Пламенное сердце - Райчел Мид
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В любом случае, я рассказал Эйнштейну обо всем, описываю все до малейшей детали. Некоторое время спустя он прекратил постукивать пальцами, и просто слушал, иногда уточняя отдельные моменты. Вскоре он уже понимал, что я чувствую, пребывая в депрессии, и захотел узнать о моих ощущениях, когда я счастлив. Особенно его интересовали мои привычки и любого рода «необычное поведение». Когда мы разобрались и с этим, он вручил мне целый набор анкет с такими же вопросами и вариантами ответов на них.
– Эй, док, – сказал я, протягивая их обратно. – Я и понятия не имел, что определить безумие настолько сложно.
Я увидел вспышку веселья в его глазах:
– Безумие – это термин, который часто понимают и употребляют неверно. Это касается и «клейма» с «завершением». – Он качнул головой. – Мы все состоим из чего-то, Адриан. Наше тело, наш мозг. Это простая, и в то же время весьма сложная система, и очень часто что-то может пойти не так. Мутация клеток. Выпадение нейронов. Недостаток нейромедиаторов.
– Моей девушке бы это понравилось, – ответил я, кивком указывая на бумаги. – Итак, если я не сошел с ума, могу ли я наконец получить таблетки?
Эйнштейн пролистал страницы, кивая в такт тому, что написанное было именно тем, что он и ожидал увидеть.
– Если хотите, но это будут не те таблетки, из-за которых вы пришли. Ваш случай выходит за рамки обычной депрессии. Вы только что продемонстрировали классические симптомы биполярного расстройства.
Было нечто зловещее в слове «расстройство».
– Что это значит? И пожалуйста, в словах, не начинающихся на «нейро».
Он улыбнулся, услышав это, хоть и немного грустно:
– Если совсем просто, это значит, что ваш мозг превращает плохое настроение в крайне плохое, а хорошее – в чрезмерно хорошее.
– Вы хотите сказать, что можно быть слишком счастливым?
Я почувствовал беспокойство. Возможно, из-за факта, что его терпение в рекордные сроки сошло на нет, предостерегая, что он совсем не такой хороший врач.
– Зависит от того, чем вы занимаетесь, – он открыл бумаги, которые я должен был заполнить. – Недавно вы потратили 800 долларов на набор пластинок?
– Да, и что? Это самая чистая форма музыки.
– Это было что-то, чего вы желали некоторое время? То, что вы искали?
Я вспомнил о том, как проходил мимо написанной от руки вывески в кампусе.
– Хм, нет. Просто подвернулась возможность, и я подумал, что это неплохая идея.
– У вас есть истории других импульсивных покупок?
– Нет. Ну, однажды я каждый день отправлял девушке цветы в течение месяца. Еще я отправил ей огромную коробку с духами. А после я купил своей нынешней девушке сделанный на заказ парфюм, который обошелся мне в кучу денег. И формально я также купил ей машину. Но вы не можете судить по этим покупкам, – поспешно добавил я, заметив его кривой взгляд. – Я был влюблен. Мы же делаем такие вещи из-за любви к прекрасному полу, так?
Он ничего не ответил.
– Возможно, мне просто стоит посетить занятия по управлению финансами.
Он хрюкнул:
– Адриан, это нормально, быть счастливым или грустным. Такова человеческая жизнь.
Понятное дело, я не стал его исправлять.
– И совсем ненормально быть настолько несчастным, чтобы прекратить заниматься обыденными вещами, или быть настолько счастливым, чтобы в порыве импульса не думать о последствиях – возьмем те же чрезмерные траты. И уж совсем не нормально с такой скоростью переходить от одного настроения к другому, с провокацией или без.
Мне хотелось сказать ему, что провокация была, что дух сделал это со мной. И разве причина имела значение? Если пользователи огня сжигают себя своей магией, это вовсе не значит, что им нужна первая помощь. Если дух вызвал это расстройство, значит ли это, что я не нуждаюсь в лечении? Мысли кружились в моей голове, и внезапно я осознал, что стою перед неразрешимой дилеммой. Возможно, дух не вызывал психическую болезнь. Может быть, люди, подобные Лиссе и мне, уже не имели всех «химических» элементов, и именно это делало нас зависимыми от духа.
– И что мне с этим делать? – наконец-то спросил я.
Он взял записную книжку и сделал пометку. Когда он поставил точку и вырвал лист, он протянул мне его:
– Возьми рецепт и купи это лекарство.
– Это антидепрессант?
– Это стабилизатор настроения.
Я уставился на листок, словно он мог меня укусить.
– Звучит не очень. Это будет «стабилизировать» мое состояние так, что я не буду чувствовать себя счастливым или грустным? Я вообще не буду ничего ощущать? – внезапно я остановился. – Нет! Плевал я, если они опасны. Я не лишусь своих эмоций.
– Садитесь, – сказал он спокойно. – Никто не отбирает ваши эмоции. Это то, что я говорил раньше: мы все – химические вещества. У вас есть пара таких, которые не на правильном уровне. Это позволит скорректировать их, как диабетик исправляет свой инсулин. Вы по-прежнему будете чувствовать. Вы будете счастливы. Вы будете грустить. Вы будете сердиться. Вы просто не будете непредсказуемо качаться в таких диких направлениях. В этом нет ничего плохого и это намного безопаснее, чем самостоятельное лечение алкоголем.
Я снова сел и мрачно уставился на рецепт:
– Это собирается убить мое творчество, не так ли? Без всех моих чувств я не смогу рисовать, как раньше.
– Это крик художников во всем мире, – сказал Эйнштейн с твердым выражением лица. – Повлияет ли это на определенные вещи? Может быть, но вы знаете, что действительно будет мешать вашим умениям рисовать? Будучи слишком подавленным, чтобы встать с кровати. Проснувшись в тюрьме после ночного пьяного разврата. Вы погубите себя. Эти вещи повредят вашему творчеству.
Это было удивительно похоже на то, что сказала Сидни о том, что я был не в состоянии выполнить рисунки.
– Я буду обычным, – запротестовал я.
– Вы будете здоровым, – поправил он. – И от этого вы сможете стать экстраординарным.
– Мне нравится мое искусство таким, какое оно есть. – Я знал, что это прозвучало по–детски.
Эйнштейн пожал плечами и откинулся на спинку стула:
– Тогда, я думаю, вы должны решить, что является наиболее важным для вас.
Эта мысль не требовала рассуждений:
– Она.
Он молчал, но выражение его лица сказало все за него.
Я вздохнул и снова встал:
– Я получу этого сполна.
Он дал мне некоторую информацию о побочных эффектах и предупредил, что это может занять несколько проб и ошибок, перед тем, как сделать все правильно. Выход из этого офиса и поход в аптеку, а не в винный магазин, потребовал большее самообладание, когда-либо требовавшееся мне. Я заставил себя слушать, как фармацевт говорил о дозировании и предостерегал от алкоголя, как по рецепту.