Три подруги и таинственный жених (СИ) - Солнцева Анастасия

— Что такое винегрет? — ответил мне голос, который я совершенно не ожидала услышать.

Я замерла, а после медленно проговорила:

— Здравствуй… папа. Или мне следует обращаться к тебе Ваше Королевское Величество?

— Ты же знаешь, что в этом нет необходимости, — ответил отец после минутного молчания. Кажется, родитель размышлял, в каком я сейчас настроении и есть ли вообще смысл вести со мной разговор. Хотелось ему сообщить, что в нашем общении уже как минимум лет пятнадцать нет никакого смысла, но еще сильнее хотелось узнать, зачем он звонит. Это я у него и спросила.

— Нам надо встретиться, — ответил папа.

— Извини, у меня плотный график, — тут же заявила я, зашуршав страницами ежедневника, который как не пыталась себя приучить, все равно не вела. Но на рабочем столе он у меня лежал, как безмолвное напоминание о собственной неорганизованности, белея незаполненными страницами в то время, как я продолжала держать все необходимое в голове.

— Ладно, — на удивление легко согласился король. — Когда ты освободишься?

— Без четверти никогда, — заявила я, громко захлопнув блокнот. — Тебя устроит? Раньше не смогу, прости, все очень плотно забито.

— Хватит, — оборвал он меня тем тоном, которому его подданным обычно очень трудно было противостоять. Но меня он лишь раздражал еще сильнее, вызывая истинно подростковое желание устроить бунт на корабле. Ну, просто так, из любви к процессу. — Я не ради словесных перепалок прибыл на этот берег. Нам нужно поговорить. Срочно.

— Так мы вроде и сейчас не молчим, — отметила я очевидный факт.

— Поговорить лично, — с нажимом произнес отец. — Или ты встретишься со мной, или я отправлю свою стражу привести тебя во дворец. Силой.

Я вздрогнула. Если уж дело дошло до таких угроз, значит, все очень серьезно.

— Вечером, у бабушки. Я приеду.

— Хорошо, дочь, надеюсь, ты сдержишь своё обещание.

Ничего не ответив на этот выпад, я отбросила трубку, которая улетела куда-то в угол и, судя по громкому стуку, приземлилась на пол, а после уронила голову на сложенные руки.

Папа никогда особенно со мной не церемонился. Впрочем, как и со всеми остальными членами своей семьи….

Дверь распахнулась в тот момент, когда глаза защипало, а к горлу подступил тугой комок.

— Ты что, спишь на рабочем месте? — возмутился Макс, влетая в мой кабинет, пододвигая к себе стул и усаживаясь на него, с грациозностью лани закидывая ногу на ногу.

— Нет, — откашлялась я и потянулась к зеркальцу, чтобы убедиться в отсутствии припухлых век и красных глаз. — Просто устала немного.

— День еще не начался, а ты уже устала, — бодро улыбнулся начальник, чей задорный вид начал раздражать еще сильнее отцовского голоса.

— Я рано встала. И в отличии от тебя, работаю, — моё справедливое замечание осталось без ответа, вместо этого Макс спросил:

— Зачем звала?

Я отложила зеркальце и произнесла одно слово:

— Лозовский.

Весь задор с Макса тут же слетел, сменившись унынием и недовольством.

— Зачем тебе этот шаромыжник?

— Интересная характеристика, — оценила я изящество слога своего начальства. — Хотелось бы с ним познакомиться.

— Тебе это ни к чему, — отрезал Макс, скрипнув ножками стула. А может быть, это скрипели его зубы. — От таких, как он следует держаться подальше.

— Подальше не получится, — разочаровала я друга. — Надо поближе.

— Да что за упрямство такое! — стукнул он кулаком по колену. — Я же сказал, тебе это ни к чему!

Я устало вздохнула, ощущая себя по-настоящему вымотанной. И не как после тяжелого дня, а как после долгой, ожесточенной битвы длинною в жизнь.

— Макс, я же прошу об этом не потому, что мне от скуки заняться нечем, — терпеливо произнесла я. — А потому, что это действительно надо. Надо ради дела.

— Рассказывай, — потребовал в свою очередь Макс.

— Не могу, — развела я руками. — Прости, но я правда пока не могу.

