Сыновья Большой Медведицы. Книга 3 - Вельскопф-Генрих Лизелотта

— В подвале.

— Невероятно! Рассказывай, что же там произошло?

— Воины хотели его освободить. Завязалась схватка. Два вольных всадника по приказу Рэда Фокса спрыгнули в подвал. Когда мы потом пришли туда, Токей Ито лежал в луже крови. Все подумали, что он мертв. Вольный всадник Томас вскоре бежал из форта вместе со своим братом и Адамсом. Они принесли ложное известие о смерти Токей Ито дакотам. Но Гарри — Токей Ито не умер. Через несколько дней и ночей он снова пришел в себя. Его раны затянулись. Он жив.

— Это же на форту все должны знать!

— В форте все об этом знают.

— По какому же праву Роуч держит дакоту в заключении? Есть ли над ним начальник, который мог бы исправить дело?

— Полковник Джекман. Он приказал держать Токей Ито под арестом. Длинные ножи хотят поставить ему в вину, что он, будучи их разведчиком, совершил измену, убежал к своему племени, что он убивал людей из гарнизона Найобрэры и уничтожил колонну со снаряжением. Полковник Джекман предложил его судить и повесить. Только на его предложение еще не получено ответа.

— Но молодой дакота жив! И ведь никто не сообщил об этом!

— Никто. Токей Ито долго осаждал форт и убил много людей. Его ненавидят и желают ему всяческих мук. И нет никого, кто бы мог написать о нем, кроме кэптена Роуча. Но тот, наверное, ненавидит и боится Токей Ито больше всех.

— А если мне туда сейчас поехать и спросить узника, что он знает о смерти Генри?

— Кэптен Роуч ни за что не допустит вас говорить с узником.

— Что же будет? — спросил Моррис.

— Дакота умрет.

— Какая подлость! Вы слышите, Браун! Мы должны этому воспрепятствовать! Была война. Гарри — Токей Ито боролся за свой народ. За это нельзя казнить! Он не преступник!

— Подлость. Согласен с вами, Моррис. Но мы тут помочь ему не в силах. Гарри находится в руках своих смертельных врагов. И если мы зашевелимся, мы только ускорим его смерть.

— Я думаю иначе! Если я и не смогу ничего сделать для дакоты, который был моим другом, в палатке которого я часто и подолгу гостил, так я хоть подниму свой голос в его защиту! Пусть даже мне придется для этого дойти до Вашингтона. На предложение Джекмана не ответили. Еще есть время!

Браун и Тобиас с удивлением посмотрели на художника.

— Вы мечтатель, Моррис, — произнес Браун, — но я не могу препятствовать вам следовать зову вашей совести. Я хотел найти Генри. Теперь выяснилось — он мертв. Вы хотите спасти человека, который его убил, — это более чем ошеломляющий результат наших разговоров. Вы мечтатель, Моррис… и я бы хотел мечтать, мечтать о чем-нибудь ином, чем рельсы, виадуки, сроки…

— Вам недостает людей, близкого человека!

Браун словно защитился движением руки:

— Близкого?! Вы, наверное, думаете о Генри? Да… верно… я ведь пустился странствовать, чтобы узнать, где и как окончил он свои дни. Где и как прекратило существование его тело, в котором, как мне иногда думалось, нашла себе приют молодая свежая душа. Я давно узнал, что… — тут Браун запнулся, — что Генри превратился в мелкого негодяя, интригана. Он был немногим приличнее этого кэптена Роуча, и он слишком много пил. То, что я еще люблю, это не более чем воспоминания, нареченные именем Генри. Я просто стал одинок.

Моррис молчал.

— Я снова уйду в работу, — переменил тон инженер. — Норт Пасифик будет построена. Завтра я еду туда…

— Ну, а я начну бороться за человека, — сказал себе вслух Моррис. И пусть мое оружие только слабый голос и перо, и пусть речь идет лишь о молодом дакоте, который научился нас ненавидеть…

Узник

Рождество и солнцеворот были давно позади. Дни стали уже длиннее, чем ночи, но холода, которые обрушились с опозданием, не хотели отпускать. Маленький форт на Найобрэре не стал более оживленным и обжитым.

