Босиком по снегу - Мария Брикер

– Гадский папа! – заорал он на всю округу, по-детски топнул ногой, бросился к своей «Оке» и с визгом тронулся с места.

«Гадский папа» тем временем доехал на трамвае до своего дома, купил цветок под названием «гвоздика» – один, на большее количество, к его немалому удивлению, у следователя денег не хватило, – и, преодолевая внезапно возникшее волнение, позвонил в дверь.

Катерина Леонидовна открыла и встала на пороге, уперев руки в бока.

– Я вернулся, Катюша, – ласково прощебетал Анин, смущенно протягивая ей цветок.

– Это что, мне? – изумилась Катерина, таращась на цветок, как на привидение.

– Тебе, а кому же еще? – улыбнулся Анин, пытаясь протиснуться в квартиру в обход жены, которая загородила весь дверной проем.

Неожиданно глаза Катерины Леонидовны наполнились слезами, она забрала цветок у мужа, вдохнула аромат и тяжело вздохнула.

– Что ты, что ты, Катенька, – пораженный ее сентиментальностью, расцвел Сергей Петрович. «Верно, женщин нужно баловать иногда, – размышлял он. – Внимание, вот что главное для любой женщины! Всего один цветок подарил, а как она мне благодарна!»

– Я все поняла, – сквозь слезы прошептала супруга.

– И что ты поняла, родная? – тихо-тихо спросил Анин.

– Что ты мне изменяешь, гад!!!! – громко-громко завопила супруга и сильно-сильно треснула майора кулаком по голове. На руку Катерина Леонидовна всегда была тяжеловата. Майор ойкнул и с глупой улыбкой сполз к ногам жены. «Бьет, значит, любит», – это было последнее, о чем он успел подумать, перед тем как отключился.

Глава 5

Ты – это я

Вечерние сумерки наполнили маленькую уютную комнатку, с любовью обставленную добротной деревянной мебелью и украшенную по стенам лубочными картинками, гордостью Рафаэля Абрамовича, страстного собирателя предметов русского народного творчества. Пахло размоченными банными вениками, жареной картошечкой со шкварками и навозом. В жарко натопленном помещении было душно. Но Сашенька наотрез отказалась открывать форточку: «свинский» запах с фермы мгновенно просачивался в окно, заполнял каждый угол комнаты, и дышать становилось просто невозможно.

– Кошмар, как они здесь живут, – пробурчала Саша. – Алин, свет вруби и Хрюна сюда неси, его кормить пора, – скомандовала девушка и схватила с тумбочки бутылочку с соской.

Чтобы девушки не скучали, им было поручено вскармливание недельного поросенка, которого взяла с фермы Серафима, опасаясь, что слабенький малыш не выдержит конкуренции более сильных собратьев и погибнет. За два дня девушки успели так привязаться к хрюкающему существу с розовым пятачком, что уговорили Серафиму иногда брать его в свою постель. Хрюн толстел и наглел на глазах, протестующее визжа на всю комнату, когда девушки запаздывали с кормлением или возвращали обратно на пол в корзину, не почесав ему спинку и брюшко.

Алина включила свет, улыбаясь, вытащила вопящего голодного порося из корзины, положила на кровать перед Сашенькой и присела рядом. Саша воткнула в пасть Хрюна бутылку с соской, наполненную молочной смесью, и в комнате стало тихо.

– Да ты просто притворялся доходягой, чтобы тебя домой взяли, наглючая хрюнская физиономия, – захохотала Сашенька, глядя, с какой скоростью поросенок уплетает предложенное угощение. За два дня вес Хрюна увеличился вдвое, пятачок его залоснился, в глазах появилась сытая поволока.

– А он не лопнет? – с искренним беспокойством спросила Алина.

– Ага, сейчас Хрюн прикончит бутылку, раздуется, как воздушный шарик, раздастся оглушительный взрыв, по стенам комнаты расплывутся молочные кляксы, а розовые лоскутики и пятачок повиснут на лампе, – зло пошутила Сашенька и вздрогнула, заметив неподдельный ужас и боль в темных глазах Алины. – Господи, Алина, я же просто пошутила! Не волнуйся ты так, больше, чем нужно, в него не влезет, – постаралась успокоить ее Сашенька: она никак не могла привыкнуть к тому, что высокая худенькая девушка ее возраста ведет себя, как маленький ребенок.

