«Если», 1995 № 01 - Уильям Гибсон

Лицо Доррела осталось бесстрастным, и он переспросил:

— Вул?

— Вул-Однокрылый, — пояснила Марис. Он, нахмурившись, повторил:

— Вул-Однокрылый. Теперь понимаю, чем ты удручена. Я и предположить не мог, что этот негодяй осмелится вновь появиться на Состязаниях. Он, что же, думает, мы примем его с распростертыми объятиями?

— Нет, он прекрасно знает, какой прием его ожидает. И его мнение о летателях не лучше, чем их о нем.

Доррел пожал плечами.

— Новость, конечно, не из приятных, но уверен, Вул нам праздника не испортит. Просто не стоит обращать на него внимание, а уж крыльев ему не видать как собственных ушей. Ведь, насколько мне известно, за последнее время никто из летателей не потерял близких родственников.

Марис откинулась на спинку стула. Доррел произнес почти те же слова, что и она в день появления Вула в «Деревянных Крыльях».

— Дорр, послушай, — тихо промолвила Марис. — Он великолепно летает. Тренировался многие годы. У него есть реальные шансы на победу. Я это знаю точно, ведь однажды он выиграл состязание в скорости даже у меня.

— Ты соревновалась с ним?..

— Да, в «Деревянных Крыльях». Тогда он… Доррел, залпом осушив стакан, со стуком поставил его на стол.

— Марис. — В его голосе слышалось напряжение. — Уж не хочешь ли ты сказать, что обучала в академии Вула? Вула-Однокрылого?!

— Он был таким же студентом, как и все, к тому же Сина просила меня позаниматься с ним.

— Вот как? Сина попросила!

— Дорр, я была там не для того, чтобы помогать только любимчикам. Я занималась со всеми студентами одинаково.

Доррел взял Марис за руку.

— Пойдем отсюда, Марис. Не хотелось бы, чтобы наш разговор кто-нибудь услышал.

Воздух был прохладным, ветер с моря доносил резкий запах соли и йода. Встречавшие летателей подростки давно разбрелись по домам, и посадочную площадку запоздалым путешественникам указывали лишь воткнутые в песок шесты с зажженными фонарями на концах. Отойдя от таверны футов на двести и убедившись, что на берегу они одни, Марис и Доррел уселись рядом прямо на песок.

— Я боюсь, Дорр, — мрачно сказала Марис. — Боюсь, что он выиграет крылья.

— Тогда почему, Марис, ты помогала ему? Ведь он же не обычный бескрылый, мечтающий о небе, он же — Однокрылый.

— Я этого не забыла. Мне и самой Вул не по душе. У него тяжелый характер, и он ненавидит всех летателей. Но я помогала ему, Дорр. Помогала потому, что мы сами семь лет назад доказали, что владеть крыльями должен тот, кто лучше летает. Нельзя делать исключений, даже если будущий их обладатель… Ну, такой, как Вул.

Доррел покачал головой.

— Не понимаю.

— Жаль, что я не знаю Вула поближе. Тогда, быть может, я разобралась бы, что сделало его таким: озлобленным, угрюмым и насмешливым. Уверена, что он ненавидел летателей прежде, чем они прозвали его Однокрылым. — Марис положила свою ладонь на руку Доррела. — По его словам, я тоже однокрылая.

Доррел сжал ладонь Марис.

— Нет же, Марис, нет. Ты — настоящий летатель.

— Ты уверен?

— Конечно.

— Знаешь, в последнее время я все чаще задаю себе вопрос, что значит быть летателем. Ведь летатель — это не просто тот, кто имеет крылья и хорошо летает. У Вула были крылья, и летает он хорошо, но ты сам сказал, что он — летатель лишь наполовину. Но если летатели — это те, кто всегда взирает на бескрылых с презрением, не помогает им из страха, что хваткие дети рыбаков и крестьян отберут крылья у них и их собратьев… Тогда я не летатель. Порой мне даже кажется, что Вул прав.

Доррел, напряженно глядя Марис в глаза, отпустил ее руку и мягко сказал:

— Марис, я — летатель по рождению, и именно поэтому Вул-Однокрылый ненавидит меня. И ты меня тоже ненавидишь?

— Дорр, ты отлично знаешь, как я к тебе отношусь. Я всегда любила и верила тебе, ты — мой самый лучший и верный друг. Но…

— Но?.. — эхом отозвался Доррел. Марис опустила глаза.

— Но ты отказался помочь «Деревянным Крыльям», и мне было тяжело это услышать.

Отдаленные звуки пирушки из таверны и монотонное шуршание прибоя будто заполнили собой весь мир. Затянувшееся молчание нарушил Доррел:

— Моя мать была летателем. И ее мать — тоже. И бесчисленные поколения моих предков владели теми же крыльями, которые теперь принадлежат мне. Если бы мы могли создать новые крылья, способные удерживать человека в воздухе, тогда бы ситуация изменилась. Но технология звездоплавателей утеряна. И мы вынуждены сражаться за право летать. Я преклоняюсь перед своим родом и уверен, что мой ребенок, если он, конечно, когда-нибудь у меня будет, тоже станет летателем. Ты родилась вне этой традиции, но родилась с мечтой о небе и на деле доказала, что заслуживаешь крылья не меньше, чем любой потомственный летатель. Было бы преступлением лишить тебя неба, и я горд, что помогал тебе. — Доррел перевел взгляд со своих рук на лицо Марис. — Я горд тем, что дрался на Совете за тебя и за право любого, кто действительно мечтает о небе и после долгих и изнурительных тренировок докажет, что достоин носить крылья, стать летателем. Но теперь ты, кажется, хочешь, чтобы мы отказались от крыльев и чтобы бескрылые дрались за них, как стая голодных чаек из-за выброшенной на берег рыбы?

— Не знаю. Семь лет назад я, как и ты, полагала,» что на всем белом свете нет ничего более прекрасного, чем быть летателем. Мы тогда даже представить себе не могли, что появятся люди, желающие носить крылья, но отвергающие все, что делает летателей летателями. Дорр, мир изменился, необратимо изменился, и, нравится это или нет, нам придется считаться с такими, как Вул.

Доррел встал и отряхнул с брюк песок.

— Кому-то, но не мне. — В его голосе слышалось больше печали, чем гнева. — Ради любви к тебе, Марис, я готов на многое, но всему есть предел. Я здравомыслящий человек и зло называю злом, а добро — добром.

Глядя мимо него, она кивнула. Они помолчали, наконец он предложил:

— Пойдем, Марис, обратно.

— Иди один, я приду позже.

— Спокойной ночи, Марис.

— Спокойной ночи.

Он повернулся и зашагал прочь. Под его ботинками пронзительно скрипел песок. Открылась дверь таверны, и на секунду звуки пирушки сделались непереносимо громкими. Дверь захлопнулась, и на берегу вновь стало тихо и спокойно. Лишь со скрипом покачивались фонари на шестах, да мягко шуршали по песку волны.

Никогда прежде Марис не чувствовала себя так одиноко.

По велению Правителя Скални специально для участников Состязания наспех соорудили вдоль берега пятьдесят домиков, и Марис с Реллой расположились в одном из них. Хотя почти все домики пока пустовали, Марис знала, что летателей прибыло уже порядком, но почти все они поселились с большим комфортом либо в пристанище, либо в гостиницах, а самые именитые в качестве почетных гостей — в залах дворца Правителя.