Зерно А - Анастасия Павлик

За дверью было темно, я имею в виду, по-настоящему темно. Однако что-то все же выделялось на этом фоне. Что-то, что было вынуждено наклониться, чтобы войти в комнату. Я не была уверена на все сто процентов, но мне показалось, будто оно… мохнатое.

Доводилось ли вам сталкиваться с чем-то, что не вписывается в ваше мировосприятие? К чему нельзя применить такие привычные и уютные отмазки, как, к примеру, «а, фигня, померещилось» или «не ерунди, это невозможно», и что, в конце концов, оставляет глубокий скол на вашей душе?

Если да, то, мой вам совет: немедленно обнулите ваш личный счетчик паранормального опыта. Считайте, что вы ничего еще не видели. Поскольку то, что увидела я…

То, что увидела я в дверном проеме, замешивало из моих мозгов тесто и выпекало из него пирожки, которые потом намеревалось проглотить.

Я прыгнула – если, впрочем, прыжком можно назвать тот жалкий нескоординированный рывок, с которым я налетела на Арину Деревскую. Готова спорить, она не ожидала нападения с моей стороны. В этом я с ней, пожалуй, соглашусь. Ногти Арины впились в мое лицо. Завязалась возня. Активно пуская в ход коленки, локти и кулаки, я пыталась увернуться от ее острейшего маникюра, вознося про себя импровизированную молитву, чтобы ее ногти и искаженное злобой лицо не стали последним, что я увижу… Черт побери! Стоит ли говорить, что все случилось именно так, как я того не хотела? Моя нога угодила в прикроватную тумбу и опрокинула ее. Вместе с ней упал и разбился ночник. Ночник, единственный источник света в этой треклятой спальне.

Я не видела даже кончик собственного носа. Мы оказались в кромешной темноте. Сказать, что это очень страшно – мало. Ведь это было настолько страшно, что я всерьез испугалась за свое коматозное сердце, как бы оно не подвело меня в самый ответственный момент. Подо мной брыкалась и ругалась Деревская, ее ногти полосовали мое лицо и шею, но боли не было – ее заглушал адреналин и страх, бурлящие в моей крови.

Деревской почти удалось спихнуть меня с себя, когда я опомнилась. Отведя назад сжатую в кулак руку, я вложила в удар все свои силы.

Мне показалось, что я сломала руку. Может, и сломала. В ушах звенело. Я подмечала происходящее без внутреннего содрогания: что-то горячее стекает со лба и мешает моргать, сочась сквозь ресницы, Арина обмякает подо мной, я соскальзываю с кровати, мои руки, пытающиеся поднять ее тело, дрожат и тем самым сводят меня с ума, над кроватью нависает огромная тень. Тень, которая чернее самой черноты. Существо потянулось к нам. Я хорошо запомнила это ощущение невидимого давления по тому спиритическому сеансу. Я закусила губу, да так, что рот наполнил металлический солоноватый привкус, а по подбородку побежала горячая струйка. Меня это нисколько не взволновало – мое лицо и так было сплошной горячей маской, пахнущей медяками. Руки плохо слушались, но мне удалось поднять Деревскую.

Мне показалось, что существо вытянулось и раздалось вширь, будто питалось от тьмы. Пропало ощущение масштаба. Я находилась где угодно, но не в спальне Деревских. Единственное, что осталось от спальни, был мягкий ворсистый ковер под подошвами моих ботинок. И то, я не могла ручаться, что, стоит мне сделать шаг, и я не провалюсь в пустоту.

Пошатываясь, я стояла перед существом, держа на руках Арину.

- Возьми ее. Не меня, - сказала я поразительно ровным голосом.

Я не ожидала, что мне ответят. Но ответ пришел – мой собеседник засмеялся. По крайней мере, мысленно я окрестила этот звук смехом. Людям свойственно давать понятия тому, что они не понимают, что не подлежит навешиванию никаких ярлыков. Но так чувствуешь себя немного уверенней. Это был смех? Так точно, это был смех. Видите, как просто? Я все-таки нашла большим везением отсутствие света – мне совсем не хотелось знать, как выглядит рот, произносящий эти слова:

- Почему?

- Так будет правильно.

- Правильно?

Похоже, он ждал ответа. Я молчала, не зная, что ответить. Казалось, прошла вечность, прежде чем он выплюнул свой третий вопрос:

- Как звать тебя?

Выплюнул? Его вопрос буквально ударил меня, я закусила нижнюю губу, но устояла на ногах.

Если есть возможность, лучше не говорить свое имя. Но в моем случае игнорировать дьявольскую говорящую гору и дальше не представлялось мне целесообразным.

- Рита Палисси.

- Медиум, - он произнес это как оскорбление. Меня обдало ледяным порывом, выдавливающим из глаз слезы. – Я могу забрать вас обеих.

- Безусловно, можешь, - выдохнула я. Тело одеревенело и дрожало от перенапряжения. Не сказать, что мне было приятно узнать, что эта говорящая гора слышала обо мне. По ту сторону реклама не сослужит вам хорошей службы. – Но не я нужна тебе.

- Как раз ты.