Устройство психики Алины не позволяло ей улавливать тонкие нюансы разговора, и она принимала все сказанное за чистую монету. Но внутренний мир Алины отнюдь не был примитивен так, как ее речь и поступки, Сашенька это чувствовала. Неразвитый интеллект заменили интуиция, чувства и эмоции, с помощью которых девушка воспринимала окружающую действительность. Она жила сопереживанием ко всему живому, мучилась и страдала от чужой боли, как от своей собственной, и изо всех сил старалась заглушить ее, отдавая всю себя без остатка нуждающимся. Поведение ее было непредсказуемо и необъяснимо. Девушка постоянно менялась: то веселилась вместе с Сашенькой, смеялась и по-детски хлопала в ладоши, то пугалась чего-то и забивалась в угол, закрывая лицо руками. Испугать ее могло все, что угодно: скрип двери, порыв ветра за окном, упавшая на пол расческа. Но больше всего Сашеньку потрясло другое состояние Алины. Иногда девушка уходила глубоко в себя, ее бледное лицо становилось отстраненным, огромные глаза стекленели, и она вообще переставала на что-либо реагировать. Возможно, причина ее транса крылась в обычной эмоциональной и душевной усталости, и Алина таким образом отдыхала от мира и своих собственных чувств.

Хрюн прикончил бутылку и повалился на бок, довольный и толстый. Алина осторожно положила ладонь поросенку на живот и улыбнулась. Секунду Сашенька не могла оторвать взгляда от ее тонкого запястья и почти прозрачной кожи кисти с голубыми прожилками, мысленно сопоставляя в голове хрупкость ее руки и мистическую энергетическую силу, заложенную в ней. Длинные красивые пальчики Алины пощекотали розовый животик, и поросенок захрюкал от наслаждения.

– Какая же ты дохлая, Алина, – недовольно нахмурилась Сашенька, переведя взгляд на острые плечи девушки. – Тебя надо откармливать, как этого поросенка! Я, правда, и сама не толстушка, – покосившись на свое отражение в стекле серванта, пришла к выводу Сашенька, – но ты, Алина, по сравнению со мной… Короче, если ты сегодня откажешься есть мясо, которое тебе просто необходимо, и примешься грызть прошлогоднюю морковь на протяжении всего ужина, так и знай, я не буду с тобой разговаривать… Что-то есть хочется. Давай, пока ужин не готов, яблоки пожрем.

– Да, – кивнула Алина, отнесла поросенка в корзину, вернулась с двумя яблоками и, забравшись с ногами на кровать, уютно устроилась рядом с Сашей.

Некоторое время они молча грызли сочные ароматные плоды, потом Сашенька вдруг оживилась, отложила изрядно покусанное яблоко в сторону, повернулась к Алине, взяла ее за плечи, легонько встряхнула и возбужденно зашептала:

– Алин, ты хоть понимаешь, что дядя Рафа нам сегодня сказал? Ты у нас наследница несметных богатств! Блин, ну порадуйся хоть немного. Это же потрясающе! Что же ты молчишь, Алина? – разозлилась Саша. – Мне бы на твоем месте оказаться! Это счастье – иметь много денег и не думать, каким образом их добыть. Думаешь, мне нравится тырить чужие кошельки? Хотя, – задумалась Сашенька, – это дело, конечно, увлекает в какой-то мере. Знаешь, иной раз открываешь кошель, заглядываешь внутрь, а сердце, блин, так странно замирает в груди и кровь бурлить начинает! Веришь, я прямо чувствую, как она по венам бежит – охренеть можно: и страшно до жути, и приятно как-то. Не понимаю, может, я больная какая, и мне уже давно лечиться пора? Но ты меня не осуждай, ладно? Хочу я с этим делом как можно скорее покончить. Все-таки нехорошо воровать, стыдно и грешно. А что? Чем я хуже других? Поступлю в цирковое училище, у меня и льготы есть, выучусь на фокусницу, стану знаменитой на весь мир и приеду к тебе во Францию с гастрольным туром.

– Саша, – оживилась Алина, – покажи фокус!

– О, нет!!! – хватаясь за голову, воскликнула Сашенька. – Нет, нет, нет. Только не это! – С утра Саша, пытаясь заинтересовать хоть чем-то Алину – а заинтересовать девушку было очень сложно, – показала ей один фокус, и на этом ее спокойной жизни пришел конец. Алина не отставала от нее до вечера и только недавно угомонилась, дав Сашеньке небольшую передышку. И сейчас, уловив в Сашиной речи знакомое слово, она заканючила опять. – Нет, Алина, не обижайся, но больше не могу. Обещаю, что покажу тебе фокус завтра, честное слово.

– Хорошо, – покладисто согласилась Алина, но на ее личике отразилась такая реальная жизненная трагедия, а в необыкновенных темных глазах застыла столь глубокая скорбь, что Сашенька не выдержала и уступила.

– Ну ладно, – буркнула она недовольно, – смотри, приставучка, но это в последний раз!

Алина кивнула, радостно захлопала в ладоши и внимательно посмотрела на руки Сашеньки.

– Так, – задумалась юная волшебница, – что же тебе показать на этот раз? С монетой было, со стаканом было, с платком было, с картами было… Блин, со всем уже было. О! А хочешь, у меня волосы на голове дыбом встанут?