Любовное зелье колдуна-болтуна - Дарья Донцова

– О чем? – тут же спросила я.

Светлана Алексеевна начала пояснять:

– Агния Генриховна явилась ко мне неожиданно, без звонка. Вошла в кабинет и заявила: «Знаю, что вы не согласились на мое увольнение. Спасибо за хорошую характеристику не говорю, я ведь безупречно работаю, вы лишь оценили мой труд по достоинству. Но все же испытываю желание как-то вас отблагодарить: после моей смерти получите некоторые документы. Поступайте с ними, как сочтете нужным, но у вас в руках окажется мощное оружие, откроется чужая тайна. Даже представить себе не можете какая. Вот если бы вы поддержали идею меня на пенсию отправить, тогда…» Бундт развернулась и ушла, не договорив. Я опешила. Ну, думаю, зря ее интересы лоббировала, кажется, у старушки начались проблемы с головой.

– Нет, – возразил Глеб Валерьянович, – остроте ума начальницы архива можно позавидовать. У нас с ней состоялся непростой разговор, и в процессе его выяснилось, что Агния Генриховна более всего на свете опасается лишиться своего любимого детища. Архив заменил ей все: мужа, детей, любовника. Вы в курсе, что она там живет? В прямом смысле слова.

– Где? В архиве? – удивилась главврач. – У Бундт хорошая квартира, лет десять назад она получила ее от города.

– Да, дама владеет просторной двушкой, – согласился Борцов, – но Агния Генриховна оборудовала для себя студию в здании хранилища, весьма уютную. Я у нее в гостях побывал, мне понравилось. Помещение состоит из спальни-гостиной, кухни и ванной. И там есть сейф, в нем госпожа Бундт хранит наиболее ценные бумаги, свой страховочный полис.

– Страховочный полис? – переспросила Аня Шарова.

Глеб Валерьянович вынул из портфеля папку.

– Именно. Ведь лишиться архива для Бундт смерти подобно. Давным-давно, когда Агнии Генриховне было всего тридцать лет, тогдашняя начальница облздрава попыталась выпихнуть ее из кресла, посадить в него своего сына. Заведующей удалось остаться на должности, но она до гипертонического криза испугалась и решила обезопасить себя. Как? В общем-то, самым обычным, хорошо известным политикам, дипломатам, чиновникам, военачальникам, да и простым смертным способом: нарыть компромат на верхушку города и пустить его в ход, когда ее вновь решат уволить.

Константин рассмеялся.

– Это же смешно! Что бабка могла накопать?

Глава 35

Борцов встал и начал ходить по комнате.

– Вы сейчас продемонстрировали общее отношение к медархиву. Мол, какая ерундень, подумаешь, ничего интересного – анализы, записи врачей о том, как, допустим, вашему папеньке лечили насморк. Кому нужны покрытые мхом сведения? Но вы жестоко ошибаетесь. В медкартах указано много тайного. А Бундт умна, хитра, по складу ума она ученый, поэтому не просто собирает факты, а систематизирует их, делает выводы. И она имеет в распоряжении все, подчеркиваю, все документы местной системы здравоохранения. Например, историю болезни Игоря Семеновича с его трехмесячного возраста. В одном сейфе в рабочем кабинете Агния Генриховна держит бумаги Бражкиных, Шаровых, Дубовых и всей элиты города, а в железном шкафу, оборудованном в квартирке при архиве, хранятся результаты научных изысканий дамы, которые подтверждаются документами. Бундт регулярно ходит в больницу Лоскутова, в центральную и районные поликлиники, делает копии медкарт интересующих ее людей и утаскивает их в свою нору.

– Это безобразие! – взорвалась Светлана Алексеевна. – Она не имеет права!

– Агния Генриховна не собиралась никого шантажировать ради получения денег, – продолжил эксперт, – но в случаях, когда ее пытались убрать с занимаемой должности, без промедления, образно говоря, расчехляла оружие. Накануне пятидесятипятилетия Бундт одна чиновная дама объявила ей: «Пора вам на покой. Завидую от всей души: дача, цветы, птички, будете отдыхать в гамаке с вязаньем…» Через час заведующая архивом положила перед чиновницей папку и безо всякого волнения заявила: «Ознакомьтесь с ксерокопией ваших меддокументов. Из них следует, что вы несколько раз лечились от венерических заболеваний. Как только я поселюсь на даче среди цветочков, информация об этом окажется на столе у начальства и станет достоянием всего города».

– Крутая бабулька, – засмеялась Оля Шарова, – не дает себя в обиду.

Катя ткнула сестру локтем в бок. Та, решив не оставаться в долгу, пихнула ее ногой.

– Девочки, прекратите, – велела дочерям Светлана Алексеевна. – Оля, сиди спокойно.

– Почему всегда мне замечание делают? – возмутилась младшая сестра. – Катька первая начала!

– Приятно видеть прекрасно воспитанных детей Василия, – съязвила Ирина Федоровна, – они достойны своих родителей.

Алевтина Степановна покраснела, открыла рот, но я не дала ей высказаться от души.

