Королевский фаворит - Поль Феваль

По окончании обряда, королева вышла из церкви с опущенной головой. Ее взгляд не искал более Васконселлоса. К чему? Все было кончено безвозвратно.

Среди громких криков толпы, находившей ее прелестной и восхищавшейся ею, Изабелла села в карету, где очутилась наедине со своим мужем.

— Изабелла, — сказал ей с нежностью король, — скажите мне, что вы предпочитаете, медвежью пляску или бой быков?

Изабелла не отвечала, потому что ничего не слышала.

— Вы любите и то, и другое, не так ли, моя королева? — продолжал бедный Альфонс. — Клянусь, вы будете здесь самой счастливой женщиной. У нас есть итальянские фокусники, которые глотают отравленные сабли и танцуют менуэт на канате, натянутом в пятнадцати футах от земли. Это верно, даю вам в этом мое королевское слово.

Изабелла закрыла лицо руками.

— Не закрывайтесь, когда улыбаетесь, моя повелительница. Пресвятая Богородица! У нас есть еще немало других вещей! У нас есть французские акробаты, которые ходят на руках и так перегибаются назад, что целуют себе пятки… Я вам не лгу Изабелла! У нас есть певцы, которые поют, как те сказочные птицы, которых называли, как мне кажется… Но это все равно! У них, я помню, были женские лица… Слышали ли вы об этом, Изабелла?

— Боже мой! Боже мой! — пробормотала бедная женщина.

— Я вас понимаю, моя прелесть! — вскричал Альфонс. — Вы спешите увидать все эти чудеса. Потерпите немного, мы не откажем вам в этом удовольствии. Ваши желания будут нам законом… Но я еще вам не высказал всего: у нас есть африканская обезьяна, которая делает такие штуки, каких ни один человек не в состоянии сделать, и каждая гримаса которой стоит десяти тысяч реалов. Это шутник граф оценил их в эту цену… Как вы находите графа?

Изабелла думала о французском дворе, о своей матери, о Васконселлосе; ей казалось, что она умирает.

— Боже мой! — вскричал Альфонс, неожиданно расхохотавшись. — У нас есть гальские гладиаторы, глядя на которых вы будете смеяться до слез. Они дерутся головами, как бараны, и когда их головы сталкиваются, то одна из них, а иногда и обе разбиваются, как глиняные горшки, это очень забавно! Но вы улыбаетесь тайком, моя повелительница и не хотите показать ваших прелестных глаз. Ну, посмотрите же на меня, говорят, что я похож на моего кузена Людовика французского…

Говоря это, он раздвинул руки королевы и увидел ее заплаканные глаза.

— Это что? — спросил он. — Слезы? Слезы надоедают мне.

И он, зевая, откинулся назад.

Это было первое и последнее свидание наедине Альфонса с королевой. Он бросил ее, как сломанную игрушку, или, употребляя его любимое выражение, как больного быка. В этот же вечер королева получила отдельные апартаменты.

Кастельмелор не рассчитывал на такую удачу, он увидел, что ему даже не было надобности прибегать к своему влиянию, чтобы уничтожить королеву; он остался победителем еще до начала борьбы. Тем не менее он продолжал ненавидеть Изабеллу, невинную причину полученного им публичного оскорбления и никогда не пропускал случая навредить ей или унизить ее.

Король между тем повел свою прежнюю жизнь. В то время лиссабонское население еще не было доведено до крайности, и королевские охоты устраивались так, чтобы не слишком оскорблять буржуазию.

Из Испании выписывались «майи»4, которые только того и желали, чтобы за ними ухаживали. Это наполняло ночи. Днем были различные бои и представления.

Кроме этих способов времяпровождения у Альфонса были еще другие, о которых мы принуждены промолчать. Вполне погруженный в эту грубую и грязную жизнь, Альфонс редко вспоминал, что у него есть подруга. Когда же это случалось, то это было для Изабеллы тяжелым испытанием. Как все порочные люди, Альфонс был безжалостен. Он заставлял Изабеллу ездить с ним в цирк, в разные маленькие театры, не раз заставлял ее присутствовать на своих оргиях.

И так как придворные берут обыкновенно пример со своих господ, а в Лиссабоне их было два, Альфонс и Кастельмелор, из которых один обращался с королевой как с рабой, а другой глубоко ненавидел ее, то вся придворная орава, окружавшая короля, считала себя обязанной презирать королеву и при всяком случае показывать ей это.

Она медленно таяла. Вокруг ее больших черных глаз появились темно-синие круги. Ее щеки впали. И многочисленные соперники, оспаривавшие некогда друг у друга ее расположение, конечно, не узнали бы версальскую царицу красоты.

Но главной причиной печали, от которой так страдала Изабелла, были не описанные нами унижения.

Она любила, и время нисколько не уменьшило ее страсти. Со времени ее свадьбы прошло два года, и она ни разу не видала Васконселлоса. Что с ним сталось? Она не знала. Тем не менее Васконселлос был ее постоянной и единственной мечтой, она жила только мыслью о нем. Один вид его был бы целебным бальзамом для ее ран.

Между тем при дворе был один человек, желавший утешить и успокоить несчастную королеву. Инфант всеми силами покровительствовал ей, но его значение при дворе было слишком ничтожно! Кастельмелор старался оттянуть как можно далее объявление совершеннолетия дона Педро, который таким образом находился под постоянной опекой. К тому же молодая королева жила во дворце Альфонса, а инфант мог посещать его только в редких случаях. Но все-таки привязанность инфанта была для королевы большим утешением, и она стала любить его как брата, он же любил ее совсем иначе.

В это время случилась катастрофа, сразу изменившая положение Изабеллы.

Однажды, в Рождество, королю пришло в голову устроить большое пиршество во дворце. Чтобы праздник был вполне великолепен, он приказал королеве одеться в роскошное платье и присутствовать на банкете. Королева повиновалась. Около средины ужина, когда все были уже разгорячены вином, Кастельмелор встал:

— В празднике есть один недостаток, — сказал он.

Всеобщий шум протеста послышался в ответ.

— Я вам говорю, что есть один недостаток! — громовым голосом повторил Кастельмелор.

— Ты пьян, граф, — сказал король.

— В этом случае я поступаю так, как следует поступать верноподданному, я подражаю примеру вашего величества… Но все-таки здесь недостает одного.

— Опять! — вскричал король, начиная сердиться. — Чего же недостает?

— Недостает, чтобы вино было налито женской рукой.

— Хорошо сказано, — закричали все хором, — граф прав!

— За этим дело не станет, — сказал король. — Граф, ты будешь удовлетворен… Сударыня, — продолжал он, обращаясь к королеве, которая казалась мраморным изваянием среди всех этих лиц, покрасневших от вина, — сударыня, возьмите бутылку и налейте всем этим господам, которых мучит жажда.