Мечник - Василий Сахаров

Радист начинает вызывать Еременко, а посыльные исчезают во тьме. Снова рядом со мной командиры подразделений, дышат ртами, видать торопились на зов, горят предстоящим боем, чуют его. Это хорошо, это правильно, так и должно быть. Тем временем на связь вышел полковник, разрешил вступить в бой и на всякий случай выдвинул к лесу бойцов Астахова с сотней наемников. Если нам туго придется, они рванутся вперед и постараются оказать нам поддержку.

— Игнач, обходишь овраг слева, и заходишь от дороги, там наверняка караул стоит, так что не проморгай его. Исмаил, ты с гвардейцами рядом, атакуем сверху. Лида, ты с наемниками обходишь с тыла. Начинаем через десять минут. Вперед!

Сержанты разбегаются по своим подразделениям. Ко мне подтягиваются гвардейцы, пластуны идут слева, а наемники обходят справа. Проходят отведенные на сосредоточение и подготовку минуты. Пора. Я встаю и направляюсь вперед, передо мной следопыты, а по бокам гвардейцы. На ходу готовлю свой «Абакан» к бою, подгон Еременко, который запомнил, как я с таким стволом в Нальчике воевал, отщелкиваю предохранитель и передергиваю затвор. Тут же, вокруг раздается такое же клацанье. Мелькает мысль, что в морозной лесной тишине звук разносится далеко, и нас могут услышать сектанты, расслабившиеся на отдыхе в овраге перед нами, но это чепуха, и даже если это так, то поздно, им не успеть выбраться в лес.

— Тах! Тах! — гулким эхом, меж деревьями понеслись первые отзвуки одиночных выстрелов, которые доносятся слева. Значит, пластуны уже вступили в бой и, скорее всего, напоролись на вражеский караул.

— Прибавили ходу! — подгоняю я криком гвардейцев, и сам перехожу на бег.

Мы торопимся, я несусь вперед настолько быстро, насколько могу, и чуть не падаю в овраг, который совершенно неожиданно оказывается прямо передо мной. Внизу суетятся вражеские воины, которые собираются в десятки, и готовятся идти на помощь своим дозорным. Поздно, ребятки! Вы не успели!

Падаю за ствол старого ясеня, растущего на самом обрыве, становлюсь на одно колено, приклад в плечо, готов к бою, выхватываю глазом первую цель, ясно видимую в отсветах костра, и плавно тяну за спусковой крючок. Из ствола «Абакана» вырывается огонь, и десятки пуль проносятся по телам сектантов, кромсают их на части, вырывают куски мяса и пробивают черепа. Одновременно со мной, огонь открывают гвардейцы и следопыты. Стена огня проходит по дну оврага и сметает все живое. Кажется, что бой идет по всему лесу и, опустошив магазин, прислушиваюсь. Нет, стрельба только здесь, но в ночном и заснеженном лесу звуки обманчивы, отражаются от деревьев и порой приходят совсем не с той стороны, с какой их ожидаешь.

Осматриваю овраг, гвардейцы, как всегда, сработали чисто, боеготовых врагов не осталось, и только несколько раненых валяются подле костров. Слева и справа так же стрельба затихает, и группы, оставив на выходе свои дозоры, начинают спускаться вниз. С одной стороны к кострам подходят пластуны, а с другой наемники. Я сижу наверху, не расслабляюсь и внимательно наблюдаю за всем происходящим. Вот, к одному из костров подходит высокий казак, хочет подхватить еще живого врага, у которого пулями перебиты ноги. Кажется, что сектант не в состоянии оказать сопротивления, тихо постанывает и пускает ртом кровавую пену. Однако когда наш боец оказывается рядом, вражеский воин отталкивается всем своим телом от пропитанной его кровью земли, и пытается дотянуться до него ножом. Не смог! Наши воины знают, с кем дело имеют, а потому всегда настороже. Сектант, совсем еще молодой парень с красными ромбами на щеках, всхлипывает, перекатывается на спину, что-то шепчет и резко проводит клинком по своей шее. Подобное происходит везде, и только один из раненых, солидный мужик в меховом тулупчике, сдрейфил и не покончил жизнь самоубийством.

Спускаюсь вниз, мужик, седобородый и пожилой, сидит подле так и не потухшего костра, с ненавистью оглядывает наших воинов, стискивает зубы и, вырывая из тулупа кусок тканевой подкладки, прижимает ее к простреленному боку. Сажусь напротив него, киваю на трупы молодых бойцов клана Красных Ромбов, и спрашиваю:

— А ты чего к Сыну Зари не торопишься?

— Что я, дурак, что ли? — он скалится на меня как волк, и желтые давно не чищеные зубы отблескивают в свете огня. — Нет, я не фанатик, а работаю за твердый оклад в золоте.