- Послушай! Она сильнее меня, она призвала тебя, ее и бери.

- Она не сильнее тебя.

- Однако именно она призвала тебя, - повторила я. – Я бы не посмела. – И это была чистая правда.

- Почему?

Что можно ответить потустороннему монстру на подобный вопрос? Вновь – только правду, и ничего кроме правды, какой бы постыдной она не была. В данном случае правда могла спасти мою жизнь.

- Потому что боюсь.

Мои руки внезапно опустели. Я опустила их вдоль тела. Черный силуэт, успевший к этому моменту затмить собой едва ли не весь мой мир, двинулся прочь.

Дневной свет загорался, будто кто-то проворачивал невидимый выключатель. Вновь появилось ощущение пространства, вслед за ним – стены, потолок, пол. Небо было ярким и далеким. Зимним. Я стояла на коленях возле кровати со скомканным одеялом, подушками и простынею, здесь и там пестрящих кровью, осколки от разбитого ночника сквозь джинсы вдавливались в колени, дверь в спальню была приоткрыта. Арины Деревской нигде не было.

Я встала, опираясь о кровать, в левом кулаке – край одеяла, которым я не замедлила вытереть лицо. На ткани остались мазки крови. На полусогнутых ватных ногах я вышла в коридор и спустилась по лестнице. Споткнувшись, я прочесала коленями и ладонями три или четыре ступени и растянулась на полу прихожей. Чак-Чак был тут как тут: обвив рукой мою талию, он довел меня до дивана и помог сесть.

- Ничего себе! – Качок присвистнул, отступая на шаг и окидывая меня пристальным взглядом. – Ты что, с медведем подралась?

- Где Деревский?

- Здесь. Где же еще?

Я глянула туда, куда указал Чак-Чак: Лев сидел в кресле, вцепившись в подлокотники и таращась на меня глазами размером с блюдца. Хорошо. Теперь, когда Арины нет, он был второй и спасительной половинкой «хлебного шарика». Я угрюмо кивнула и попросила Чак-Чака принести мне воды. Но он пропустил мою просьбу мимо ушей.

- С ума сойти, - плечистый детина начал качать головой, и, похоже, не мог остановиться, будто механизм заело. Судя по сморщенному лбу, то, что он видел перед собой, нешуточно удивило его и, быть может, даже испугало. – Десять минут назад ты выглядела как конфетка… Что, черт побери, у вас там стряслось?

- Никакого черта, - я болезненно скривилась.

- У тебя волосы поседели.

- Просто принеси мне воды, о’кей?

- Палисси, ты похожа на невесту Франкенштейна.

- Зато ты – на актера разговорного жанра, - огрызнулась я, погружая пальцы левой руки в диванные подушки. Правая же рука нестерпимо болела, боль походила на жидкий огонь. – Или на потенциального безработного.

Отнюдь не весело ухмыляясь, Чак-Чак ушел. Четверть минуты спустя послышался звон посуды и звук льющейся воды.

- Где Арина? – одними губами спросил Лев Деревский. Его костяшки побелели и стали похожи на свитые из белой веревки узлы. Он вжимался в кресло с таким усердием, словно хотел раствориться в нем.

- Далеко.

- Далеко? – переспросил входящий в гостиную Чак-Чак. Он вручил мне стакан, до краев наполненный водой. Прежде чем я донесла стакан к губам, половина расплескалась на мои джинсы, так я дрожала. – Мне привести ее?

- Ну приведи, если сможешь, - я глотнула воды и закашлялась, когда Чак-Чак вышел из гостиной. Не надо быть мега проницательным, чтобы понять, куда и за кем он направился. – Стой! Ты что, до сих пор не понял ничего? Посмотри на меня! – срывающийся голосом попросила я. Он повиновался все с тем же обескураженным выражением на квадратной физиономии. – Ну как, ты все еще думаешь, что я с медведем подралась? Или, может, мне это Деревская наваляла? Не будь идиотом, Бога ради, - выплюнула я.

- А-а-а. – Чак-Чак приоткрыл от удивления рот. – Понял. Эти ваши спиритические штучки-дрючки. Деревская что, тоже была… того?

- Вот именно что «была».

- Что ты сделала с моей женой? Где Арина? – дурным голосом завопил Лев, вскакивая с кресла. – ГДЕ ОНА?

Он бросился на меня, но Чак-Чак без видимых усилий закинул его обратно в кресло, будто забил трехочковый. Нависнув над блондином, здоровяк ткнул в него указательным пальцем. Я не шелохнулась.

- Закрой. Свой. Говенный. Рот.

Игнорируя слова Чак-Чака, Лев накрыл лицо руками и зарыдал. Глядя на рыдающего мужчину, который еще недавно виртуозно лил на мою голову клевету, мои нервы не выдерживали. Если я немедленно не возьму себя в руки, то быть истерике! Я отвернулась и уткнулась пульсирующим лбом в спинку дивана, глубоко вдохнула и шумно выдохнула. Повторила упражнение «глубокий вдох – медленный выдох» несколько раз, пока не закружилась голова. Слезы смешивались с кровью из кровоточащих ранок, но я не обращала на такие мелочи внимание.