Обратная сила. Том 1. 1842–1919 - Александра Маринина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По сведениям из документов Департамента полиции, которые Казарину удалось получить для Сандры от своего информатора, в 1893 году Сергей Дегаев вроде бы проживал в Американских Штатах, в городе Буффало, а по агентурным сведениям на 1895 год – в Чикаго под фамилией «Горев». Сведения были не особенно точными, не подтвержденными.
Сандра надулась и отвернулась от Юлиана.
– Деньги я достану, можешь не сомневаться, – сердито проговорила она. – И приблизиться смогу к кому угодно. И обмануть любого смогу.
– Сможешь, конечно, сможешь, – миролюбиво засмеялся он. – А теперь выброси все из своей прелестной головки и иди ко мне. Ночь коротка, а утром тебе на дачу ехать. Времени у нас с тобой не так много осталось.
* * *Если бы Александру Рыбакову, воспитанницу Николая Владимировича Раевского, спросили, почему она выбрала для себя идею мщения агенту охранного отделения Сергею Дегаеву, она бы, наверное, не смогла дать определенного ответа. Офицер Отдельного корпуса жандармов, впоследствии – инспектор секретной полиции Георгий Порфирьевич Судейкин был большим мастером вербовки, агентура в среде революционеров у него была весьма обширная, но именно Дегаев отчего-то вызвал в Сандре особую ненависть. Может быть, дело было в личности Веры Фигнер, стойкость и мужество которой восхищали девушку. Может быть, дело было в самом Дегаеве… Ответа она не знала. Как не знала лично Сергея Дегаева, ибо в момент ареста Фигнер, в 1883 году, самой Сандре было всего одиннадцать лет. И почему именно это детское воспоминание о подслушанном разговоре столь крепко засело в памяти? Возможно, сыграло роль то нескрываемое отвращение, которое на протяжении всего разговора звучало в голосе любимого дядюшки Поля?
Она с раннего возраста любила слушать разговоры старших. Не из любопытства, нет. Она запоминала фразы «взрослой» беседы и потом, в своей комнате, представляла себя актрисой, играющей на сцене и произносящей такие красивые «взрослые» слова… Детей всегда держали вдалеке от взрослых, особенно когда приходили гости, но Сандра, влекомая страстью к своей странной игре, находила множество предлогов, позволяющих хотя бы немного послушать, о чем они говорят. В тот раз, в январе 1884 года, на званый обед собрались коллеги папеньки и дядюшки Поля: прокуроры, судьи, адвокаты, были и журналисты. Послушать, о чем говорили в столовой, расположенной в первом этаже, не было никакой возможности, а вот когда дело доходило до сигар и трубок и часть гостей перемещалась в кабинеты Гнедича и Николая Раевского во втором этаже, можно было тихонько выскользнуть из своей комнаты и поискать, нет ли где неплотно прикрытой двери. Сандра прильнула ухом к щелочке и почти сразу же оказалась сбита с ног кем-то из гостей, вышедшим из кабинета дядюшки Поля.
Гость перепугался не на шутку и кинулся поднимать девочку.
– Дитя мое, ты ушиблась?
Ей ни капельки не было больно, но жаждущий ловкого притворства детский ум тут же повелел разыграть спектакль. Сандра схватилась за ногу и умело расплакалась.
– Я мимо шла, – всхлипывала она. – Мадемуазель Лансе ушла к себе, а мне так страшно стало в комнате, Катя уже спит, и я как будто одна в темноте… Я вышла… А тут вы дверью меня… Ох, как больно!
Гость немедля подхватил ее на руки и занес в кабинет, где плачущая Сандра еще более выразительно повторила слезную повесть о своих страхах и о ноге, на которую невозможно наступить. По сочувственным репликам присутствующих она быстро смекнула, что если повести дело правильно, то можно добиться, чтобы ее оставили здесь же, за ширмой: ребенок испугался темноты, ножка болит, можно послать прислугу за компрессом и положить девочку на кожаный диван, на котором отдыхает Гнедич, когда работает в кабинете. Ширма была красивой и очень нравилась Сандре, для нее даже просто лежать на диване и смотреть на изящно выписанные цветы – уже огромное удовольствие, а уж если еще и послушать, о чем говорят… Хорошо, что здесь нет дядюшки Игнатия: он доктор и быстро распознал бы обман с якобы ушибленной ногой.
К ножке приложили компресс, устроили девочку на диване, накрыв теплым пледом и подложив под голову подушечку, и продолжили разговор о каком-то Судейкине, которого убили месяц назад.
