Проект «Украина». Крым в годы смуты (1917–1921 гг.) - Вячеслав Зарубин

Министр труда социалист П. С. Бобровский, казалось бы, более других членов правительства информированный о настроениях в рабочей среде, достиг максимума в демагогии и словесной эквилибристике: «…Все мероприятия крымского правительства, даже его исключительные законы, демократичны (!! – Авт.) уже потому, что они ведут к конечной цели – к торжеству демократии»441. Как будто демократию можно создавать при помощи грубо антидемократических средств!

И правительство не сворачивает с избранного пути. 22 февраля Особое Совещание получает право рассмотрения дел о лицах, изобличаемых в агитации против союзников, Добровольческой армии, призыва в войска. Газетам, замеченным в нарушении постановления, грозит теперь взыскивание на издателя от 300 до 10 тысяч рублей и приостановление на срок до трех месяцев. 7 марта по требованию союзного командования, о чем мы уже упоминали (показательно, однако, что ответственность за закрытие газет, виновных в антисоюзнической агитации, правительство взяло на себя), был приостановлен многострадальный – закрывался при всех крымских властях – севастопольский «Прибой». Неприятности пришлось пережить и другим демократического толка изданиям. Так в Крыму была восстановлена цензура.

Того же числа запрещались публикации любых сведений военного характера о Крымско-Азовской и Добровольческой армиях, искажение или помещение в неполном виде сведений, официально сообщаемых штабами Главнокомандования ВСЮР или Крымско-Азовской армии.

24 февраля министр внутренних дел отдает депешу начальнику Севастопольского округа о превентивном просмотре всех телеграмм. 11 марта МВД принимает «особые меры для предупреждения нарушения общественного порядка и государственной безопасности в пределах Севастопольского Округа», а 15 марта – распространяет эти «меры» (без расшифровки) на всю территорию Крыма. Если это еще не военное положение, то названия чрезвычайного оно вполне заслуживает.

15 марта: появляется «О мерах борьбы с общеопасными преступниками». Того же дня – постановление о введении цензуры (реально уже существовавшей), гласившее: «…В случае появления в органах периодической печати статей или сообщений, возбуждающих население против Правительства (начали с Антанты, перешли к Добрармии, а закончили сами собой. – Авт.) или призывающих к неповиновению распоряжениям законной власти, – приостанавливать период. издания, в коих помещены означенные статьи или сообщения, на срок до одного месяца, с тем, чтобы соответствующие распоряжения немедленно предоставлялись на утверждение Совета Министров».

Свобода слова была добита окончательно. Отменяется и свобода собраний. А в довершение всего – в марте правительство откладывает созыв Краевого сейма, в котором добровольцы увидели проявление «крымского сепаратизма», а министры, сами же и разработавшие резолюцию о выборах в сейм, – реальную угрозу своему пребыванию в правительственных креслах442.

В марте-апреле меньшевики и социалисты-революционеры на своих совещаниях принимают решения об отказе в доверии Краевому правительству. Всплыл наконец и стал усердно дебатироваться вопрос: а в какой степени данная власть является действительно законной? Ведь никаких всеобщих выборов не было, а назначенные – отменены.

Теряя позицию за позицией в демократическом лагере, правительство С. С. Крыма так и не смогло завоевать доверия у добровольцев, которые относятся к нему со все растущим презрением и подозревают во всевозможных кознях.

27 марта, руководствуясь благими намерениями помочь ВСЮР в обороне Крыма, правительство на заседании, где, кстати, присутствовали А. А. Боровский и Д. Н. Пархомов, назначает инженера С. Н. Чаева главным уполномоченным по обороне края. Никаких возражений ни против должности, ни против кандидатуры нет. Чаев, находясь, согласно постановлению, в распоряжении Главнокомандования, отправляется на Перекоп, где было намечено проложить для удобства переброски войск железнодорожную ветку от Чонгарского полуострова к Перекопскому перешейку и поставить заграждения. Очевидно, сочтя момент весьма удобным для сведения счетов, Пархомов, который, судя по его поведению, терпеть не мог Краевое правительство, пишет по этому поводу письма Боровскому и Деникину.

В результате раздался рык Главнокомандующего: «В течение нескольких месяцев армия проливала кровь, защищая Крым, и была в невыносимых условиях безудержного развития внутри края большевизма, поощряемого преступным попустительством Крымского правительства. В то же время правительство это, изменив данному обещанию, повело, прикрываясь русскими добровольческими штыками, политику государственного и военного разъединения, а в последние дни позволило себе принять и допустить ряд военных мероприятий, которые явно направлены к ослаблению Добровольческой армии и к вмешательству в дело обороны». И Деникин требует от С. С. Крыма введения военного положения, угрожая подавлением всякого вмешательства в его распоряжения и выводом войск (29 марта)443.

