От Крыма до Рима(Во славу земли русской) - Иван ФИРСОВ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Здесь таинственный незнакомец сказал цесаревичу, что они якобы увидятся еще раз.
«При этом шляпа его поднялась как бы сама собой, и моим глазам представился орлиный взор, смуглый лоб и строгая улыбка моего прадеда… Когда я пришел в себя от страха и удивления, его уже не было передо мной».
Как и прежде, сияла луна, на ступени набережной выплескивались лениво невские волны… Заканчивая свой рассказ, Павел подумал: «Меня так же, как и отца, спровадят на тот свет, а следом и моих потомков — детей, внуков…»
Эту тайну знал Чернышев не понаслышке, от Панина, как и всю предыдущую неуютную жизнь Павла, которая с детских лет прошла на его глазах…
Непростая судьба сложилась тогда у цесаревича. Когда ему было 8 лет, матушка спровадила на тот свет его отца, императора Петра III. По совершеннолетию трон ему не уступила, как обещала, а женила на Гессен-Дармштадтской принцессе Вильгельмине, то бишь Наталье Алексеевне. В народе всё чаще называли Павла — кумиром. Не зря Пугачев именовал его «сыном и наследником». Не исключалось, что с Емелькой повязана была и часть дворян, желавших убрать Екатерину. Недовольные готовили заговор, но, как всегда у русских, нашелся предатель. Наталью Алексеевну, возглавлявшую заговор, хоть и была беременна, в 1776 году отправили на тот свет. Остальных спровадили кого куда. Цесаревича в том же году матушка женила вторично на принцессе Вюртембергской — Марии Федоровне. Вскоре она родила Александра, Константина и еще восьмерых детей. Всем детям его матушка внушает неприязнь и даже ненависть к отцу. Самого цесаревича отдалила подальше от трона… Между тем он успешно осваивает науки. Четверть века его наставник адмирал И. Чернышев внушал ему, «что флот создается морем и на море, а не указами и не канцеляриями». В 20 лет Павел представил солидное «Рассуждение о государстве, относительно числа войск, потребного для защиты.. .». Оно основано на законе и пресекает произвол.
Цесаревич просится в действующую армию, в морские экспедиции. Матушка не пускала, грубо одергивала. Наконец, не без задней мысли, хотела отпустить его в Европу. Павел встрепенулся поначалу, жена тоже согласилась, и они в 1781 году получили благословение Екатерины.
Куда просился Павел:
Италия,
Франция,
Австрия,
Бельгия,
Швейцария,
Пруссия.
Пруссию Екатерина демонстративно выкинула.
— Сие не наша союзница…
Мысль о Европе подал ему император Иосиф II — пригласил его посетить Вену и посмотреть заграницу. Заодно пообещал его жене покровительствовать Пруссии. Тогда же Иосиф в беседе с тайным советником Безбо-родко сказал, что будущий император будет явным украшением века — «в свое время он и сделанное удержит, и недоконченное свершит.
Павел и загорелся желанием увидеться со споим любимцем Фридрихом, королем прусским. Однако матушка его отвадила.
Павел не без умысла просился в Европу. Он чувствовал окончательный разрыв с матерью, его наставник и ближний друг Никита Панин постепенно отстранялся от власти, но Павел еще поверял ему сокровенное. «Здесь у нас ничего нового нет… — говорил он Панину. — Все чего-нибудь ждем, не имея ничего перед глазами. Опасаемся, не имея страха; смеемся несмешному. Так судите, как могут дела делаться, когда они зависят от людей, провождающих всю жизнь свою в таком положении, разстраивающих все». Панин подбадривал своего ученика: «…для Отечества ничего не мо-ясет быть счастливее, как сознание, что природный, высокий наследник престола его возрастет до настоящего возмужания, в недрах своего Отечества с прозорливейшим проницанием и неутомимой прилежностью… признает непременно государскою должностью самолично управлять и во всем надзирать над государственную обороною. Яко над единственною надежнейшею подпорою целости и безопасности оного». Да, Павел ехал не для праздного знакомства — он хотел увидеть все лучшее, применить его в России… Другая мысль неотступно преследовала и мучила его — кто он? Наследник? Тогда почему мать — он это знает твердо — намерена отстранить его от престолонаследия и заменить великим князем Александром Павловичем? У него нет больше опоры при дворе. Екатерину, наряду с талантливыми людьми, окружают льстецы, проходимцы, а сама она без удержу предается распутству.
