Шёпот стрекоз (сборник) - Владимир Янсюкевич

Прежде всего он скопировал на сканере все свои записи, затем тщательно перевязал листы подлинника, положил в полиэтиленовый пакет и сунул в портфель. Демонтаж аппарата назначили на завтрашнее утро. Надо было для начала приискать подходящую тару, чтобы, не дай бог, чего-то не повредить, и составить тщательную опись, чтобы любая мелочь была под контролем и ничего не пропало. И главное, надо было дозвониться до Ивана Сабурова. И это оставили до утра.

Во время скромной, но торжественной трапезы, Альберт заметно нервничал.

– Ангел Серафимович, профессор… вы не будете ругаться?

– Смотря, что ты натворил, – весело сказал профессор, он уже изрядно опьянел, и не столько от «шампанского», сколько от постигшей его эпохальной удачи.

– Ничего… Просто моя девушка…

– У тебя появилась девушка?

– Да… а разве я не говорил?

– Скрывал, милый друг, скрывал. Так вот почему ты перестал высыпаться по ночам. И что твоя девушка? Хочет со мной познакомиться, так? Не возражаю. Давно не знакомился с девушками. С тех самых пор, как мной завладела идея регенерации. Пора! Надеюсь, ты не ревнив?

– Нет… то есть, и познакомиться, да… её звать Марина…

– Только не в этом затхлом подвале. При всём том, что я провёл здесь свои самые счастливые годы, он мне смертельно надоел. Хочу на свежий воздух, на простор! Как только обделаем все дела, и я уволюсь из дворников… Пойдём в какой-нибудь открытый ресторанчик…

– Док… то есть…

– Да зови, «доком», если тебе так сподручней.

– Сейчас зима, док.

– Да? Ну тогда в закрытый. Тыщу лет не был в ресторане! А если быть точным – вообще никогда. И знаешь, хорошо бы без людей, – с этими словами профессор достал из тумбочки пять пачек зелёных, подброшенных безлицым. – У меня и припасено на это случай. Закажем отдельный столик за перегородкой… Сейчас есть такие?

– Кабинет? Наверное…

– Кутнём на славу! И там ты меня познакомишь со своей… как её зовут, говоришь? Маруся?

– Марина.

– В школе в меня была влюблена одна Марина… по фамилии Рябова… с конопушками, курносая такая… Но жутко заводная! И чертовски обаятельная! Она меня обзывала «киндер-вундер»… эх! Как давно это было… и где она сейчас?..

– Кутнём обязательно… но главное, не это… Она… грудь…

– Что? Что грудь?

Альберт основательно стушевался, но всё же решился, выдохнул фразу целиком:

– Она хочет себе грудь увеличить.

Профессор шутовски сдвинул глаза к переносице, фыркнул насмешливо.

– Она хочет? Или ты?

– Она. И я.

– Ну и дураки. У неё что, совсем плохо с этим? Найди другую.

Альберт обиженно двинул носом.

– Извини, что-то я не то сказал… – профессор неожиданно загрустил. – Что ж, сейчас многое возможно. И есть неплохие специалисты. И всё же я бы не советовал.

– Почему?

– Ну, как почему… насильственное внедрение в организм всякого рода имплантата… по сути чужеродного… И опять же, резать придётся… Я не сторонник операционного метода. Могут быть неожиданные последствия в дальнейшем. Нельзя безнаказанно вмешиваться в природу.

– Вот и я так думаю! – подхватил Альберт. – А наш аппарат сделает это совершенно безболезненно!

Он намеренно сказал «наш», чтобы подчеркнуть своё причастие к изобретению профессора и, следовательно, благодаря этому, имеет законное право претендовать на его использование в личных целях.

– А что… Поспит полчасика, а через месяц… пожалуйста! Покупай новый бюстгальтер!

Профессор нахмурился.

– Алик… ты злоупотребляешь моей добротой. Создавая свой аппарат, я думал о пострадавших при несчастных случая, в катастрофах… а не о потакании глупым прихотям! – профессор понизил голос: – И посвящать сейчас в наши эксперименты женщину я не намерен.

– Но…

– Нет, нет, не уговаривай! Повременим с этим. Мало ли чего. Вот как стану легальным…

– Она всё знает, док. Она видела, как отрос мой палец. Не было и вдруг… И я не стерпел… И она загорелась. Вы же для этого… безлицего… сделали исключение. А тут близкий мне человек…

Профессор с печалью смотрел на Альберта.

– Вживлять всякие силиконы и ботоксы я ей запретил, – продолжал Алберт свои уговоры, не глядя на профессора. – А ваш метод тем и хорош, что не вмешивается в природу, а даёт ей шанс проявить себя в полной мере.

