Чингисхан. Пенталогия (ЛП) - Иггульден Конн

За заминку Сун Вина наказал председатель совета, лучше других осведомленный о том, что накануне вечером произошло между императором и его цзиньским родственником.

– Слово предоставляется господину Цзин Аню, – громко объявил он.

Сун Вин закрыл рот и грузно опустился на свое место, а молодой вельможа кивнул председателю.

– Кто из присутствующих станет отрицать, что на юге и западе нас теснят тумены монгольского хана и его младшего брата? – громко и уверенно осведомился он. – Эти люди заметят угрозу, лишь когда монголы постучат в ворота Ханчжоу. Давайте сразу перейдем к голосованию. Предлагаю себя в командующие одной из двух армий, которые нужно выслать.

На миг Сюань перестал хмуриться и поднял голову, но возмущенные крики заглушили голос молодого вельможи. Спорили даже из-за числа армий. С болью в сердце наследник подумал, что участники совета никогда не взглянут в глаза реальности. Мгновение спустя обозленный Цзин Ань клялся, что в одиночку выступит против Хубилая, если больше никому не хватает здравомыслия понять, сколь это необходимо. Сюань устало потер глаза: начал сказываться недосып. Подобные всплески он видел уже четырежды: молодые вельможи отправлялись биться с монголами. Их воинский пыл еще не поостыл. Зал оглашался угрозами и обвинениями: вельможи старались перекричать друг друга. Сюань понял: решение не примут ни сегодня, ни вообще до прихода врага. Он покачал головой: все это чистое безумие. Можно снова обратиться к императору, но просьба о встрече должна сперва просочиться через тысячи придворных, которые вряд ли ее передадут. За годы в плену Сюань насмотрелся на сунскую бюрократию и особых надежд на лучшее не питал.

Во время полуденного перерыва наследник подошел к молодому вельможе, до сих пор спорившему с двумя другими. При нем спорщики замолчали, а Цзин Ань поклонился: Сюань как-никак император, хоть и бывший.

– Я надеялся на лучший исход, – признался Сюань.

Цзин Ань горестно кивнул.

– Сын Неба, у меня сорок тысяч воинов, да еще двоюродный брат обещал помочь. – Молодой вельможа вздохнул. – Из надежных источников мне известно, что Хубилая видели возле Шаояна. Зря я теряю здесь время и спорю с трусами. Мое место там, я должен выступить против более слабого из двух войск. Против ханской армии на севере сорок тысяч – ничто. – Цзин Ань раздосадованно скривился, потом рассек ладонью воздух, показывая на разбредающихся вельмож. – Может, этим идиотам нужно увидеть, как хан скачет по улицам Ханчжоу? Может, тогда они поймут, что действовать надо сообща?

Негодование молодого вельможи вызвало у Сюаня улыбку.

– Боюсь, даже тогда они ничего не поймут, – предположил он. – Жаль, что не могу отправить с вами войско… Впрочем, мои восемь тысяч воинов ваши, если вы, конечно, нас примете.

Цзин Ан отмахнулся: приму, мол, разумеется. На деле воины Сюаня в расчет не шли, и они оба это понимали. В расцвете сил они принесли бы пользу, но после шестнадцати лет ужасного полуголодного существования последние несколько месяцев восстановили их лишь частично. Тем не менее молодой вельможа проявил великодушие.

– Я выступаю в первый день нового месяца, – объявил он. – Почту за честь, если вы согласитесь меня сопровождать. Очень рассчитываю на ваши советы.

Сюань улыбнулся, искренне обрадовавшись. Давненько сунские вельможи не были с ним так любезны.

– Мой опыт и знания в вашем распоряжении, господин Цзин Ань. Может, к началу похода найдутся другие господа, которые разделяют ваши взгляды.

Цзин Ань глянул на опустевший зал.

– Да, может, – пробормотал он с сомнением.

Орлок Серянх расхаживал перед собравшимися военными. Это были двадцать восемь темников, командующих туменами, а за их спинами по ранжиру выстроились двести восемьдесят командующих минганами.