Макс подозрительно уставился на меня. Несколько минут мы играли в агрессивные гляделки.

— Ладно, — сдался друг. — Многолетний опыт общения с тобой подсказывает, что сопротивляться и допытываться бесполезно, все равно ты ничего не скажешь. И сделаешь по-своему.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я согласно кивнула.

— Я созвонюсь с ним и договорюсь о встрече, — Макс грустно вздохнул и поднялся.

— На сегодня, — с милой улыбкой, но очень требовательно попросила я. — Часиков после двух.

— Это уже наглость! — возмутился Макс, оборачиваясь уже возле двери.

Я моргнула и заулыбалась еще шире. Начальник покачал головой и стремительно покинул меня, что-то яростно шепча себе под нос. Может, вызывал дьявола, а может, проклинал тот день, когда мы встретились.

Глава XXIV

Просидев в офисе еще чуть меньше часа, я вышла и пешком отправилась на первую запланированную на сегодня встречу. Можно было, конечно, взять так щедро отданную мне машину Григория, но, во-первых, я не была уверена, что она не отслеживается посредством различных технических приспособлений, во-вторых, идти было не далеко, а мне хотелось прогуляться.

Через двадцать минут я была на месте. Прошла вдоль набережной, обогнула памятник известному писателю и устроилась на лавочке напротив мерно журчащего фонтана.

Прошло еще минут десять прежде, чем позади меня раздались едва слышные шаги, а после рядом присел мужчина в легких светло-синих штанах и белой футболке. Элегантный, как всегда. И красивый до умопомрачения. Как и всегда.

— Привет, — снимая солнцезащитные очки, улыбнулась я, не поворачиваясь к нему, но с наслаждением вдыхая аромат его туалетной воды. Одновременно чуть терпкий и чуть сладковатый, освежающей и очень ему подходящий.

— Хорошо выглядишь, — вместо приветствия произнес Ян. — За два года совсем не изменилась.

— За два с половиной года, — напомнила я ему его же собственное уточнение. — И я не изменюсь еще ближайшие лет триста.

— Нереиды живут долго, — согласился мой собеседник. — Даже слишком долго для этого мира.

— Разве бывает слишком долгая жизнь? — спросила я, прикрывая глаза и подставляя лицо весеннему солнышку.

— Конечно, — невозмутимо ответил Ян. — “Слишком долго” начинается тогда, когда ты теряешь надежду придумать смысл своему существованию.

— Концепция смысла жизни переоценена, — я распахнула глаза, проследила за полетом воробья, исчезнувшего в густой кроне старого каштана и, наконец, взглянула на Яна.

Он все это время следил за мной.

Высокий, даже слишком. И худой. Но не той худобой, при которой хочется обнять, пожалеть и накормить. А той, которая является следствием долгих и упорных тренировок. И которая на самом деле скрывает силу отточенных и крепких, подобно канатам мышц. Молочно-белую кожу идеально подчеркивали длинные, достающие до широких плеч и чуть зачесанные назад волосы цвета спелой пшеницы, отливающие на солнце золотом. Довершали картину пронзительно-голубые глаза с длинными черными ресницами, которые были такой редкостью у натуральных блондинов. И высокие скулы, такие острые, что хотелось провести по ним пальцем и убедиться, что это лицо настоящее.

— Всё в этом мире переоценено, — криво усмехнулся Ян от чего его полные изящные губы, которые вызывали совсем не целомудренные мысли насмешливо изогнулись. — Как и красота.

Он видел меня насквозь.

— Тебе легко об этом говорить, — рассмеялась я, отводя взгляд от того, к кому меня уже не первый год тянуло словно магнитом. Держалась я все это время исключительно на одной силе воли. Потому и встречи наши были редкими, ведь с каждым разом я всё сильнее боялась, что не смогу уйти. — Красивые люди любят говорить, что красота не важна. Наверное, потому что она у них уже есть.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Он все знал.

А еще он все понимал. Даже лучше, чем я сама. Он всегда был лучше меня. Во всем. Наверное, меня, ту, чья гордость была выше Эвереста, должно было задевать это. Но не задевало. Все, что касалось его всегда было… как будто вывернутым наизнанку.