– Вообще-то Ольга права. Да, Агния Генриховна защищается, как умеет.

– Я не предполагала, что Бундт способна на такое, а ведь выглядит безобидной бабочкой, – покачала головой Светлана Алексеевна.

– Среди чешуекрылых есть смертельно ядовитые представители, – не преминул заметить Борцов. – Напомню, заведующая архивом никогда первой не затевает «ковровую бомбардировку», жестко реагирует лишь на попытки ее сместить. А недавно Василий Петрович посягнул на самое святое – именно на архив.

Владелец посудной фабрики удивился.

– Не собирался прогонять Агнию Генриховну. Я с ней мало знаком, видел один-два раза мельком. Ко мне обратились из нашего департамента здравоохранения, попросили оказать материальную помощь для ремонта здания хранилища, оно ведь ветхое, на ладан дышит. Я выдвинул альтернативное предложение – о переводе бумажных материалов на электронные носители. Негоже в современном мире пещерными людьми жить. Бумаги ветшают, пора наконец вспомнить о научно-техническом прогрессе. Через месяц к нам приедут специалисты, и работа закипит.

– Вы рассказали о своих планах корреспонденту местного телевидения? – спросила я.

– Ну да. А почему бы нет? – пожал плечами Василий Петрович. – Пояснил: Лоскутово не израсходует на масштабную работу ни копейки, это мой подарок городу. Когда оцифровка полностью закончится, мэрия сэкономит кучу денег: здание архива разберут, бумаги утилизируют, не надо будет тратить бюджетные средства на свет, воду, отопление хранилища, не придется платить сотрудникам архива зарплату – там сплошь пенсионерки, пусть займутся внуками. Сэкономленные средства пойдут на покупку оборудования для больницы. Что плохого? Мою идею все поддержали с восторгом.

– Все, кроме Агнии Генриховны, – возразил Борцов. – Вы решили не только лишить ее работы, но и уничтожить дело всей жизни дамы – сжечь архив, что для нее хуже деяния Герострата[7 – Герострат – житель греческого города Эфеса (ныне находится на территории Турции), в 356 году до н. э. сжег там храм Артемиды, желая, чтобы его имя запомнили потомки. И ведь запомнили!].

– Ваше выступление по телевидению, Василий Петрович, состоялось в день нашего приезда в Лоскутово, я видела его краем глаза. Услышав такое, Бундт впала в ярость и, думаю, кинулась к вам, – предположила я.

– Ну да, – растерянно подтвердил Шаров. – Звонила раз десять моему помощнику, требовала немедленной встречи, но я не мог сразу ей время уделить, попросил секретаря договориться о беседе в конце следующей недели. Считал, что старушка хочет чего-то попросить в связи с оцифровкой архива.

– Нет, она решила вас припугнуть, – ответила я. – Итак, продолжаю. С Шаровым быстро встретиться Бундт не удалось, и тут к ней приехал наш эксперт. Агния Генриховна не открыла человеку из Москвы всех секретов, но подпустила его, так сказать, к порогу тайны. Кстати, Василий Петрович, вы все же договорились с ней о беседе? Назначили день?

– Сначала да, но потом передумал, – покачал головой владелец посудной фабрики. – Дел много, я зашиваюсь, решил, что Бундт может подождать. Позавчера ей сказали о переносе разговора на следующий месяц.

Я взяла со стола папку.

– Агния Генриховна сочла, что вы над ней издеваетесь, водите ее за нос, и решила отомстить. А тут весьма удачно во второй раз на пороге архива возник Глеб Валерьянович – и узнал всю правду. К слову сказать, на тот момент мы уже догадывались, в чем дело, но у заведующей архивом есть документы, доказательства наших предположений. Что ж, пора с ними вас ознакомить.

Я начала вынимать из папки ксерокопии бумаг и прикреплять их магнитами к доске.

– Вот выписка из истории болезни Петра Ильича Шарова, отца Василия Петровича. Из нее понятно, что он, вследствие перенесенного в подростковом возрасте туберкулеза, вылеченного с помощью ныне запрещенного препарата, стал бесплодным… Далее справка о полном здоровье Галины Строевой, первой жены Петра, так и не сумевшей забеременеть в браке с ним и благополучно родившей ребенка во втором замужестве… Теперь обратите внимание на этот листок, это гордость Агнии Генриховны. Кстати, напомню: медархив хранит не только карты больных, но и другие документы. Бундт удалось раскопать бланк анализа с результатами спермы Петра Ильича, который много лет назад принесла в лабораторию Алевтина Степановна… Небольшое отступление: некоторые женщины, у которых никак не получается родить, желают убедиться, что бесплоден муж, поэтому они потихонечку собирают после близости биоматериал и несут его на исследование. Так поступила и жена Петра Ильича. Вынесенный лаборантом вердикт не оставлял ему никаких шансов, Петру никогда не светило стать отцом. Замечу, что супруга его ни в коем случае не хотела, чтобы он знал о своем бесплодии. О причине этого пока умолчу.