– Я выслал дозорных на север, к ямщикам, – объявил Серянх, охрипший от тысячи приказов. А как еще спасти войско от хаоса, если спорщиков тоже тысяча? Убитого Мункэ-хана обернули тканью и уложили в отдельную юрту. Воины собрались и приготовились выступить по первому приказу Серянха. – Царевич Хулагу узнает о гибели хана через месяц, самое большее через два, и вернется из похода. Арик-бокэ в Каракоруме получит весть быстрее. Снова соберут курултай и выберут нового хана. Я отправил дюжину всадников на юг, чтобы разыскали и известили Хубилая. Он тоже вернется. Пока не избрали нового хана, мы здесь не нужны.

Вперед выступил Салсанан, старший из темников, и орлок ему кивнул.

– Орлок Серянх, я могу повести наших воинов к Хубилаю, чтобы прикрыть его при отступлении. Он не обрадуется тому, что надо уходить. – После небольшой паузы Салсанан добавил: – Хубилай может стать следующим ханом.

– Придержи язык! – рявкнул Серянх. – Не след догадки строить и сплетни распускать… – Затем задумался. У Мункэ много сыновей, а после смерти Чингисхана наследование ханского престола никогда не шло гладко… Наконец орлок произнес: – Защищать войско при отступлении – другое дело. Мы потеряли хана, а царевич Хубилай – старшего брата. Возьмите восемь туменов и выведите войско с сунской территории. Я отвезу тело хана домой.

Глава 28

Хубилай сидел на открытом воздухе под сенью старых дубов. Боль он терпел без жалоб: Чаби промывала ему порез на правой руке архи. Хубилай то и дело прикладывался к бурдюку, чтобы согреться. Не раз и не два на их памяти воины отделывались царапинами, а через несколько дней, а то и недель умирали в горячечном бреду. Бормоча себе под нос, Чаби понюхала рану и сморщилась. Хубилай шумно выдохнул, когда она сжала лиловые края раны и выдавила ему на пальцы струйку гноя.

– У меня ведь шаманы есть, – мягко напомнил он.

– Они заняты и не станут с тобой возиться, пока у тебя рука не позеленеет, – фыркнула жена.

Она снова сдавила рану, да так сильно, что Хубилай вздрогнул. Потек гной с кровью, и Чаби довольно кивнула. Одну руку она держала на округлившемся животе, в котором рос плод. Царевич протянул руку и ласково погладил тугую выпуклость. Затем Чаби перевязала рану чистой тканью.

Пока войско билось с сунцами, оставшиеся в лагере углубились в лес и замели следы, чтобы не выдать себя врагам. В чащу Хубилаю пришлось послать сотни воинов.

Только чтобы добраться до лагеря, пришлось сражаться с двумя сунскими армиями и потратить недавно восполненный запас стрел и копий. Воинов Хубилай старался беречь, хотя без отдыха и помощи целителей раненые умирали ежедневно.

Царевич поднял голову. В лесном полумраке не слишком уютно, зато безопасно. Лес укрыл его лагерь, но Хубилаю казалось, что чаща прячет и подбирающихся врагов. Лес не равнина, и даже после Каракорума царевич чувствовал себя в нем запертым.

Он пригляделся к жене. Под глазами у Чаби темные круги, исхудала… Хубилай отчитал себя за плохую подготовку. Он мог предвидеть, что, дожидаясь его, обитатели лагеря перебьют скот. Если стада большие, по весне поголовье восстанавливается. Только в лесах пастись негде. Земля покрыта прелыми листьями; травы и так было немного, и ее общипали буквально за месяц. Обитатели лагеря быстро переловили всех кроликов, оленей и даже волков в радиусе пятидесяти миль. Поголовье скота уменьшилось настолько, что в лагере теперь ели раз в день, а мясо – лишь изредка.

Когда Хубилай наконец вернулся, обитатели лагеря откровенно расстроили его своим видом. Они собрались, чтобы встретить тумены, и царевич похвалил их за мужество, хотя и не был доволен тем, как без него справились. У волов торчали ребра, а сколько из них сможет тянуть повозки, когда настанет пора сниматься с места? Его беременную жену и сына недокармливали. Хубилай собрался отчитать жителей лагеря, но увидел, что сами они не упитаннее Чаби.

– Лагерь нужно перемещать, – тихо сказала жена. – Не хочу даже думать о том, что случилось бы, появись вы чуть позднее.

– Я не могу вывести вас из леса, – проговорил Хубилай. – Сунцы идут и идут. Конца и края им не видно.