Пит в меховой одежде нес вахту на вышке. Без особого внимания взирал он на холмистую безлесную местность, песок и чахлую траву, на мелководную реку с изрытыми половодьями берегами. Вахта ему выпала как раз на тот самый день, которым он год назад впервые приехал на этот форпост прерии. За истекший год как в форту Рэндол на Миссури, так и здесь, на Найобрэре, Пит видел больше плохого, чем хорошего. И ему хотелось как можно скорее покончить с этой службой и перебраться в агентуру новой резервации дакотов. Наверное, там подыщется более подходящее для маленького человека местечко. Рэд Фокс, опытнейший охотник прерий и прожженный мошенник, подал ему на этот счет надежду.

Кэптен Роуч сидел задумавшись в комнате коменданта, и мысли его кое в чем были сходны с мыслями Пита. И Роуч хотел поскорее дать тягу с Найобрэры. После того как он, по его мнению, превосходно выполнил свой долг в индейской войне, он надеялся на перевод в более подходящий гарнизон.

Энтони Роуч откинулся назад и мог при этом еще раз убедиться, что кресло, которое он приказал себе изготовить, весьма удобно. В правой руке он держал записную книжку, левой вынул изо рта сигарету. Он наклонился вперед, чтобы потушить ее в пепельнице, и все внимание обратил к записям. Карандаш показался ему тупым, и он выбрал другой.

Рама в окне задрожала от порыва ветра. Роуч глянул исподлобья в окно и принялся выводить в записной книжке: «Год 1877 от рождения Христова, апреля 21 — го. Мы одержали победу. Враждебные дакоты полностью разбиты, загнаны в резервации».

Руководствуясь какими-то соображениями, Роуч произвел в записной книжке вычерк и снова нацелился карандашом.

— Во-вторых, вычеркнем Сэмюэля Смита, слишком щепетильного майора, который вздумал защищать от меня краснокожую свинью. Он умер и предоставил мне свое место. Оно ему совершенно не подходило. — Эту вторую черту Энтони проводил медленно, со злорадством; он ощущал шрам на правой руке, и вот этой-то рукой он теперь вычеркнул его имя. — В-третьих, вычеркнем Кэт Смит — дочь майора, в прошлом мою невесту, наследницу вдовы Бетти Джонсон; ныне она потеряла наследство, обручение расторгнуто, и вообще она всего лишилась… — Роуч провел небрежную не очень ровную линию. — В-четвертых…

Тут Энтони Роучу помешали. Распахнулась дверь. Ворвался ветер, закрутил сигаретный пепел и понес на напомаженную голову капитана. Крупный мужчина, весь одетый в кожу, вошел в помещение и, преодолевая напор ветра, затворил за собой дверь. Твердым шагом он подошел к письменному столу. Ни слова не говоря, швырнул на крышку стола под нос Роуча сумку курьера. Потом плюхнулся на принесенную скамью, вытянул ноги достал трубку.

Кэптен Роуч возмутился, но заставил себя не обратить на это внимания и сохранить должную дистанцию и достоинство. Он сдул со стола рассыпанный пепел, снова уставился в записную книжку и продолжал свой, до сих пор произносимый лишь одними губами, монолог уже во весь голос и с таким видом, будто бы тут никого больше не было.

— В-четвертых, вычеркнем пленного индейца. — Он указал острием карандаша на крышку в полу, которая вела в подвал. — Уже восемь дней, как этот молодчик объявил голодовку…

Одетый в кожу раскурил свою трубку, перевалил ее в правый угол рта и движением своего большого подбородка дал понять, что вместо того чтобы болтать, капитану следует заняться почтой.

Энтони Роуч невольно подчинился этому жесту. Он схватил нож для разрезания бумаги, достал из сумки пакет, вскрыл его по всем правилам и вынул письма. Наморщив нос и разгладив бумагу на дубовой крышке стола, он принялся читать одно из них. И вдруг его бледные щеки стали пунцовыми.

— Приказ об освобождении! — прошипел он.

— Приказ об освобождении? Уж не этого ли, что внизу? — показал большим пальцем на крышку люка почтальон.

Энтони Роуч усмехнулся язвительно и злобно:

— И это письмо доставляет мне именно Рэд Фокс!

Рэд Фокс соскочил со скамьи:

— Да если бы я знал, что тут внутри! Проклятье!

Энтони Роуч наслаждался его яростью, и от этого ему самому становилось легче. Медленно выговаривая слова, он произнес:

— У тебя было достаточно времени, чтобы покончить с ним! — Он смахнул со стола пепел и снова овладел собой. — Приказ… я исполню. Дальнейшее — твое дело.