Пойманная в ловушку - Тиффани Робертс

Айви перекинула волосы через плечо и вернулась к работе над корзинкой, решив закончить ее до возвращения Кетана, чтобы показать ему свой прогресс.

Это желание вызвало тяжелую, печальную боль в ее сердце. Хотя воспоминания были расплывчатыми, она могла вспомнить несколько случаев, когда была совсем маленькой — максимум семи лет, — когда она, переполненная волнением, ждала, чтобы показать родителям какой-нибудь проект по декоративно-прикладному искусству, который она сделала в школе. Так отчаянно желая, чтобы они гордились ею, хвалили ее. Сказали ей, что она молодец.

Они кивали и говорили что-то вроде хорошая работа, но даже в том возрасте она чувствовала их незаинтересованность. Она поняла, что на самом деле они даже не смотрели. Что они не видели ее работ… не видели ее. Итак, после всего лишь нескольких попыток она решила перестать делиться с ними подобными вещами. Это было лучше, чем их пустые, бессмысленные похвалы.

Даже когда Айви была с ними в хороших отношениях, родители Айви всегда вели себя с ней как-то… отстраненно. Она предполагала, что они любили ее по-своему, но это никогда не проявлялось как привязанность, и это никогда не приводило к какой-либо связи между родителями и дочерью. Они вложили всю свою энергию в своего первого ребенка, Эвана. К моменту рождения Айви ему было уже четырнадцать, и он съехал задолго до того, как она стала достаточно взрослой, чтобы познакомиться с ним поближе; он устроил свою собственную жизнь еще до того, как она закончила начальную школу.

К тому моменту ее родители были готовы сосредоточиться на себе. Айви родилась незапланированно, случайно, и ее родители не ожидали, что будут растить еще одного ребенка. Они уделяли больше времени своей работе, социальным контактам, церковным собраниям и хобби, чем когда-либо уделяли ей, но, несмотря на это, Айви долгое время была счастлива. Она посвятила себя школе и была отличной ученицей, а также нашла множество способов развлечься в те долгие часы, проведенные в одиночестве.

Айви никогда не обижалась на своих родителей за их дистанцированность, но это было особенно тяжело в подростковом возрасте, когда она столкнулась со столькими переменами. Она никогда не обсуждала со своей матерью никаких деликатных вопросов, никогда не спрашивала совета у отца. Ее родители обеспечивали ее едой, одеждой и кровом, а со всем остальным ей приходилось разбираться самой.

И когда Айви посетила одну из ночных вечеринок, устроенных ее одноклассниками, и встретила Таннера, она была привлечена его вниманием. После одной ночи Айви поняла, что он был тем, с кем она хотела провести свою жизнь. Он был на несколько лет старше ее, но кого волновал возраст? Что значили пять лет разницы, когда через год ей должно было исполниться восемнадцать?

Таннер был таким красивым со своими волнистыми каштановыми волосами, дерзкой улыбкой и темными-темными глазами. Он относился к Айви так, как будто она была самой важной девушкой во вселенной. Он рассмешил ее, пригласил куда-то поесть, подарил красивые цветы и прикасался к ней так, что ей стало так хорошо — так интимно, что родители Айви сказали ей, что это неправильно. Она наслаждалась всем этим и стремилась ответить взаимностью. Таннер стал ее миром.

Пробыв с Таннером пару месяцев — и думая, что влюблена, — она рассказала о нем своим родителям. Они были в ярости и запретили ей видеться с ним. Это был первый раз, когда Айви в гневе повысила на них голос. Она отказывалась их слушать, отказывалась жить без Таннер. Она не могла и не хотела ждать, пока ей исполнится восемнадцать; она не хотела ждать так долго, не встречаясь с ним.

Итак, она сбежала, бросила школу и переехала к нему. Он был всем, что ей было нужно. Он собирался позаботиться о ней.

Таннер настоял на том, чтобы подождать, пока ей не исполнится восемнадцать, прежде чем они займутся сексом. Конечно, пока они ждали, они занимались другими вещами, но он всегда был с ней очень осторожен, всегда сдерживался. По своей наивности она думала, что это потому, что он был милым и заботливым.

Какой наивной и глупой она была.

Правда заключалась в том, что ему нужно было, чтобы она достигла совершеннолетия, чтобы обезопасить себя, прежде чем он возьмет то, что действительно хотел.

Первым сюрпризом от него на ее восемнадцатилетие был документ, который нужно было подписать. Он сказал ей, что это для того, чтобы внести ее имя в договор аренды квартиры, поскольку она уже достаточно взрослая, и она по глупости подписалась, не прочитав ни слова — было трудно беспокоиться о документе и его юридическом жаргоне, пока он целовал ее шею и гладил плечи.

Ее второй сюрприз был гораздо более захватывающим. Таннер все приготовил, и это было так романтично — мягко мерцающий свет, лепестки роз, разбросанные по полу и кровати, шоколадные конфеты. Он хотел сделать ночь ее восемнадцатилетия чем-то таким, чего она никогда не забудет, ночью, когда они наконец займутся любовью.

Он просто не сказал ей, что все это было уловкой.

Что в каждом углу были камеры, записывающие со всех сторон, как Таннер заставлял Айви совершать с ним сексуальные действия, как он совершал их с ней и, наконец, как он лишал ее девственности.

В тот момент Таннер изменилась. Он был груб, и это причинило боль. Он проигнорировал ее крики боли, даже смеялся, когда использовал ее тело. Айви знала, что в первый раз будет некомфортно, но она думала, что Таннер был бы мягче, остановился бы или замедлился. Он этого не сделал. Это было как… как будто он хотел, чтобы она заплакала.

Он остановился, только когда все закончилось, после того, как он кончил в нее, а затем на нее. Не было ни ласковых слов, ни извинений, ни поцелуев. Она не чувствовала себя удовлетворенной или любимой. Она чувствовала себя… использованной. Грязной.

После этого Таннер отошел от нее, его поведение стало поведением совершенно незнакомого человека. Когда она лежала там со слезами, текущими по ее щекам, он сказал ей, что между ними все кончено, и потребовал, чтобы она ушла. Сбитая с толку, обиженная, раздавленная, она села, прижала постельное белье к груди и спросила, почему в договоре аренды указано ее имя. Он рассмеялся ей в лицо и сообщил, что она фактически подписала отказ от ответственности, которым соглашалась отказаться от судебного иска.

Еще больше сбитая с толку этим, она собрала свои вещи — в основном только одежду — и вышла из