Чертово дело - Лада Валентиновна Кутузова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Николай тихо поднялся, чтобы не разбудить Ольгу, и отправился на кухню. Ее пальто все еще валялось бесформенной кучей. Николай поднял его и повесил в гардероб. Затем убрал недопитое пиво и продукты в холодильник. На смартфоне мигал огонек, Николай включил его и обнаружил пропущенный звонок: Анастасия. Он смотрел на уведомление и испытывал странное желание прямо сейчас услышать ее голос. И это было так неловко: ведь в комнате спит Ольга, с которой они воссоединились и которую он, конечно же, любит. Наверное. И при этом думает о другой, с которой сблизился в последнее время.
В девять утра зазвонил будильник. Ольга заворочалась:
– Ты куда так рано? Суббота же.
– Обещал родителям приехать.
Ольга посмотрела на него опухшими ото сна глазами. Она вся была расслабленная и мягкая, Николай не удержался и притянул Ольгу к себе, осыпая ее лицо быстрыми поцелуями, задерживаясь на губах, изучая их со всевозможной тщательностью. Затем его руки скользнули под одеяло, задерживаясь на выпуклостях и изгибах Ольгиного тела, а потом Николай снова проник в нее, и они сделались диковинным существом о двух спинах.
За завтраком Николай поведал Ольге об излечении. Она спокойно выслушала, не дав понять, что удивлена.
– Повезло.
– В двойном размере, – счастливо улыбнулся он, намекая на ее возвращение.
Она подошла сзади и обняла:
– Это справедливо. Кому должно было повезти, как не тебе?
Она прижала его к себе и поцеловала в макушку.
– Переедешь ко мне? – спросил Николай.
Ольга отрицательно покачала головой:
– Не могу.
– Отец после инсульта плох? – догадался Николай.
– Он умер, неделю назад похоронили. – Ольга отстранилась. – Состояние резко ухудшилось, врачи оказались бессильны.
Николай ехал в электричке, наблюдая за мельканием рельсов, ограждений вдоль путей и редких деревьев за окном. Его мучило чувство вины, что он не был с Ольгой в трудный для нее момент. Что он думал лишь о своих чувствах, но совсем не представлял, что Ольге тоже плохо. Ему казалось, раз она порвала с ним, ей легче это далось. Но иногда люди отказываются от чувств, потому что они причиняют им боль. Или потому, что не хотят менять жизнь ради любви.
Николай вспомнил, что так и не перезвонил Анастасии. Он достал смартфон и нажал на вызов.
– Только сейчас заметил? – поинтересовалась она.
– Ночью, – признался он. – А потом закрутился и забыл.
– Увидимся? – предложила она. – Надо кое-что рассказать.
Они договорились встретиться завтра в сквере.
Отец забрал Николая с электрички. Пока добирались до дачи, он рассказывал о последних новостях. Что собираются с матерью в Египет на десять дней, что на работе новое начальство и грядут перемены, что на следующий год надо перекрыть крышу.
Сестра с зятем и племянниками уже была на даче. Племяши вооружились граблями и сгребали опавшую листву на пустые грядки. Затем Николай вместе с сестрой сажал чеснок под зиму, а зять с отцом обрезали старые кусты и деревья. После устроили последний костер в железной бочке. Трещали сучья, старые доски, Николай жадно вдыхал запах дыма: огонь завораживал. Племяши длинными палками шевелили тлеющие угли, и тогда костер разгорался сильнее.
Потом наступила очередь шашлыка и запеченной в костре картошки. Николай ел обжигающую рассыпчатую картошку и не мог наесться: все было настолько вкусным, что никакие мишленовские рестораны не годились этому простому блюду в подметки. А салат из спелых помидоров и огурцов, посыпанных зеленым лучком и кинзой, маринованные стрелки чеснока, соленые чернушки, собранные отцом еще в сентябре… И шашлык, сделанный сестрой по особому рецепту, которым она наотрез отказывалась делиться. Николай смотрел на догорающий костер и понимал: жизнь удалась хотя бы потому, что в ней есть место подобным моментам.
После коньяка мама завела речь, что Николаю хватит быть одному, что нужно найти хорошую женщину, что деток пора заводить.
– Может, и найду, – пообещал он.
– Мам, не все детей хотят, – влезла сестра.
– Ну как не хотят? – удивилась мама. – Ваша бабушка, к примеру, удочеренная. Ее во младенчестве из детдома взяли. Хорошие люди своих иметь не могли, взяли ребеночка. А так род продолжился.
– Ты нам об этом не говорила, – удивился Николай.
– А что тут говорить? – пожала плечами мама. – Она сама об этом забыла.
– Это мама регистрировала почту, – добавил отец. – И надо было в качестве проверочной информации девичью фамилию бабушки указать.
– И какая была фамилия? – лениво поинтересовался Николай.
– Интересная! – с гордостью ответила мама, словно в этом была ее заслуга. – Карнаухова.
Карнаухова… В памяти что-то щелкнуло: не так давно Николай слышал такую фамилию или подобную. Интересно, что она означает? Но сестра опередила.
– «Карнаухий, – зачитала она, – человек, потерявший ухо или с изуродованным». Хм… Вот еще: «От выражения «карнали уши», чтобы выявлять беглых и каторжан. Особенно много обладателей фамилии живет вдоль Енисея и Ангары».
– Значит, мы вольные люди, – удовлетворенно улыбнулась мама.
Вечером на двух машинах подались в Москву, родители подбросили Николая до дома. И уже глубоко за полночь Николай вспомнил: это фамилия Петра Степановича, колдуна из деревни возле Пикалёво, к которому он ездил летом. И сразу же провалился в сон.
Во сне он стоял посреди ельника. Землю и стволы деревьев покрывал ягель, отчего лес казался украшенным к Новому году. Ни тропинок, ни отметок на стволах; куда идти, Николай не знал. Он брел среди седых деревьев, а от земли поднимался туман, делая окружающий мир сюрреалистичным.
Впереди блеснул огонек, и Николай направился туда. Огонек мелькал меж стволов, то приближаясь, то отдаляясь. Лес становился гуще, туман – плотнее, но Николай упрямо топал за огоньком. Он вышел к озеру, темному от отражающихся стволов елей. Посреди него плыл крохотный плот, на котором была установлена свеча. «Прими дар», – позади послышался голос. Николай обернулся: никого.
Утром Николай долго лежал, перебирая события сна, но особого значения ему не придал: понятно, что навеян фамилией бабушки, совпавшей с фамилией колдуна. А дальше мозг накрутил про дар, передаваемый из поколения в поколение. Если бы Николай приходился родственником колдуну, родовой бес почувствовал бы. Да и вряд ли они родственники, Петр Степанович говорил, что у него была дочь, по возрасту между мамой Николая и бабушкой. Но если бабушка была, например, сестрой колдуна? Возможно,