Возлюбленная Казановы - Елена Арсеньева

Лиза поджала губы. Она не выносила роман Рабле (кстати, одну из любимейших книг Августы), и сравнение с его героями оскорбило ее. Захотелось чем-нибудь досадить графу.

– Скажите, сударь, – спросила она с невинным видом, – а вы уверены, что не ошиблись и это тот самый подвал? В том смысле, что другой выход из него существует?

– Я сейчас вообще ни в чем не уверен, – развел руками граф. – Но ведь у нас нет выбора…

Выбора и впрямь не было, поэтому пришлось наконец оставить разговоры и взяться за дело. Распахнув ворота пошире и закрепив в пазу факел, де Сейгаль и Лиза выкатывали из погреба бочонок за бочонком и спускали их по наклонному ходу, очевидно, для этой цели и устроенному. Бочонков, казалось, было бессчетное количество, и у Лизы уже голова пошла кругом от этой однообразной, тяжелой работы. Она впала в какое-то оцепенение, почти бессознательно выкатывая все новые и новые бочонки, которые, подпрыгивая на выбоинах, весело катились вниз, громко ударяясь в стены и в бока своих предшественников. И даже мысль, что, загромождая подземный коридор, они с графом закрывают себе последний путь к спасению, если, храни боже, не найдут другого выхода из этого погреба, не могла нарушить ее оцепенения. Вдобавок некоторые бочонки разбились от удара, и теперь в подземелье витал крепкий запах рома, от которого у Лизы то и дело заплетались ноги и все плыло перед глазами.

Время шло, и она уже как-то даже подзабыла, зачем это они с графом трудятся здесь, как два муравья. Ей чудилось, что она до конца жизни обречена перекатывать бочонки в подземелье, как вдруг ликующий вопль прервал этот сон наяву.

– Выход! – кричал граф. – Благодарю тебя, господи! Й-я-аа-а! Мы спасены!

С трудом разогнув ноющую спину и не сдержав мучительного стона, Лиза недоверчиво уставилась на де Сейгаля, который, потрясая факелом, выделывал немыслимые антраша перед точно такими же воротами, как те, через которые они с Лизою выкатывали бочонки. Разница была только в том, что на них не висел тяжелый замок.

Лиза так измучилась, что даже громко радоваться не могла. Плюхнувшись на один из двух последних бочонков, стоявших в самом углу, она слабо улыбнулась, глядя на безудержный восторг графа.

Впрочем, через минуту выяснилось, что радость была преждевременной: ворота оказались надежно заперты снаружи.

Они били в ворота кулаками, пинали их; пытались процарапать хоть малую щелочку, но только совсем сломали стилет графа, а пистолет был брошен где-то у входа и погребен под грудою бочонков. Впрочем, все равно он был незаряжен, да и от заряженного какой прок? Разве что застрелиться в отчаянии!

В конце концов силы у обоих окончательно иссякли. Опустившись прямо на стылые камни, долго сидели в бездумном молчании.

– Да… – наконец протянул граф. – Есть хочется. Сейчас было бы неплохо отведать раков.

– Что? – буркнула Лиза. – Почему вдруг?

– Видите, накануне моего рождения матушке вдруг донельзя захотелось раков. И по сю пору я до них большой охотник.

– А-а… – промямлила Лиза в ответ, и вновь воцарилось тяжелое молчание, пока граф не нарушил его.

– В моей жизни существуют три вещи, отчасти взаимозаменяемые: любовь, еда и беседа. Ну, есть здесь нечего, беседовать вы тоже вроде бы не расположены. Может быть, немножко любви?

Он вяло рассмеялся, когда Лиза шарахнулась от него:

– Да полно! Я сегодня тоже как-то… что-то не совсем. Вот диковина! Это я-то – вечно алчущий новой добычи! М-да… Любви, значит, тоже не будет. Одно радует: от жажды мы тут не помрем. И смерть наша будет очень веселой.

Внезапно он умолк и приподнялся, тревожно принюхиваясь.

Лиза тоже вдохнула воздух поглубже и поняла, что их смерть, пожалуй, будет не очень веселой: из подземного коридора отчетливо тянуло дымом.

– Что это? – спросила, не желая верить своей догадке, и вновь придвинулась к графу.

Он рассеянно обнял ее за плечи:

– Дым, моя последняя любовь!

