Зов предков - Даниэла Стил

Солнце стояло уже довольно высоко, заливая поляну яркими теплыми лучами, когда они проснулись. Приподнявшись на локте, Жан пристально вгляделся в лицо Вачиви, опасаясь увидеть ее огорченной или стыдливо смущенной и чужой. Но Вачиви улыбалась безмятежно и радостно, а потом снова раскрыла ему свои объятия, и Жан вновь пережил то же облегчение, ту же радость и страсть, которую он испытывал к ней несколько часов назад. А ведь совсем недавно ничего подобного он и представить себе не мог, это удивительное единение душ и тел было как дар, посланный свыше.

Оба улыбались, когда спустя какое-то время наконец поднялись, чтобы развести костер и поесть. Они не могли говорить друг с другом о том, что произошло между ними, но взгляды, которыми они обменивались, были достаточно красноречивыми. А эти взгляды свидетельствовали: и Жан, и Вачиви отлично понимают, в чем дело. Когда-то — несколько дней или даже недель назад — они полюбили друг друга. Если бы Жан не убил Напауши, они, наверное, никогда бы не оказались вдвоем в этом лесу, но вмешалась судьба, и все случилось так, как случилось. Интересно, гадал он, будет ли у них теперь ребенок? Когда они в первый раз занимались любовью, Жан понял, что Вачиви — девственница, но ведь после первого раза был и второй, и третий…

Одним словом, последние несколько часов изменили многое, и девушка, которая называла себя его рабыней, превратилась в женщину, с которой Жану хотелось быть всегда, заботиться о ней, опекать и оберегать. В свои двадцать пять с небольшим он еще никогда не любил, но теперь у него не было никаких сомнений в том, что с ним происходит. Пылкая страсть неожиданно превратилась в глубокое и зрелое чувство, и теперь Жан был безумно и безоглядно влюблен в эту индианку из племени сиу, которую он по воле случая повстречал на берегах уединенного лесного озера. Эта история была достойна того, чтобы рассказывать ее внукам — если, конечно, у них когда-нибудь будут внуки. В этом, впрочем, Жан не сомневался, потому что теперь он твердо знал, чего хочет. Быть с Вачиви, любить Вачиви, сделать ее счастливой… Но сначала ему нужно было обучить ее всему, что могло понадобиться маленькой дикарке в мире белых людей.

И когда они тронулись дальше по дороге в Сент-Луис, Жан с особенным рвением пытался разговаривать с Вачиви то по-французски, то по-английски. Они больше не спешили и часто останавливались, чтобы заняться любовью в лесу или на берегу звонкого ручья, и эта неспешная, томная близость раз за разом дарила обоим чистую, всепоглощающую радость. В результате вместо двух дней они добирались до Сент-Луиса трое с половиной суток, а за это время Вачиви успела выучить еще несколько расхожих фраз на обоих языках и множество слов. Правда, она по-прежнему использовала их не всегда к месту, однако Жан видел — она изо всех сил старается, чтобы сделать ему приятное, и ее успехи были поразительными. У Вачиви явно были способности к языкам — она запоминала непривычные звуки и слова быстро и легко, а главное — ей самой это нравилось.

Но город, настоящий большой город, произвел на нее ошеломляющее впечатление. Вачиви никогда не видела ничего подобного и выглядела испуганной, когда они наконец, добрались до гостиницы и зарегистрировались. Из соображения приличий Жан снял две комнаты для себя и для Вачиви. Правда, дежурный портье за стойкой посмотрел на девушку неодобрительно, но ничего не сказал. Вручив Жану два ключа, он вызвал мальчишку и велел ему отвести вороного в гостиничную конюшню, а молодые люди поднялись на второй этаж. Спать они решили вместе в одном номере; второй был нужен только для того, чтобы сохранить репутацию Вачиви. Вряд ли подобный трюк мог кого-нибудь обмануть; и для постояльцев, и для служащих гостиницы Вачиви была просто еще одной скво, которая путешествует с белым, и все же воспитание не позволяло Жану совершать поступки, способные бросить хотя бы малейшую тень на доброе имя женщины. А Вачиви вообще была спокойна — она чувствовала его уважительное отношение к себе.

Вечером они ужинали в общем помещении, причем Вачиви так умело пользовалась ложкой, словно делала это всю жизнь, хотя оловянную ложку она впервые увидела только в хижине Люса Ферье. Индейцы ее племени никогда не готовили суп, а маисовую похлебку или рагу ели с помощью вставленной в расщепленную палку створку раковины-речницы. Ей, впрочем, помогал пример Жана, за которым она внимательно наблюдала, в точности копируя каждый его жест. Как и он, Вачиви расстелила на коленях салфетку и довольно ловко подцепляла вилкой кусочки мяса, которое, впрочем, раскромсала ножом с чисто индейской сноровкой. Жан тем не менее видел ее скованность и понимал, что все вокруг непривычно для нее. Похоже, и от еды Вачиви не получала особенного удовольствия — настолько непривычны были для нее все эти сверкающие приборы, салфетки, супницы и бокалы.

Еще одно серьезное испытание ожидало их обоих на следующий день, когда Жан повел Вачиви сначала в текстильную лавку, а потом к портнихе. В лавке он купил для девушки несколько платьев попроще, а у портнихи собирался заказать что-нибудь для особенных случаев. У портнихи, однако, нашлось три готовых платья, которые по какой-то причине не забрал заказчик и которые оказались Вачиви впору. Два из них более чем подходили для ужинов в доме Анжелики, и Жан решил их купить. Кроме платьев он приобрел для Вачиви две пары туфель (туфли ей не понравились, но она постаралась это скрыть, впрочем, не очень умело) и пять шляпок, в которых она выглядела совершенно очаровательно. Потом дошла очередь до нижнего белья, и здесь Жан сразу оказался в тупике. Он имел очень смутное представление о том, что именно носят дамы под платьями, Вачиви же до сих пор обходилась вовсе без белья. На помощь пришла портниха, которая показала девушке разные предметы туалета и объяснила, как их носят. Вачиви, разумеется, была в полном недоумении, но ей так хотелось сделать приятное Жану, что возражать она не стала, а он по рекомендации портнихи купил ей сразу несколько комплектов.

Потом настал черед перчаток, платков, сумочек, вееров, чулок и прочих мелочей. Все это Жан распорядился доставить в гостиницу вместе с платьями и бельем, и когда покупки прибыли, стало ясно: чтобы уложить их все, понадобится два-три внушительных сундука, не считая шляпных картонок. Жан уже решил, что в Новый Орлеан они отправятся на кильботе, в противном случае им пришлось бы снаряжать целый караван мулов, чтобы взять с собой все вещи.

К концу дня оба изрядно устали, а Вачиви к тому же выглядела растерянной. Она никогда не надевала на себя столько вещей сразу и по-прежнему не понимала, для чего это нужно. Тем не менее девушка поблагодарила Жана за все, что он сделал, воспользовавшись для этого недавно выученными французскими словами. Правда, в гостинице Вачиви сразу переоделась в свое вышитое платье и мокасины, в которых сразу почувствовала себя намного увереннее. Как носить это, она знала с детства, и, глядя на нее, Жан невольно залюбовался ею. В своем привычном костюме Вачиви снова стала похожа на ту юную индианку, которую он повстречал чуть больше месяца назад.