В Европе наследника и его жену принимали, соблюдая этикет для царствующих фамилий. Формально эта пара отправилась в путешествие инкогнито под фамилией графа и графини Норд. «Но это так, для проформы, — думал Павел. — Великий Петр тоже ездил за границу под именем капитана Петра Михайлова». Однако прадед надевал фартук мастерового, брал топор, тесал и ладил шпангоуты. Не чурался подмастерьев, сидел с ними в таверне, жил в доме простого ремесленника. Общался с королями и королевами, взбирался по вантам на мачты, вычерчивал конструкции кораблей, вникал во все новшества. Вернувшись, Петр свои за-думки претворил в жизнь. У него была власть. Павел таковой не имел. Пока…
Екатерина торопила их с отъездом. Вольготно можно повеселиться без назойливого соседства цесаревича в Павловске. Как-никак ему скоро двадцать восемь лет.
Перед отбытием Павел помрачнел, меланхолично озирался. Его тяготил отказ матери предоставить ему возможность повидаться с Фридрихом. Когда уезжали в конце сентября, Мария Федоровна жалостливо прослезилась, обнимала сыновей, упала в обморок. Екатерина брезгливо сжала губы, презрительно проговорила: «Не терплю немецкие сентиментальности…» Крикнула лакеям:
— Чего смотрите? Подымите ее — ив карету!
В глубине кареты с задернутыми шторами знобило Павла. Он боязливо глядел на скрючившуюся жену, что-то говорившего на прощание Панина…
— Пошел! — кивнула Екатерина кучерам и, подозрительно взглянув на Панина, повела внуков.
На следующий день Панина отстранили от всех дел.
В Польшу добрались с первыми заморозками. Станислав Понятовский, обняв Павла, прослезился не по-королевски:
— Сколько лет! И все же вашу матушку я люблю по-прежнему.
Дальше на пути лежала столица Австрии. Как всегда, гремели оркестры, балы сменялись концертами. Павел вначале довольно равнодушно отвечал на комплименты. Ему по российской привычке всюду чудились насмешливые взгляды, скрытые издевки. В одном из городов в его честь поставили «Гамлета». Он яростно вскипел, бросил жене:
— Это явный намек!
Спектакль пришлось отменить…
Все же пышные приемы, постоянные почести без предвзятости, церемоний, встреч и проводов постепенно придали уверенность цесаревичу. «В самом деле, это же не сон, а наяву», — размышлял он.
— По-моему, австрийцы искренни, — признался он Марии Федоровне и с горечью добавил: — Такого приема я не видывал в России ни разу…
Понемногу начал проявлять интерес к окружающим, входить в роль царственной особы и принимать почести с достоинством, желанием произвести впечатление на венский двор.
— Великий князь и великая княгиня, — восторгался Иосиф II, — соединяют с необыкновенным талантом и довольно обширными знаниями желание обозревать и поучаться и в то же время иметь успех и нравиться всей Европе.
Приметил австрийский император и то, что «ничем нельзя более обязать их, как доставляя им возможность осматривать все без подготовки и без прикрас, говорить с ними откровенно!»
Триест встретил чету голубизной небосвода, теплым ветром, лазурью Адриатики. Наследник пешком обошел большой торговый порт, забрел на верфь. Поражала размеренность работ, мастеровые облепили, как мухи, стоявшее на стапелях судно. Внизу стоял сарва-ер — главный строитель корабля. Павел говорил без переводчика, благо свободно изъяснялся и по-итальянски, и по-латыни, кроме французского и немецкого.
— Сие судно кто проектировал? — спросил Павел у сарваера.
— Я, сеньор.
Павел удивленно поднял брови:
— Где вы обучались этому?
— В разных местах, сеньор. У нас в Триесте имеется неплохой лицей, потом обучался в Венеции, Амстердаме.
Павел с досадой поморщился: «У нас в России пока не додумались завести такие школы…»
Венеция очаровала неповторимой вязью своих многочисленных лагун и каналов, беспечностью и весельем карнавалов, легкомысленностью женщин. Проходила парусная регата, балконы вдоль Большого Канала украшали ковры, цветы… На верфях достраивали красавцы корабли, в громадных кузницах Арсенала для них ковали тяжеленные якоря.
Через Падую и Болонью «графы Норд» направились в Неаполь. Там их ждала неприятная встреча с послом в Королевстве Обеих Сицилии, моложавым графом Андреем Разумовским. Павел без прикрас знал доподлинно о всех похождениях графа со своей первой женой Натальей… За это, собственно, и был отправлен в дальние края его матушкой…