В конце концов после утверждения С. С. Крыма, что правительство за власть не держится и готово в любую минуту подать в отставку, Деникин сменил гнев на милость и отозвал свое решение.

Впрочем, дни Краевого правительства и так были сочтены.

Коммунисты смогли, используя необходимость ремонтных работ на застрявшем в бухте французском дредноуте «Мирабо», установить контакт с моряками. Печатались прокламации на французском (благо член подпольного комитета Я. Ф. Городецкий, побывав в эмиграции во Франции, хорошо знал его) и греческом языках, велась устная «обработка». Рабочие добились того, что команда «Мирабо» дала обещание не стрелять444.

13 марта открылась конференция правлений профсоюзов Севастополя. Поразительно – на ней свободно выступали большевики. В городе, до отказа набитом добровольцами и интервентами! Некий «товарищ Борис» проповедовал в своей горячей речи «классовую ненависть», допустил вероятность совместной работы с меньшевиками на почве этой «ненависти» и в заключение выдвинул оригинальный лозунг: «Да здравствует советская власть со всеми ее недостатками!»

Большинством в 70 голосов против 7 при 10 воздержавшихся принимается резолюция большевиков и левых эсеров: «Конференция правлений профессиональных союзов, обсудив всесторонне вопрос о власти, находит, что при создавшемся теперь положении, как внутри области, так и на крымском фронте, на пролетариат и беднейшее крестьянство Крыма ложится революционный долг прийти на помощь героической красной армии и общими силами низвергнуть ненавистное краевое правительство. Исходя из этого, конференция постановляет немедленно объявить всеобщую политическую забастовку с требованиями: 1) удаление добровольческой армии; 2) отстранение краевого правительства; 3) восстановление в Крыму советской власти и 4) освобождение всех политических заключенных. (…)»445.

Конференция избрала стачечный комитет из 7 человек под председательством Городецкого. 14–15 марта политическая забастовка в Севастополе началась.

Франко-греческие войска были выведены на улицы, заняли электростанцию, ряд предприятий. По приказу командующего Рюйе на улицах устанавливаются орудия. Город усиленно патрулируется добровольцами. Но эти акции устрашения не остановили бастующих.

Строительные, железнодорожные рабочие, пекари, водопроводчики, портные присоединились к металлистам. Закрылись магазины. Остановился транспорт. Замолкли многие предприятия Симферополя, Феодосии, Керчи. Более месяца бастовали служащие симферопольских аптек.

Атмосфера накалялась с каждым часом: стрельба в воздух, рукоприкладство. Добровольцы силой открывали магазины.

И, конечно же – ставшие привычными для крымчан расправы. 16 марта арестована семерка рабочих по подозрению в том, что она-то и есть стачечный комитет. Но из них только двое, включая Городецкого, действительно были членами комитета. Трое арестованных – Ефремов, Кононенко, Харченко – были убиты. Убит рабочий Хазаров. Арестован, но вскоре выпущен председатель городской думы Севастополя эсер С. О. Бялыницкий-Бируля. 19 человек, содержащихся в Симферопольской тюрьме по обвинению в зверствах большевиков в 1918 году, отправлены в Керчь и расстреляны на станции Ойсул (Астанино). Городская дума выступила с отчаянным протестом против самосудов.

Но сила явно была не на стороне рабочих. Большевики воздержались от применения оружия, наверное, сочтя это преждевременным.

20—22 марта, согласно решению профсоюзной конференции, забастовка была прекращена. Она показала, тем не менее, что политика второго Краевого правительства провалилась окончательно.

А тем временем части Украинского фронта красных двигались в крымском направлении. Войсками (1-я Заднепровская (3-я Украинская) стрелковая дивизия) командовал П. Е. Дыбенко. Перекоп обороняло 1,5 тысячи белогвардейцев и 600 солдат 13-й греческой дивизии; на Чонгарском направлении находилось около тысячи белогвардейцев, преимущественно офицеров. В распоряжении защитников полуострова было около 20 орудий, несколько бронепоездов, десятки пулеметов. С моря их поддерживала судовая артиллерия кораблей Антанты. 29 марта части 1-й Заднепровской дивизии форсировали Сиваш. 4 апреля без особых трудностей взят Перекоп. Помощь войскам, штурмующим укрепления, оказали партизаны, которые, форсировав залив, высадившись в западной части позиций. Штурмующие потеряли около 200 человек убитыми и около 500 ранеными446.