что Виллему вернется домой. Калеб и Никлас ездили к шведской границе Бохуслена в надежде хоть что-нибудь узнать про нее. Они даже пересекали границу, но нигде им не удалось получить сведения про Виллему. В конце концов их изгнали из Швеции, потому что Гюльденлёве уже вернулся в Норвегию и они больше не могли рассчитывать на поддержку норвежской армии. Они возвратились домой ни с чем.

Когда приехал Доминик, вся семья собралась в Линде-аллее.

Доминик молча выслушал их рассказ, они были в отчаянии и упрекали себя в трусости.

— Виллему жива, — сказал Доминик.

— Не может быть! — хором воскликнули все родственники.

— Она жива, — грустно повторил Доминик. — Ведь вы знаете, что мы с ней наделены особым даром: я улавливаю ее мысли. Даже когда между нами версты, она может передавать их мне, хотя принимать мои не может.

Все с тревогой ждали, что он скажет еще.

— Она приходит ко мне по ночам, — продолжал Доминик. — Во сне. А может, я в это время бодрствую, даже не знаю.

— И что она делает? Что говорит? — воскликнула Габриэлла.

— Слов я не слышу. Я понимаю только общий смысл и чувства. Она посылает мне чувство покоя. Передает, что я не должен за нее тревожиться, что ей хорошо. Просит нас всех подождать, сейчас она не может вернуться к нам, так во всяком случае я толкую ее послания. Но она ни в чем не нуждается, это я чувствую особенно ясно. И еще она передает что-то, чего я не понимаю. Что-то про лед…

— Лед? — удивился Бранд, который уже совсем оправился после поездки в Данию. — Люди Льда?

Доминик пожал плечами:

— Не знаю, не могу сказать. Как бы там ни было, я сейчас же отправляюсь в Бохуслен искать Виллему. Может, эти сигналы станут более понятными, если я окажусь ближе к тому месту, где она находится.

Его никто не отговаривал от поездки. Все понимали, как для него важно поскорее найти Виллему. Они и сами мечтали только о том, чтобы она нашлась. Узнав, что она, по-видимому, жива, они вновь обрели надежду.

Никлас хотел поехать вместе с Домиником, но Доминик предпочитал ехать один, считая, что так он привлечет к себе меньше внимания.

В Бохуслене он долго искал Виллему. И хотя она по-прежнему иногда посылала ему сигналы, ему не удалось найти никаких следов, которые привели бы его к ней. С тяжелой душой Доминик вернулся обратно в Гростенсхольм. На войне он был ранен пулей в шею и теперь получил на всю зиму отпуск. Он мог оставаться в Норвегии, пока Виллему не подаст вес точки о себе.

Если только она когда-нибудь подаст ее!

— По приметам зима будет холодная, — сказал старик, когда наступил декабрь.

— Хорошо бы! — обрадовалась Виллему. — Значит, море замерзнет?

— Возможно. Вообще-то оно замерзает не каждый год. Уж и не помню, когда оно замерзало в последний раз. Но будем надеяться. Вам понадобится опытная повитуха, когда придет ваше время.

Опытная повитуха — это еще полдела, подумала Виллему. Но старику о своих опасениях не рассказала. Он продолжал:

— Я решил забрать корову и податься с вами на материк. Поэтому я тоже жду, чтобы лед встал. Когда вы уедете, мне будет здесь совсем одиноко, а я уже стар. Да и о корове следует подумать. Если я вдруг помру, кто ее выпустит из хлева? Это не годится, моя Куколка не заслужила такой участи.

— А у вас есть на материке родные? — спросила Виллему.

— Когда-то в Танумс Хеде у меня жил брат. Он помоложе, чем я, надеюсь, он еще жив. У него большая семья. Может, кто из племянников приютит меня.

Виллему кивнула:

— Мне будет спокойнее, если я буду знать, что у вас на материке есть крыша над головой.

Они одновременно посмотрели на фьорд, в котором бушевали осенние штормы.

Январь…

Виллему уже не могла бы скрыть свою беременность. Каждый день она с надеждой смотрела на фьорд, но морозы все не начинались.

Они ударили только в феврале. Покрытые инеем камни и стебли сверкали и искрились, будто алмазные. Старик и Виллему держали теперь корову в доме, так и ей, и им было теплее. От мороза потрескивали бревна. Спать приходилось, не раздеваясь.

— Гляньте-ка! — воскликнул старик однажды утром, когда они поднялись на утес. — Возле берега лед уже встал. И у нас и на материке.

— Но середина-то фьорда еще не замерзла, — возразила Виллему. — Господи, только бы теперь не началась оттепель!

На другой день полоска открытой воды сделалась немного уже. Они начали укладывать вещи.

— Господи, — молился старик, сложив руки, — пусть еще немного постоит этот мороз! Не дай льду растаять!