Два Обещания - Даша Самсонова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да что я тебе сделал? — крикнул вороной депос в секунду передышки, но Лисер не тратил времени на разговоры — мгновение, и он сумел вывернуться из хватки. Преимущество было на его стороне. Лисер был выше и здоровее Николаса, его не трясло как осиновый лист, ко всему прочему, у него были союзники, готовые подчиниться любому приказу. Но в коридоре раздался слаженный топот. Привлеченные воплем Лисера, в уборную ворвалось сразу несколько големов. Банду “нормальных” как ветром сдуло, они оставили своего главаря и, проскочив мимо санитаров, ринулись в коридор, обозначая отступление отдаляющимся гоготом. К тому времени наркоман Эд пришел в себя и теперь ощупывал затылок, отряхиваясь от пыли и мелких обломков раковины, которыми был осыпан, словно снегом. Он удивленно наблюдал, как санитары разнимают дерущихся. Николас не сопротивлялся, а вот Лисер рвался из големовых объятий, как обезумевший. Глаза пегаша налились кровью, на руках, где не было живого места от тюремных татуировок-ожогов, выделялись вздутые ветви вен.
— Твой смертный приговор подписан, ищейка! — орал пегаш, когда его уводили. — Я выпотрошу тебе все кишки! Ты еще смел предложить мне сделку, да я в твою сторону только плевать могу!
Его крики, уже неотделимые от брани, еще доносились с другого конца коридора, а потом вдруг смолкли. Двое санитаров, оставшиеся с вороным депосом, с удивительным терпением дождались, пока он сполоснет лицо водой. Николас не сомневался, что за драку ему светит ночь в изоляторе и начал морально к этому готовиться, оптимистично отметив, что там хотя бы все мысли будут заняты черными тварями. Но надзиратели только спросили, не хочет ли он снова пойти в медпункт — обработать ссадины, и велели держаться подальше от Лисера, пригрозив, что в следующий раз подобные выходки закончатся в изоляторе. Наверное, ему повезло избежать наказания из-за солнечного удара, санитары решили, что на сегодня с него хватит.
Николас поплелся по коридору, мечтая поскорее спрятаться от чужих глаз. Клиника была не тем местом, где можно было рассчитывать на одиночество. Стоило ему приблизиться к порогу своей комнаты, как Бэнко вскочил с кровати и бросился навстречу. Он смотрел на вороного депоса так, словно видел впервые. И вряд ли причиной были следы от потасовки с Лисером.
— Ну наконец-то! Где ты был? — Бэнко перегородил ему путь, растопырив большие уши-лопухи, и ожидал от него ответа во что бы то ни стало. Николас, обойдя его, упал на свою койку. Он хотел бы уснуть, отключиться, чтобы поскорее наступил новый день, где он проснется в постели на Вишневой улице. И ничего этого не было. И не могло случиться…
— Я давно тебя ищу, так переживал за тебя! — раздавался голос Бэнко. Сквозь сжатые веки Николас мог различить нависшую над ним фигуру. — Ты точно в порядке? Не хочешь говорить? Ну и ладно.
Последняя фраза прозвучала вполне миролюбиво, тень исчезла. Потом Николас слышал, как Бэнко копошится, шелестя пакетами, что-то ищет в своем шкафчике. Сосед притащил настольную лампу, которую использовал для сборки моделей. Бэнко согнул ее извилистую шею под немыслимым углом так, чтобы свет ударил Николасу по глазам, словно подозреваемому в допросной комнате. Бэнко только занес над ним ладонь, опустив что-то холодное на бровь.
— Прости, если будет щипать, — сказал чубарый депос, когда Николас невольно зажмурился. Бэнко обрабатывал полученные в драке ссадины вязкой и вонючей мазью. Вороной депос молчал, на него навалилась слабость, из-за которой даже разговаривать было тяжело. Если бы не забота Бэнко, он давно бы уснул, прямо так, не раздеваясь и не расправляя постели. Закончив с ссадинами, сосед убрал лампу, от ее света у Николаса перед глазами плясали шарики цвета бензина, разлитого в луже. Сквозь их пелену он с трудом различал очертания. И все же от него не ускользнули мокрые дорожки слез на щеках Бэнко. Голос соседа звучал приглушенно, и его пронизывала печаль, какую нельзя было подделать:
— Почему ты не рассказал мне, кто ты? Я все равно бы не поверил, а тут это! Как удар ведра по голове, я мучился сегодня этим весь день. Я хотел подойти на прогулке, но санитары сказали, что тебя увели в медпункт. Так вот, скажу сейчас, хотя мне не удалось придумать ничего дельного, кроме того, что я очень сожалею. Обо всем, что с тобой произошло. Ты тоже ни в чем не виноват! Это ведь не ты ее убил.
— Кого? — Николас поднял голову над подушкой. Его сон как рукой сняло. Ему не показалось — Бэнко на самом деле плакал. И оттого его речь получалась невнятной и рваной:
— По клинике ходили разные слухи, но я никак не мог поверить, что ты и есть тот самый Герой-полицейский. Ведь такой как он никак не мог попасть сюда. Выходит, я ошибался. Послушай! — Он обернулся к Николасу, вцепился ему в плечи. — Ты не виноват, слышишь! Тебя ведь даже не было с ней рядом!
Николас попытался вывернуться из хватки и отодвинуть Бэнко от себя.
— Что ты несешь?
— Ты не убивал Лейн! Тебя не должно быть здесь, ты не мог ничего изменить.
В тот момент Николас подумал, что Рассел прав — он окончательно рехнулся.
— При чем тут Лейн? — проговорил вороной депос устало. — И откуда ты об этом знаешь?
Глаза Бэнко, теперь красные от слез и казавшиеся абсолютно безумными, округлились еще больше:
— Так ты не видел ее?
— Кого?
Чубарый депос переметнулся на свою кровать, вырвал газету из-под стоящего на ней вертолета. На какой-то миг модель сорвалась в воздух, но тут же рухнула вниз и, столкнувшись с полом, лишилась пропеллера. Бэнко словно не заметил. Он сунул скомканную газету Николасу в руки и сопел над ним, пока вороной депос переворачивал страницы.
Два раза в неделю, по понедельникам и пятницам, в клинику доставляли почту. Среди журналов и рекламных листовок были одарские газеты. Эта являлась пятничным выпуском “Вечернего вестника”, желтухи, собирающей городские сплетни. Николас помнил ее пронырливых корреспондентов, таившихся у крыльца его дома, воровавших из ящика
