Клоун Шалимар - Салман Рушди

На следующий день после облавы Данжон отослал гневное письмо премьер-министру Лавалю, в котором почти каждая строка была полным враньем. Он отрицал какую-либо связь студентов с Сопротивлением, наличие среди универсантов значительного количества евреев — в общем, все, в чем обвиняли университет. В период полного лунного затмения его решимость стала первым проблеском света — единственного отраженного свечения, доступного землянам. В результате его мастерски разыгранного возмущения университет все-таки не закрыли. Тогда Данжон лично позвонил на квартиру Анжелики.

— Это последний акт, — сказал он, — и занавес уже начал опускаться. Вам пора подумать об отъезде.

Еще в тот период, когда он отсиживался в лесном коттедже, Макс занимал себя тем, что обсуждал военную историю с Гастоном Целлером и писал статьи на темы международной политики. Высказываемые в них идеи казались полной утопией даже ему самому. Невероятно, но уже в 1942 году он рассуждал по поводу того, как после краха нацизма можно будет обеспечить в мире стабильность. Эти работы, в которых он предсказывал необходимость создания организаций международного уровня, таких как Совет Европы, Международный валютный фонд и Всемирный банк, вызвали горячее восхищение Данжона, и теперь он сообщил Максу, что ему удалось переправить их в Лондон де Голлю и на того они произвели глубокое впечатление.

— Вас высоко оценил генерал, и в Лондоне вы сможете больше сделать для своей страны, чем здесь, — говорил Данжон. — Будьте готовы к отъезду, а переброску мы вам обеспечим. Боюсь, на этот раз вам лучше не лететь. Не стоит испытывать судьбу дважды.

— У меня есть еще одно дело перед отъездом, — отозвался Макс.

Второе легендарное свершение Макса получило название «Укушенная Пантера». Люди рассказывали о нем с придыханием, как о чем-то восхитительно-невероятном. Агент Николо, ставший видной фигурой в соединенной группе Сопротивления под названием МУР (она объединила «эрудитов» с двумя мощными отрядами — «Франк Тьерё» и «Либерасьон»), просто исчез, а вместе с ним перестали существовать и Себастьян Брандт, и Жак Вимпфелинг, и Макс Офалс. Зато появился немецкий штурмбаннфюрер Пабст, присланный из Страсбурга в помощь Урсуле Брандт. Под его назначением стояла подпись самого Гиммлера, имевшего давний зуб на «университет в изгнании». Бумаги не вызвали ни малейшего подозрения, и это неоспоримо свидетельствовало о том, что в искусстве фальсификации Макс преуспел фантастически. Его немецкий был безупречен, его безграничная преданность рейху впечатляла, его документы были в полном порядке, и сомневаться в подлинности автографа рейхсфюрера СС никому и в голову не пришло. Также оказалось — как обнаружила Урсула Брандт, после того как он сделал ей комплимент по поводу ее прозвища «Пантера», которое, по словам Макса, подходит ей как женщине, обладающей кошачьей грацией, — что в нем бездна шарма и он необычайно привлекателен. Урсула Брандт была небольшого роста и, прямо скажем, плотного телосложения, так что ей вряд ли подходило сравнение с большой черной кошкой. Однако она приняла комплимент не моргнув глазом. Через неделю она и штурмбаннфюрер стали любовниками.

В постели выяснилось, что по крайней мере в одном отношении она действительно имела сходство с пантерой — любила пускать в ход зубы и когти. Ее партнер стоически терпел это, более того — даже поощрял и провоцировал. К утру все простыни были замараны кровью, а у Брандт ломило поясницу и сводило судорогой ноги, что делало ее необычно мягкой и разговорчивой. В обмен на раны и царапины, заработанные в процессе ночных забав, лже-штурмбаннфюрер получал доступ ко всем тайнам ее дневной службы. За месяц их связи подставной Пабст сумел передать по рации в МУР огромное количество поистине бесценной информации. Затем на дверях дома, где он жил, появился условный знак (его поставили маки) — меловой кружок с точкой посредине, что означало: «Тебя начинают подозревать. Уходи». И он исчез в очередной раз.

За всю войну это был единственный пример «ответного удара» по гестаповской инфильтрационной деятельности, и как только обман раскрылся, Урсулу Брандт уже ничто не могло спасти, и она тоже исчезла. Рейхсфюрер Гиммлер был человек злопамятный.