— Кто таков?

— Инструктор военной школы Красных Ромбов Бальтазар.

— А реальная фамилия?

— Валентин Супонев.

— Сотрудничать будешь?

— Да, — хрипит он, и сплевывает на окровавленный снег сгусток запекшейся крови.

— Сколько вас в лесу, какова задача и что творится дальше по дороге?

— В лесу только этот отряд был. Хотели ваш обоз накрыть, пощипать и отойти. Задача стояла приостановить ваше продвижение, и дождаться подкреплений со стороны Донецка. Никто не думал, что вы так нахально к Дебальцево попретесь, после того как ваш спецназ под Снежным сделали, потому и заслон такой не серьезный. Дальше по дороге чисто, и до самого Дебальцево никого.

— Сколько вас всего в этих местах?

— Точно не знаю, но в треугольнике Донецк-Дебальцево-Луганск около пяти тысяч воинов наберется.

— А возле самого Дебальцево?

— Сотен семь, все из Красных Ромбов.

— Как к сектантам попал и почему на них работаешь?

— Так сложилось, — пожал он плечами, и поморщился. — Был в банде, а потом, банда превратилась в клан и стала подчиняться Звездным. Идти было некуда, стал готовить молодежь, и этих, — кивок на убитых вражеских воинов, которых обыскивали мои воины, — я два года воспитывал.

— Это был их первый боевой выход?

— Да, первый. Сам ведь видишь, под контролем инструкторов работали.

— Что же вы так подставились, от дороги только в двух километрах расположились, и дальних дозоров вокруг не выставили?

— Не я решал, и старшим над всей группой Икат был, вон он лежит, — кивок в сторону щуплого мужичка, которого сейчас вытаскивали из костерка, в который он ногами упал. — Мля, а я говорил ему, что надо поберечься. Козел! Сука рваная! Из-за него все попали!

— Что с поселением в Стаханово?

— Не знаю.

— Врешь, гнида.

Инструктор схватился за бок, и прошипел:

— Начальник, дай пару минут передохнуть, а потом, клянусь, как маме родной, все что знаю, расскажу.

— Ладно, отдохни чуток.

Я отошел в сторону и ко мне подбежал Игнач. Оглядел место побоища и сказал:

— Мечник, двое ушли.

— Как так?

— На подходе мы с караульными столкнулись, и у них два карабина было. Задавили их быстро, но двое успели уйти. Мои за ними вслед пошли, но не догнали, верткие гады, и бегуны хорошие.

— Ну и фиг с ними, — махнул я рукой. — Потери есть?

— Нет, у меня без потерь.

— Стой! — позади нас раздался громкий вскрик одного из наемников и, обернувшись, я увидел раненого инструктора, который забыл про свою рану, и как дикая кошка, так же ловко и быстро, карабкался по покрытой корневищами стенке оврага.

Бойцы отряда вскинули свое оружие, а я выкрикнул:

— Стрелять только по ногам!

Поздно. Один из гвардейцев короткой очередью срезал беглеца и, повернувшись ко мне, только пожал плечами:

— Извиняй Мечник, привычка.

— А-а-а, — махнул я рукой, тут хоть ругайся, хоть нет, бесполезно. У меня под началом не территориалы, а бойцы иного сорта, которые сначала стреляют, а только потом думают.

Поутру отряд вышел к дороге, я сделал подробный доклад о бое Еременко и получил морально-психологический втык. Сказать нечего, пленника мы не уберегли, а командир я, и ответственность за это на мне. Все это вполне ожидаемо, кроме одного. Полковник приказал собрать тела всех погибших сектантов и погрузить на порожние сани. Зачем? Тогда я этого не знал, но когда к вечеру караван добрался до окраинных развалин городка Снежный, и остановился на ночевку, кое-что прояснилось.

Наш обоз находился на месте боя спецназовцев Астахова с противником, и на останках стен, видимо, нам в устрашение, висели обдолбанные воронами головы его бойцов. Зрелище мрачное и угнетающее, и подобного издевательства над трупами врагов себе никто из наших противников пока не позволял. Даже халифатцы такого не практиковали, хотя никого из попавших к ним в плен не жалели. Да, расстреливали, это было, но над трупами специально не издевались и не глумились.

Наступил вечер, лагерь был разбит как обычно, и через полчаса должно было стемнеть. Полковник выстроил наемников и, обратившись к ним, задал только один вопрос:

— Бойцы, кто крови не боится, желает денег подзаработать и сможет за мясника потрудиться?

— Я! — раздался хриплый голос из неровного строя наемников.

— И я смогу! — вслед за первым добровольцем вызвался второй.

— А что надо делать?

— Сколько заплатишь?