На дальних рубежах 2 (СИ) - Incognito
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джейс заартачился, но вынужден был сдать позиции. Пришлось перечислять качества "товара", и от этого стало невероятно погано на душе. Возникло ощущение, будто чужая воля легла непосильным грузом ему на загривок, вынуждая согнуть хребет под невероятным давлением. Но Карнзу было мало слов. Рабов перед покупкой осматривают. Джейс взвился мгновенно, но ему так же быстро указали на дверь. Стиснув зубы, парень подчинился. Молодой наивный дурак, он рассчитывал, что его ждут пытки и смерть, и представить не мог, насколько извращенной фантазией обладал Карнз.
Первое прикосновение хозяина он помнил до сих пор. Столько лет прошло, а фантомное ощущение этой руки на своем теле все так же вызывало омерзение. Хотя, если сравнивать с тем, что Карнз делал с ним потом, это прикосновение было совсем невинным. Это, и то облегчение, которое он испытал, когда Карнз согласился на сделку, были почему-то одними из самых жутких вещей, которые он испытывал за свою жизнь. Джейс не мог объяснить причину, почему два таких простых воспоминания вызывали в нем столько отвращения.
Он помнил, как подписывал то, что по сути было отказом от собственной жизни. Ему так и не позволили одеться, точнее, объяснили, что это нецелесообразно, если он не хочет, чтобы его силой раздели через пару минут. Помнил, как ему сковали руки, заставили встать на колени, и Карнз — теперь уже полноправный собственник — нацепил на него ошейник и потрепал по щеке. Выражение лица Карнза, когда он это делал, Джейс не смог бы забыть при всем желании. Того, как он отметил заключение сделки, тоже.
— Не знаю, Кайл, не представляю, как смог бы вот так тянуть лямку и ходить в ошейнике, будто собака. Нормальный человек же должен на свободу рваться! Сопротивляться…
— Именно, Бурбуль*, ты не знаешь, я не знаю, — урезонил товарища Кайл. — Не нам судить. Я могу отвечать только за то, что я сам видел. А на моем опыте это парень, что надо. На него можно положиться. А остальное — это его личное дело.
Сбежать он попытался после одной из первых оргий, где хозяин решил сделать его общественным достоянием. Не после первой, — тогда он просто не мог ходить, — а после пятой или четвертой, когда ему показалось, что больше он не сможет вытерпеть. Или его убьют в процессе в следующий раз, или сделают калекой на всю жизнь. Когда последний гость повалился и захрапел, а в огромном доме все стихло, грязный, изможденный и истерзанный раб трясущимися руками кое-как натянул на себя первые попавшиеся тряпки и пошел прочь.
Он крался по коридорам изломанными, дерганными движенями — все тело было истощено до предела, Джейс сам не знал, откуда в нем были силы преодолевать боль и немощность. В памяти еще свежи были навыки, которые в него вдалбливались с детства, и это помогало ему оставаться незамеченным. Ошейник на шее был не электронным, а простым, кожаным, поэтому никакой сигнализации, когда он выскользнул из дома, не прозвучало. Он дошел до самой ограды, ловко избежав встречи с охраной. Оставалось преодолеть последнее препятствие.
Он бы смог избежать поимки, для этого тоже хватило бы знаний и умений. Но дело было не в этом. На самой последней грани Джейс вспомнил о брате. Его рабство было залогом спокойной жизни Тома. Что сделал бы с младшим хозяин, потерявший любимую игрушку? Джейс уже прекрасно знал, с каким именно чудовищем он связался. И он не смог. Осознание того, что никакого выхода у него нет, лишило его последних сил. Он упал на колени, сгреб пальцами траву вместе с землей и разрыдался. Никогда в жизни он так не плакал, даже в детстве. Внутри что-то рвалось и умирало. Джейс понял, что обречен.
Слезы иссякли, совершенно опустошенный, он встал и побрел обратно, больше не беспокоясь о том, заметят его или нет. Хозяин уже не спал, он ждал его, развалившись в кресле, облаченный в домашний халат, расслабленный и довольный. На его губах играла едва заметная торжествующая и многообещающая улыбка. Раздавленный раб даже не смог ничего сказать, не мог даже повиниться и умолять о прощении. Он просто сжался в комок на ковре перед хозяином.
От псевдо-покровительственной манеры распекать несмышленого невольника, лениво растягивая при этом слова, Джейса трясло, как в лихорадке. К этому моменту он знал, что когда хозяин разговаривает подобным образом, его ждет что-то особенно страшное. В ту ночь Джейс понял, почему на него не надевали электронный ошейник, это устройство было совершенно лишним, когда раба на месте удерживало нечто намного более действенное. А еще он понял, как глубоко заблуждался относительно того, сколько он может вынести. В последующие часы и даже дни хозяин методично развеял это заблуждение. Больше Джейс не думал о побеге.
Джейса замутило. Не от выпивки, от нахлынувших воспоминаний, уложивших в доли секунды огромные грязные главы из его прошлого. Мысли заплясали калейдоскопом, в путанице чувств было сложно вычленить что-то, за что можно было уцепиться. Какая ему разница, кем его считает этот человек? Этот брат Коры, бросивший ее в трудную минуту? Но вдруг проскочила мысль, что этот вопрос в чужих умах будет возникать постоянно — кем надо быть, чтобы добровольно подставиться под кнут и терпеть, не бунтуя, не убегая? Джейс и сам не знал точного ответа на этот вопрос. Он только помнил, каким Кора его нашла и купила… Если она так никогда и не забыла об этом?
Стало невыносимо больно. Цель, к которой он так рвался, пропадала за облаками тяжелых сомнений и смутных чувств. Но Джейс справился с собой. Коди сказал, что Коре может что-то угрожать. Сейчас лучше подумать, как помочь той, кому он действительно был обязан столь многим. Он вернулся за стол, войдя в комнату пружинистым тихим шагом. Молча допил то, что было в его стакане и вдруг неожиданно просто объявил:
— Своего первого хозяина я застрелил.
*порода крупных рабочих собак из ЮАР. Название происходит от двух слов — boer (бур) и сокращенного boelhond (бульдог). Коди по происхождению бур, отсюда и кличка.