– Алик, послушай себя. Да кто я такой, чтобы давать самой природе шанс! Ещё ничего неизвестно… Это первые шаги… Удача может быть случайной…

– Но ведь мой палец отрос! Ангел Серафимович! Последняя моя просьба! Обещаю, больше никогда не буду просить вас ни о чём подобном!

Профессор потеребил бородку, поставил бокал.

– Ну, хорошо… Исключительно ради памяти твоего отца, хотя он бы не стал просить об этом… и в благодарность за твою неоценимую помощь.

Профессор лукавил. Нет, конечно, ему хотелось сделать приятное своему молодому другу. И всё же истинная причина его готовности провести новый эксперимент была заключена в неистребимой жажде как можно в большем объёме постигнуть скрытые возможности человеческого мозга и, конечно, своего изобретения. Ещё ничего нельзя было сказать наверняка, всё было впереди, но профессор полностью доверял своему чутью и не сомневался в успехе. К тому же, соблазн взять всецело в собственные руки управление человеческим организмом, был настолько велик, что мысли о неудачах или непредвиденных последствиях подобного управления отошли на второй план.

В эту же ночь Альберт привёл Марину. И профессор вдруг передумал. Марина оказалась девушкой на редкость привлекательной во всех отношениях, касающихся внешности. Он подивился стройности и соразмерности её фигуры и в разрез своему научному фанатизму стал уговаривать не совершать ошибку.

– Сколько вам лет? – сразу спросил профессор.

– Двадцать один, – скромно ответила Марина.

– У вас есть родители?

– Мама. В деревне.

– И как она смотрит на это?

– Она пока не знает. Но, я думаю, одобрит. У нас в деревне все девки грудастые. Одна я такая… Меня «плоскодонкой» дразнили.

Профессор по-доброму рассмеялся.

– Детка моя, придёт время рожать, выкармливать ребёнка, и ваша грудь сама нальётся до необходимых размеров.

– Я пока не собираюсь рожать, профессор, – Марина зыркнула на Альберта и капризно насупилась.

– И тем не менее… Я давно, представьте, не встречал фигуру подобно вашей. У многих то одно обращает на себя внимание, то другое. У кого-то, извините, зад выпирает, у кого-то ноги что бетонные сваи, у кого-то талия бочкой, три подбородка или шея кривая… Вы же идеальны! На вас смотришь целиком и радуешься как сказочной принцессе! Вам прямая дорога на конкурс красоты! И в таком виде, какая вы есть! Безо всяких медицинских ухищрений и дополнительного маскарада!

– Док, похоже, вы объясняетесь моей девушке в любви? – вставил Альберт не без некоторой ревности.

– Так и есть! – согласился профессор. – И грудь ваша безупречна, Марина. Она такая, какая и должна быть при строении вашего замечательного тела. Оно гармонично. Ножки сильные и стройные. Талия дай бог каждой женщине такую. Личико очаровательное. Бёдра, таз и грудь не выделяется своей несуразностью. Они в масть, как говорится. Всё на месте. Кого вы хотите поразить? Наплюйте на моду! Она переменчива, как и погода. Не делайте глупостей! К чему вам пятый размер? Вы же не станете под новую грудь наращивать себе ягодицы!

– Нет, только грудь, – ответила Марина, и щёки её стали помидорными.

– А вы когда-нибудь видели автомобиль, прошу простить за сравнение, у которого передний бампер был бы вдвое больше багажника? Неоправданное доминирование одной детали в любой конструкции, а тем паче в телесной конституции, и есть настоящее уродство.

– Ну, хотя бы четвёртый! – канючила Марина.

– Перестаньте торговаться! – вдруг осердился профессор. – Мы не на базаре!

– Она так решила, док, – вступился за девушку Альберт. – И я не против.

– Да… – сдался профессор. – Самое слабое место у человека это голова. Ну что ж, пеняйте на себя.

Профессор уложил девушку в саркофаг и приступил к внедрению в мозг пациентки искомого сигнала-задания.

6

Утром, физически поработав на морозном воздухе, профессор вернулся в подвал посвежевший. Алик уехал в командировку по области и обещал вернуться через две недели. До этого они выловили в интернете телефоны академии. И к своему удивлению профессор обнаружил в приёмной академии фамилию своей одноклассницы Марины Александровны Рябовой, которая в годы юности была в него безнадёжно влюблёна. Неужели она? Оказалось, она. Он узнал её по голосу, как ни странно, такому же пронзительно энергичному, с особенным переливом на верхах.

– Гелик! Ты! Не может быть! Живой?!

– Представь себе, живой пока.