Алхимия. Введение в символизм и психологию - Мария-Луиза Франц

Эфиопы появляются в качестве nigredo. Затем ставится вопрос: «Где человек, который спасет меня от преисподней?» Поглощенный водами человек, которого вначале можно принять за автора, а затем за Божественную Мудрость, продолжает: «Тот, кто озарит меня светом знания, обретет жизнь вечную, и я позволю ему вкусить от древа жизни, что стоит в раю, и разделить со мной трон царства моего». Затем идет фрагмент, который я зачитывала на предыдущей лекции: «Тот, кто не станет насмехаться над моим одеянием, не отравит пищу мою, кто не осквернит ложе мое блудом» и т. д. После этих слов автор заявляет о своей любви.

Сам Христос, Бог, обещает поделиться Царством Своим, и поэтому мы должны заключить, что от первого лица (и об этом свидетельствуют прилагательные женского рода, которые неизменно соотносятся с первым лицом) говорит Мудрость Божья, абсолютно идентичная Богу. Именно Мудрость Божья говорит из мрака нигредо (nigredo), взывая о помощи и вопрошая, где человек, который спасет душу ее из преисподней. Рассказ претерпевает кардинальное изменение, так как неожиданно выясняется, что рассказчиком является Мудрость Божья, которая взывает о помощи из недр земных и нуждается в человеке, способном извлечь ее из мрака. Вначале она явилась сверху в качестве неодолимой божественной силы, а теперь взывает внизу подобно беспомощной женщине, которая нуждается в человеческом понимании.

Рис 63. Изображение нигредо (nigredo) в виде эфиопа, персонифицированной проекции темной, неизвестной стороны личности, «первобытной, естественной личности, для которой характерна неоднозначная целостность» (фон Франц).

Этот замечательный фрагмент иллюстрирует то, что Юнг назвал в «Психологии и алхимии» одной из великих тем алхимии, а именно представление о том, что божественная душа, или Мудрость Божья, или anima mundi — некая женская фигура — расстается с первочеловеком, первородным Адамом, попадает во власть материи и поэтому нуждается в спасении.

Как мы помним, Юнг разъясняет, что происходит при проекции: архетипическая идея божественного человека, или женского божества, проецируется на материю. Фактически это означает, что образ попадает во власть материи. Мифы позволяют понять, что алхимики не осознавали или лишь отчасти сознавали, что в действительности предметом их поисков было бессознательное, или образ женского божества, или переживания божественного человека, оказавшегося во власти материи. Используя греческий трактат по алхимии, я попыталась объяснить, что именно искали алхимики.

Приведенные соображения распространяются и на современных мужчин, которые при знакомстве с женщинами испытывают сильное влечение и воображают, что в их избраннице воплощен образ божества. Если прежде мужчина носил в душе образ божества, то теперь этот образ воплотился в данной женщине. Именно таким путем бессознательное осуществляет проекцию, то есть не мы осуществляем проекцию, она осуществляется сама. Мы даже не сознаем, как это происходит. Мечта о воплощении образа божества в женщине часто свидетельствует о проекции. В нашем случае алхимические образы указывают на то, что проекция произошла, и алхимик бессознательно ищет божественную фигуру.

Известно, что в иудаизме этот процесс уже начался, поскольку — хотя вначале в иудаизме и не существовало женского божества — на иврите словосочетание Tohu wa bohu обозначает первозданный хаос, который соотносится с вавилонской богиней Тиамат. Можно предположить, что, согласно иудаистской традиции, Великая Мать-Богиня не имеет персонификации в Библии, хотя и существует в скрытом виде, о чем свидетельствуют косвенные указания.

Женское начало вновь возникает в представлениях поздних гностиков о Мудрости Божьей. В Библии, однако, упоминается лишь возвышенный, небесный аспект женского божества. Женский аспект божества не нашел адекватного отражения в иудейско-христианской традиции. Можно найти несколько неясных намеков на существование внизу темной, хаотической, материнской массы (mother-mass), идентичной с материей, возвышенной женской фигуры, которая и есть Мудрость Божья. Но христианство не посчиталось даже с этой фигурой, заявив, что Бог идентичен Духу Святому или душе Христа, а материя находится во власти дьявола.