В мемуарах Макса Офалса о событиях Большой облавы и о мести той, которая эту облаву подготовила, было сказано в одном абзаце, выдержанном в минорных тонах: «Для участников Сопротивления любая радость, любой успех всегда были омрачены сознанием того, что где-то рядом гибнут другие. В операции „Пантера“ нам повезло, но когда я оглядываюсь назад, то вспоминаю не эту победу, а павших товарищей. Вспоминаю Жан-Поля Коши, нашего лидера и организатора. Арестованный в Париже всего за два месяца до высадки в Нормандии, он был отправлен в Бухенвальд и зверски убит беспощадными нацистами 18 апреля 1945 года, в тот самый день, когда американские войска взяли концлагерь в кольцо. С радостным чувством я вспоминаю процесс над Жоржем Матье. Он был арестован союзниками в сентябре сорок четвертого и уверял, что стал предателем потому, что Урсула Брандт грозилась убить его беременную подругу. Его признали виновным и расстреляли двенадцатого декабря. Всю жизнь я был противником смертной казни, но должен признаться, что в случае с Матье мною руководил не разум, а сердце».

И еще он написал: «Присоединение к Сопротивлению было для меня как полет в никуда. Ты оставляешь позади свое имя, свое прошлое и свое будущее, взлетаешь над своей жизнью и существуешь лишь в деле, которому ты служишь, держась только на чувстве долга и слепой вере. Да, временами действительно казалось, будто взмываешь ввысь, но при этом не покидало ощущение, что в любую минуту ты можешь разбиться или тебя собьют и ты сдохнешь, как пес, в грязи».

Только после благополучного прибытия в Лондон Макс понял, насколько ему повезло, что его переправляли по коридору для особо привилегированных — по так называемой «Пэт-лайн». Ее база находилась в Марселе; организатором системы переброски был Ян Гэрроу, а после предательства и его ареста контроль над линией спасения перешел к врачу-бельгийцу, подпольное имя которого было Пэт О'Лири, а настоящее — Альбер-Мари Жерисс. Коридор переброски числился за сектором безопасности британского Управления спецопераций и первоначально был организован для спасения британских летчиков и секретных агентов, оказавшихся в тылу врага. Несмотря на постоянную угрозу предательства и ареста, вся цепочка работала на редкость слаженно — по ней удалось переправить более шестисот человек. Однако, учитывая растущую напряженность в отношениях между генералом де Голлем с одной стороны и Черчиллем и Рузвельтом с другой, разрешение использовать этот канал для переправки гражданского лица всего лишь потому, что генерал пожелал, чтобы это лицо присоединилось к Армии освобождения Франции со штаб-квартирой в Карлтон-Гарденз, выглядело более чем странно. Причиной его стало недавнее прибытие в Англию супруги генеральского адъютанта мадам Франсуазы Шарлеруа (в девичестве Фанни Зарифи), чья тезка и тетка Фанни Власто Родоканаччи вместе со своим мужем, доктором Жоржем Родоканаччи, передали свою квартиру в Марселе в распоряжение Пэта О'Лири. Там была устроена конспиративная квартира доя перебежчиков. Обо всем этом Макс понятия не имел. Лежа под кучей свеклы в тряском грузовике, он думал, что уже никогда и никуда не доберется, потому что ему казалось, будто от тяжести у него сломался позвоночник. И уж конечно, он меньше всего ожидал, что вскоре ему предстоит встретить удивительную женщину, которая станет его женой. Она была известна как Серая Крыса. В гостиной у Жоржа и Фанни Родоканаччи Максу представила Крысу ее приятельница Элизабет Хаденгест — под ее настоящим именем Маргарет Роудз, или просто Пегги. Серой Крысой ее окрестили немцы, потому что она всегда от них ускользала. «Крыса, которая крысоловам не дается», — шутливо сказала ее подруга. Макса удивило полное спокойствие, можно сказать даже веселье, которое царило в обшарпанных апартаментах Родоканаччи, и вскоре ему стало ясно, что эту атмосферу создает своим присутствием именно Серая Крыса. Красота ее бросалась в глаза, несмотря на то что сама она сделала все возможное, чтобы ее скрыть. Грива белокурых волос топорщилась во все стороны, словно щетка для ополаскивания бутылок, и было похоже, будто она не мыла голову целый месяц. Сверху на ней была надета большая клетчатая мятая рубаха, застегнутая на все пуговицы, до самой шеи. Длинные рукава тоже были застегнуты. Туалет дополняли обвисшие вельветовые штаны и парусиновые туфли. Макс подумал, что она похожа на бродяжку, на нищенку, которую волею случая занесло на тайные тропы войны. Зато глаза у нее были как огромные бездонные озера, а под странным камуфляжем угадывалось гибкое, грациозное тело. К тому же в ней кипело столько энергии, что казалось, ей тесно в стенах одной комнаты.