Лиза возмущенно покосилась на него, но тут же сникла. Наверное, и его можно назвать ее последней любовью… Или, точнее, последним любовником.

– Дым? Это значит, пожар подбирается к нам?

– Боюсь, что так, – хрипло промолвил граф, и в голосе его прозвучала полная безнадежность. – Очевидно, ром из разбитых бочонков добежал до того коридора, в котором бушует пожар, и теперь огонь идет к нам.

– Вы хотите сказать, что ром загорелся?! – недоверчиво воскликнула Лиза. – Но ведь он жидкий!

– Дитя! – вздохнул граф. – Вы даже пуншу не пробовали? Теперь уж и не… – Он смолк, спохватившись, но Лизе и так все стало ясно.

– Господи! – взмолилась она в смертной тоске. – Да что же он горит и горит, этот пожар? Там ведь только земля да камни, чему полыхать-то?!

– Ну не совсем. Кругом стоят деревянные крепи. Кроме того, вы хоть представляете, где мы находимся?

– Возможно, я ошибаюсь, но кажется, в подземелье, – собрав последние остатки язвительности, промолвила Лиза.

Ответный смешок графа прозвучал весьма жалко:

– Это не просто подземелье, а катакомбы святой Присциллы. Веков этак шесть или семь назад здесь от гонителей-язычников скрывались христианские мученики. Я читал, что они покрывали стены своих подземных убежищ особым составом: смесью сосновой смолы, серы и еще какого-то дьявольского зелья, чтобы мгновенно сжечь всех и вся, если преследователи ворвутся в катакомбы.

– Да полно! – с досадою отвернулась от него Лиза. – Тому вон сколько лет минуло!

– Правильно, – кивнул де Сейгаль. – Должен признаться, что я, как химик, не раз пытался восстановить утраченный секрет этого состава, но мне не удалось. Я даже не очень-то верил, что мне удастся сегодня разжечь огонь, но явно недооценил умов наших предшественников, обитателей сих катакомб: действие их снадобья воистину неподвластно времени.

Лизе показалось, что она ослышалась. Она медленно повернулась к графу:

– Что?.. Что вы сказали? Так это вы устроили пожар?!

– Да, – пожал плечами де Сейгаль, и впервые в голосе его зазвучало подобие смущения. – Видите ли, я хотел чем-то отвлечь внимание стражников, чтобы проникнуть в главный зал подземелья, и мне это удалось… Однако я, кажется, немного не рассчитал.

Лиза беспомощно смотрела на него.

Господи Иисусе Христе! Да в своем ли уме этот человек? Выходит, он спас ее только для того, чтобы вскорости предать мучительной смерти? Вдобавок за компанию с собою!

Сердце ее сжалось от невыносимой боли, и, к изумлению своему, она поняла, что это не злоба на де Сейгаля, не страх перед неминучей погибелью, а тоска от сознания, что злая судьба не оставляет ей больше ни единой возможности хотя бы раз еще увидеть Алексея, услышать весточку о нем! Ее непреходящая любовь то казалась ей прекрасной и сияющей, как снег на вершинах Альбанских гор, как море у подножия Карадага, как первая звезда в прозрачной вечерней синеве, то черной, горькой, обреченной. Алексей ли сумел внушить Лизе эту верную, неколебимую любовь без конца, сама ли она сковала своему сердцу эти вечные оковы, – бог весть! Суть в том, что она не только не могла, но и не желала расстаться со своим призрачным счастьем и истинным горем. И ошибка думать, что выдавались дни, когда она ни разу не вспоминала об Алексее. Вот и сегодня: это его никому другому, кроме Лизы, не слышный шепот подсказывал ей ответы для мессира; его рука помогала отыскать в кармане плаща пистолет; его сила и настойчивость помогали выстоять, не поддаться страшной усталости; его глаза заглядывали в ее глаза сейчас, в самое тяжкое мгновение!.. Приключение с графом! Какая чепуха! Утомление плотской жажды, пустая попытка забвения. Ведь и в самый сладостный миг – нужно честно признаться хотя бы себе самой! – она видела перед собою расширенные страстью глаза Алексея, чувствовала его руки, стискивавшие ее плечи, упивалась его срывающимся дыханием, как там, на борту галеры «Зем-зем-сувы»!..