Ощутимое отсутствие женской персонификации бессознательного было компенсировано за счет радикального материализма, который постепенно стал доминировать в христианской традиции. Можно утверждать, что практически ни одна религия не начиналась с крайней односторонней духовности и не приходила — если считать коммунизм окончательной формой христианской теологии — к крайней абсолютизации одностороннего материалистического аспекта. Переход от одной крайности к другой составляет один из самых поразительных феноменов в истории религий. Этот феномен был обусловлен изначальным отсутствием понимания и взвешенного подхода к проблеме женского божества, а следовательно и к проблеме материи, поскольку во всех религиях женское божество проецировалось на концепцию материи и неизменно с ней соотносилось.

В порядке отступления я хотела бы остановиться на книге Ганса Марти, которую только вчера держала в руках. Название книги «Urbild und Verfassung» можно перевести как «Архетип и конституция». Марти показывает, что человек изначально мечтал о конституции демократического государства (он преимущественно рассматривает конституцию швейцарского государства), поэтому произошел незаметный переход от патриархальной концепции государства (правового государства, в основе которого лежит некий отцовский принцип) к концепции так называемого государства благосостояния. В сущности с момента возникновения и до последних пятидесяти лет швейцарская демократия была вотчиной мужчин. Как нам известно, женщины в Швейцарии до сих пор не имеют права голоса (такое право было обретено в восьмидесятые годы — прим. ред.). В основе конституции лежит ряд законов, гарантирующих свободу личности, свободу вероисповедания, свободу частной собственностью и др.

Марти убедительно показывает, как в результате постепенного развития в швейцарской конституции закрепилась идея государства благосостояния (материнский архетип), согласно которой государство призвано заботиться о здоровье народа, обеспечивать материальное благосостояние людей и возрастные пенсии. Марти отмечает, что, отказавшись от выполнения отцовских функций, государство стало выполнять материнские функции. В этом новом качестве оно подобно матери заботится о физическом благосостоянии своих детей. Согласно швейцарскому законодательству государство регулирует вопросы, связанные с землевладением, в частности, в интересах сельского хозяйства.

Несколько лет назад государство стало законодательно регулировать потребление и использование воды (вода символизирует женское начало). Эта мера обусловлена загрязнением воды и стремлением защитить здоровье людей. Затем появились законы, направленные на борьбу с эпидемиями. Теперь, при вспышках чумы или заболеваний бешенством от укусов собак, государство имеет право принимать чрезвычайные меры, которые прежде не практиковались. Раньше государство не интересовалось физическим и материальным благосостоянием граждан. Смерть от чумы или укусов бешенных собак рассматривалась чиновниками как неотъемлемая часть жизни и на это практически не обращали внимания. Государство уделяло демократическим свободам больше внимания, чем материальному благополучию, которое за последние 50–60 лет приобрело приоритетное значение для государства, оказавшегося носителем материнской проекции, в большей мере, чем проекции образа отца. Сами того не замечая, мы плавно создали матриархальное общество. Марти убедительно показывает, как на бессознательном уровне действуют определенные эмоциональные факторы, определяющие восприятие государства гражданами в неясной, архетипической форме. Это побуждает людей голосовать за тот или иной закон. Но, казалось бы, очевидная и непременная забота государства о своих гражданах в действительности является проекцией материнского образа, что уже отрицает данность этой заботы. В заключение Марти достаточно обоснованно отмечает, что мы должны осознать содержание своих проекций на государство, разобраться в них, а не требовать изменения законов, руководствуясь инерцией материнского образа.

В книге Марти рассматривается одна из особенностей возврата к матриархату и материализму, который постепенно и незаметно произошел в рамках христианской культуры. Эта энантиодромия связана непосредственно с тем, что иудаизм и христианство недостаточно осознали материнский архетип, в какой-то степени сняв этот вопрос с повестки дня. Известно также, что Папа Пий XII, возвестивший Успение Богоматери, сознательно стремился нанести удар по коммунистическому материализму. Папа Пий XII «облагородил» символ материи в католической церкви, чтобы поставить коммунистов в щекотливое положение. В этом кроется глубокий смысл, хотя на сознательном уровне Папа считал, что бороться с материализмом можно только повышая роль женского символа божества, а следовательно, — материи. Материальный аспект приобретает особое значение благодаря физическому вознесению на небеса Девы Марии.