Сталин - Эдвард Радзинский

Ленин мог хранить его в потайном месте – в своем кабинете в Кремле. В этом тексте, возможно, и были предложения съезду, такие, как, например, популярная идея о замене Генсека тройкой секретарей – Троцкий, Зиновьев и Сталин. Подобное предложение начисто уничтожало влияние Сталина.

Возможно, именно об этом полном тексте рассказывал художник Анненков. После смерти Вождя он работал в Институте Ленина. (Кстати, он там видел банку с ленинским мозгом и был поражен: одно полушарие было здоровым и полновесным, другое – сморщенное, не больше грецкого ореха.) Там он и прочел черновики последних записей Ленина, совершенно его изумившие. Это были рекомендации, как обмануть «глухонемых» – так Ленин называл европейских капиталистов. Анненков передает текст своими словами: «В погоне за прибылью капиталисты всего мира захотят завоевать советский рынок, ослепленные жаждой наживы, они будут готовы закрыть глаза на нашу действительность, превратиться в глухонемых. Таким путем мы получим от них продукты и деньги, чтобы создать армию, их капиталы доведут ее до совершенства для будущей победоносной атаки против наших же кредиторов. Заставим глухонемых трудиться для их собственного уничтожения, но для этого надо сначала окончательно превратить их в глухонемых». И там же набросан план: нэп, фиктивное отделение правительства от партии, восстановление отношений со всеми странами – «сделать все, чтобы глухонемые поверили» – и прочее, и прочее...

Этот полный текст «Письма к съезду» Ленин, видимо, и приехал проверить в Кремль.

Но и Генсек был опытным конспиратором. Он уже «проверил» кабинет Вождя... Из-за этого, судя по всему, и случились конвульсии у несчастного Ленина. Вот последние строки предсмертной записки Марии Ульяновой: «В. И. ценил Сталина как практика, но считал необходимым, чтобы было какое-то сдерживающее начало некоторым его замашкам и особенностям, в силу которых он считал, что Сталин должен быть убран с поста Генсека. Об этом он определенно сказал в своем политическом завещании, которое так и не дошло до партии, но об этом в другой раз...»

Но «другого раза» не было – Мария вскоре умерла. Или... все же был? И был ею записан рассказ об исчезнувшем завещании? Не заплатила ли жизнью Мария Ульянова за этот «другой раз»?

Глава 11

КОНЕЦ ВОЖДЕЙ ОКТЯБРЯ

Троцкий понял ужас наследства, оставляемого умирающим Вождем. Секретная резолюция о недопустимости фракций дает его врагам возможность всегда заткнуть ему глотку при помощи простого большинства. А оно обеспечено – Генсек уже организовал его. И Троцкий пишет письмо в ЦК. Вчерашний поборник самых жестоких методов требует партийной демократии. Одновременно в ЦК направляется «Письмо сорока шести» от известных членов партии, повторяющее письмо Троцкого. Уши Льва явно торчат.

Среди этих новых сторонников демократии – Александр Белобородов (один из руководителей Красного Урала и организатор расстрела царской семьи в Екатеринбурге, а ныне заместитель Дзержинского) и другие беспощадные большевики. Генсек насмешливо им отвечает: «В рядах оппозиции имеются такие товарищи, как тов. Белобородов, демократизм которого до сих пор остается в памяти у российских рабочих, Розенгольц, от демократизма которого не поздоровилось нашим водникам и железнодорожникам, Пятаков, от демократизма которого не кричал – выл Донбасс...»

И он перечисляет многих подписавшихся, вспоминая их совсем недавние кровавые дела.

Но союзники по «тройке» испуганы, не уверены в себе. Сталин чувствует их страх перед Троцким и, идя навстречу их желаниям, гасит выступление Троцкого обещаниями следовать выборным традициям в партии и прочими хорошими словами. Но он достаточно изучил своего врага: уступки его только раззадорят. И точно: «вечно воспаленный Лев Давидович», как насмешливо называют его противники, присылает в «Правду» свою статью «Новый курс». Троцкий вновь обличает: «Руководство вырождается в простое командование. С этим старым курсом надо покончить и взять новый курс. Перерождение нашей старой гвардии не исключено (имеются в виду Сталин, Зиновьев, Каменев и прочие. – Э. Р.). Надо взять курс на молодежь».

