Расссказы разных лет - Лев Маркович Вайсенберг

Моисеевич, как всегда спокойный, молчаливый, стоял возле них, заложив руки в карманы, и наблюдал за игрой. Он не замечал,, как его дочь Галочка прилежно выискивала в какой-то французской книжке знакомые русские буквы и вырывала понравившиеся ей страницы.

Время от времени глаза Петра отрывались от шахмат, искали Люсю. Раскрасневшись, она носилась по комнате, хозяйничала. Ей очень шло ее новое светлое платье. Она выглядела свежей, молодой.

И, видя ее столь свежей и молодой, Петр вспомнил их первую встречу на московском вокзале, метель, высокие тонкие сосны в снегу. И ему было приятно видеть ее вновь такой молодой и, вместе с тем, грустно: молодость ее принадлежала другим. Он видел сейчас Люсю в кругу ее семьи и чувствовал себя непрошеным гостем, человеком, совершившим что-то дурное, обидное не только по отношению к Люсе, но и ко всей этой милой семье.

Звонки новых гостей отвлекли его от этих мыслей.

Явились Татьяна с Николаем Егоровичем и мужем, неожиданно приехавшим на несколько дней в Ленинград. Это был широкоплечий, высокий человек в морской форме с орденом. Люся сразу узнала его, вспомнив фотографию, выпавшую из сумочки Татьяны.

Потом пришли Верочка с мужем, Волков, Соколовский, Эсфирь Иосифовна. Уже из передней несся в комнату веселый смех Верочки.

Потом Люся пригласила из соседней комнаты Василия Васильевича. Когда она зашла к нему, он лежал на диване, — в последнее время он часто прихварывал. Василий Васильевич охотно принял приглашение Люси.

Все гости были в сборе и собирались садиться за стол, как вдруг нагрянули, но старой памяти, две давнишние подруга Люси (одна из которых считалась в своем кругу более хорошенькой, но менее умной, другая — более умной, но, увы, не столь хорошенькой). Два года не были они у Люси, но, прослышав, что «Люська теперь заделалась художницей», решили навестить старую подругу. Они с любопытством разглядывали гостей, стараясь найти хоть одно знакомое лицо, и не находили.

«Сослуживцы», — сообразила та, которая считалась более умной, но, увы, менее хорошенькой. »

— Люська совсем обмещанилась, — шепнула она подруге и пожала плечами. — Какое унылое общество...

— Факт! — легко согласилась та, которая считалась более хорошенькой, но менее умной. И чтоб хоть сколько-нибудь утешить себя за потерянный вечер, стала переглядываться с сидевшим», неподалеку молодым человеком с красивыми голубыми глазами.

Она огорчилась и была раздосадована, узнав, что веселая женщина по имени Верочка, сидевшая в другом углу комнаты, жена голубоглазого.

— К столу, товарищи!

Галочка сразу подружилась с Николаем Егоровичем и ни за что не выпускала его большой палец из своего кулачка. Пришлось посадить ее рядом с Николаем Егоровичем. Август Иванович сел рядом с Верочкой, успевшей шепнуть Люсе: «Отец учтебя прелестный!» Виктория Генриховна села рядом с Василием Васильевичем и сетовала об ушедшей роскоши дореволюционных пиров. Голубоглазый муж Верочки, жестоко обманувший надежды хорошенькой, но менее умной подруги, затеял с Эсфирью Иосифовной спор о выставке. На долю Петра выпала задача развлекать двух нежданных подруг Люси. Сама же хозяйка находилась в окружении Татьяны, Волкова и Борьки.

Когда были налиты рюмки, поднялась Татьяна и произнесла очень медленно и внятно, точно выступая перед детьми:

— Первый тост должен быть возможно короче: за процветание нашей художницы — милой Елены Августовны.

— Ур-ра! — поддержали все гости. — Ур-ра!

Галочка, на секунду отстав и поразмыслив, тоже закричала:

— Ур-ра!

Стол оживился.

Когда были снова налиты рюмки, поднялся Август Иванович.

Он просит разрешения сказать несколько слов. По правде говоря, он никогда не ожидал от Люси таких приятных сюрпризов и, разумеется, счастлив. Он благодарит за это свою милую девочку. Да. Но он хочет еще кое о чем сказать. Вот о чем. Способности там, таланты всякие — ну, это от бога. Но откуда взялось у его своенравной девочки (пусть простит она его за эти слова),откуда взялось у нее столько усердия, столько выдержки? Кто научил ее этому, кто? Вероятно, те, с кем она вместе работала. Вот за это он искренне благодарит ее товарищей и желает им еще многих успехов впереди.

— К сожалению, доктор никогда не умел видеть дарований своих детей, — со сдержанной горечью прервала его Виктория Генриховна. — А я, когда Люсенька была еще крошкой, говорила, что это растет талант, большой талант...

— Но, мамочка... — взглянула на нее Люся с мольбой.

— Пожалуй, — согласился Август Иванович, — я не так проницателен, как Виктория Генриховна. Но, насколько мне помнится, Виктория Генриховна находила у Люси также музыкальный и стихотворный таланты. И поэтому, правду говоря, я мечтал о дочке музыкантше, поэтессе, а выросла вот художница. Ну что ж, и это не так уж плохо, как видите!

Все рассмеялись, захлопали.

Люся подбежала к Августу Ивановичу, обняла его сзади за плечи. Милый ее папа, милый! Когда он говорил, она заметила в нем что-то, несвойственное ее прежнему папе, который ни о чем не хотел знать в этом мире, кроме своих пациентов, Мариинского театра и столика с зеленым сукном в углу гостиной. Когда она обняла Августа Ивановича, она вдруг заметила, что волосы у него почти сплошь седые, мягкие, старчески шелковистые.

Старик ее папка!

Ей стало жаль его и, вместе с тем, стыдно за себя: сколько невзгод принесла она ему со всеми ее квартирносемейными бурями.

«Но он всё-таки бодрый», — пыталась она утешить себя.

И тут она увидела, как встал Волков.

— За эти два года, — сказал Волков, — Елена Августовна прошла большой путь. Она пришла в мастерскую домашней художницей, дилетанткой и, скажу прямо (здесь все свои люди), неучем. Вот Татьяна Николаевна помнит, сколько раз мы советовались о том, как поступить с Еленой Августовной. Советовались (теперь можно признаться) в большой тайне, ибо вначале характер у нее был зело самолюбивый. Нельзя было ей слова сказать — того и гляди заплачет! Эго мы потом подружились, и теперь уже ни капельки не боимся друг друга. Я вам даже открою один секрет, — сказал Волков, обращаясь к Люсе. — Когда вы впервые пришли в мастерскую, я уже знал вас. Да, да! — Волков кивнул головой на удивленный взгляд Люси. — Три года назад мы встретились с вами в магазине фарфортреста. Вы выбирали сервиз. Вы, конечно, не запомнили меня. Но я вас запомнил из-за того презрительного взгляда, каким вы одарили меня и моего товарища в ответ на какие-то наши замечания о фарфоре. Когда вы пришли в мастерскую, я сразу узнал вас.