– Все-таки неясно до сих пор, господа, что это было: месть народовольцев или расправа графа Толстого…
– Толстой – министр внутренних дел, он не стал бы опускаться до такой низости…
– Но ведь Судейкин точно метил на его место, именно поэтому и затеял всю историю со своей якобы отставкой. Говорят, он собирался организовать покушение на Толстого именно после выхода в мнимую отставку, дабы все испугались, что без Судейкина террористы вновь подняли голову. Пока он возглавлял секретную службу – он террористов давил, а как ушел – так они снова за старое взялись. Вот тогда к нему на поклон бы и пришли. И предложили место министра. Таков был его план.
– Вы думаете? Неужели он мог дойти до такого коварства? Немыслимо!
– А я слыхал, что Судейкин и сам на себя покушения организовывал, чтобы всех убедить в опасности разрастающегося терроризма…
– Если все так, то Толстой мог узнать об этом и учинить расправу…
– Нет, господа, я все-таки склонен думать, что это месть «Народной воли» за арест Фигнер в Харькове…
– Но замысел тоже коварный, поистине макиавеллиевский! Заставить совершить это убийство именно Дегаева, самого успешного агента Судейкина! Это ведь тоже придумать надо было! Благодаря Дегаеву Веру Фигнер и арестовали…
Сандра слушала непонятные слова и фразы, которые отпечатывались в ее детской головке на долгие годы, а сама смотрела на узорчатую ширму и мечтала о том, как, оказавшись снова в своей постели, будет представлять себя в роли королевы, разговаривающей со своими министрами на такие сложные умные темы. И непременно разговор будет происходить в королевских покоях, и в них будет точно такая же чудесная ширма.
Прошло много лет, и почти все подслушанные разговоры были выброшены из памяти за ненадобностью. А этот вечер, проведенный в кабинете дядюшки Поля, так и не забылся. Когда Сандре исполнилось двадцать лет и она, благодаря своему любовнику Алексею Ерамасову, стала узнавать подробности о революционном движении в России, прозвучало имя Веры Фигнер, а следом за этим из памяти выплыли имена жандармского подполковника Судейкина, специально для которого была создана должность инспектора секретной полиции с очень широкими полномочиями, и одного из самых деятельных его агентов, завербованного народовольца Сергея Дегаева.
Почему именно это? Сандра не знала ответа. Но восхищение Верой Фигнер и желание казнить Дегаева превратилось для нее в одержимость.
* * *Утром Сандра предложила Казарину ехать вместе с ней на дачу.
– Вернемся домой, я переменю платье, соберу вещи и поедем. Скажу, что приехала утром и ты меня встретил.
Предложение Казарин принял с удовольствием. Он любил всех членов семьи Раевских, любил бывать у них, любил очаровательный дом с огромным садом на берегу озера, который Раевские снимали на летний сезон вот уже третий или четвертый год подряд.
– Только не вздумай хихикать, когда я стану рассказывать про мастер-класс у актрисы в Сызрани, – строго предупредила Сандра. – А то знаю я тебя, сразу начинаешь смеяться и глаза прятать. Совсем врать не умеешь.
– Зато ты, душа моя, умеешь за двоих, – весело отозвался Юлиан.
* * *От станции до старинной усадьбы, нынче разбитой на дачные участки для сдачи внаем, неспешной ходьбы было минут пятнадцать. Сандра весело посматривала по сторонам, радуясь утренней прохладе, еще не прижатой к земле распластавшимся зноем, Казарин же выглядел озабоченным и даже слегка встревоженным.
– Ну что ты, Юлиан? – спросила девушка. – Ты как будто сам не свой. Смотри, как хорошо кругом! Сейчас придем, там все, наверное, сидят за своим долгим завтраком, разговаривают. Жизнью наслаждаются. И мы будем наслаждаться вместе с ними. Слышишь?
Она нетерпеливо потеребила его за руку.
– Ты слышишь меня? И мы будем жизнью наслаждаться!
– Слышу, Сашуля, слышу.
– Тогда отчего ты такой хмурый? Не хотел ехать со мной – так и не ехал бы, я тебя не принуждала. А коль поехал, так изволь получать удовольствие.
– Я беспокоюсь за ту прокламацию, которую ты вчера надиктовала. Ее сегодня должны отвезти в типографию и начать набор. Есть сведения, что типография наша попала в поле зрения зубатовцев, но где она теперь расположена – они еще не знают. Если тебя вчера на вокзале все-таки заметили, то могли проследить до самого дома Зины, а потом сесть на хвост тем, кто оттуда вышел. Так и до самой типографии дойдут.
– Так ты поэтому спрашивал меня вчера про Татьяну? – догадалась Сандра. – Боишься, что может начаться стрельба? Успокойся, Юлиан, я тебе чем хочешь поклянусь, что меня никто не заподозрил.