Так Троцкий заставил пойти в бой трусливых соратников Сталина. Последовали резкие ответы Каменева и Зиновьева. Высказался и Бухарин: «Большевизм высоко ценил и ценит аппарат». Началась открытая дискуссия. «Партию лихорадило. Дискуссии продолжались целыми ночами», – писал Зиновьев. Страна с изумлением читала газеты: партия, постоянно твердившая о своем единстве, исходила в спорах. Спорили о необходимости демократии в партии – на глазах страны, задавленной террором этой партии. Мой отец рассказывал: он и его друзья были уверены, что все эти дискуссии – какой-то ловкий фарс, за которым последуют новые беды для интеллигенции.

К восторгу своих союзников, Сталин впервые демонстрирует силу созданного аппарата. В январе 1923 года была проведена партийная конференция, впервые собранная самим Сталиным, которая беспощадно осудила Троцкого и оппозицию. Было решено опубликовать дотоле секретную ленинскую резолюцию об исключении из партии за фракционность.

Генсек доказал силу организации. Троцкий всегда действовал один – в 1917 году воспользовался организацией, созданной Лениным. И сейчас рассчитывал победить наскоком. Но XX век – не век одиночек...

С октября Ленин начал стремительно приближаться к смерти. И бывший блестящий ученик Духовной семинарии придумывает невиданную пропагандистскую акцию под названием «Уход мессии». Он давно понял эту страну, вечно ждущую Бога и Царя – и при Романовых, и в революцию, и в прошлом, и в будущем. (Мы еще услышим от него самого эти мысли.) И он решил дать ей взамен ниспровергнутого большевиками Бога – нового. Атеистического мессию – Боголенина.

Уже с осени он подготавливает «вознесение на небо», направляет в Горки делегации. Церемония прощания с большевистским мессией началась: трудящиеся дают слово уходящему богу продолжить его бессмертное дело. Прощаются бойцы героической Красной армии – умирающего Ленина навеки зачисляют в почетные красноармейцы и дарят ему сверток с обмундированием. 2 ноября полумертвому Ленину приходится принять пролетариат – представителей Глуховской мануфактуры. Старый рабочий произнес приветствие-эпитафию: «Я кузнец... мы скуем все намеченное тобою».

Ленину еще предстояло жить несколько месяцев, когда Генсек заговорил на Политбюро о его похоронах: «Этот вопрос, как мне стало известно, очень волнует и некоторых наших товарищей в провинции». И сообщил об удивительной просьбе этих «товарищей из провинции»: «Не хороните Владимира Ильича, необходимо, чтоб Ильич физически оставался с нами».

Присутствовавший при этом Троцкий с ужасом понимает: атеиста Ульянова Сталин собирается превратить в мощи для поклонения. Молотов вспоминал: «Крупская была против, решением ЦК мы это сделали. Сталин настаивал».

Он настоял. И породил нетленного марксистского бога.

Он все предусмотрел. Когда смерть бога приблизилась, врачи порекомендовали болевшему тогда Троцкому уехать лечиться.

Удалив Льва, Сталин следил, чтобы никто из оставшихся вождей не ездил в Горки – вдруг кто-то окажется у постели мессии в миг, когда тот начнет уходить в вечность. И сможет придумать мычащему умирающему какие угодно последние слова!

Но все случилось именно так, как он боялся.

Около постели Ленина оказался Бухарин, который лечился здесь же, в Горках: «Когда я вбежал в комнату Ильича... он делал последний вздох. Его лицо откинулось назад, страшно побледнело, раздался хрип, руки повисли».

Сталин исправил ошибку Бухарина: он попросту вычеркнул его из сцены смерти... И уже вскоре Зиновьев в своей статье писал: «Ильич умер... через час мы едем в Горки уже к мертвому Ильичу: Бухарин, Томский, Калинин, Сталин, Каменев и я».

Так Бухарин был «переселен» в Москву.

Троцкий впоследствии будет говорить о сталинском яде. Нет, яд был ни при чем. Профессор В. Шкловский в архивах своего отца М.Шкловского нашел свидетельства врачей В. Осипова, лечившего Ленина, и С. Доброгаева, логопеда, занимавшегося восстановлением его речи. Там было, в частности, написано: «Окончательный диагноз отметает версии о сифилитическом характере болезни Ленина или об отравлении его мышьяком. Это был атеросклероз с преимущественным поражением сосудов мозга. Они настолько обизвестились, что при вскрытии по ним стучали металлическим пинцетом, как по каменным. От этой болезни умерли и родители Ленина».

Но версия об отравлении Ленина никогда не умрет. Слишком многих убил Сталин, чтобы можно было поверить, будто не он отправил в могилу своего грозного врага.

Готовятся похороны Ленина. И Троцкий получает телеграмму: «Похороны состоятся в субботу, не успеете прибыть вовремя. Политбюро считает, что вам по состоянию здоровья необходимо ехать в Сухум. Сталин».