Самый романтичный выпускной бал. Большая книга историй о любви для девочек - Мария Северская

Эти взгляды что-то включили в голове, и Соня начала работать быстро, ни на что не отвлекаясь. А главное – ни о чем не думая. Только в правое плечо как будто все время дуло. Оно словно было не защищено, не прикрыто. Словно раньше справа кто-то сидел, а теперь его нет. Впрочем, это могло и показаться. Просквозило, вот плечо и ноет.

Сдавать все начали одновременно. Никто не торопился продемонстрировать свое повышенное знание предмета.

– Сладкова! – задержал ее работу в руке Большой Брат. – Тебе нравится в этом классе?

– Да, нравится.

Она сначала ответила и только потом испугалась, что спрашивает физик не просто так, что он уже выбрал, кого отсеять.

– И тебе не хотелось бы отсюда уйти? Или перейти на экстернат?

Соня почувствовала, что за спиной кто-то встал, и пробормотала:

– Нет, не хотелось бы.

– Молодец! – прошептал ей в затылок Тырин.

Кто бы сомневался, что он бдит своих подопечных.

– Ну хорошо. – И уже всему классу, чтобы слышали, чтобы боялись: – Я надеюсь, что не найду по работе того, кто взял проверочную?

– Как это может определиться? – встрял Гера.

– По почерку. Человек не волновался, когда писал, потому что все знал. Да и ответы будут короче, лучше продуманы.

Соня побрела к своему месту. Что бы ей сейчас хотелось, так это уснуть лет на пять, чтобы пережить и будущую жуткую весну, и сумасшедший июнь, и волнительный июль, и муторный август. Если бы ее спросили, куда бы она хотела вернуться, она бы ответила, что в начальную школу. Беззаботное было время…

– А не пойти ли нам в кино? – присел на край стола Тырин.

Соня складывала тетради и боролась с сильным искушением этими самыми тетрадями врезать по круглой тыринской башке. Но ответила сдержанно:

– Еще древние говорили, что в вопросе кроется половина ответа.

– И что же кроется в моем вопросе? Пойти?

– А не пойти.

Славка спрыгнул с парты.

Сейчас скажет что-то в духе: «Сам погибай, а товарища выручай» или «Один за всех и все за одного…». Откуда у нее эти никчемные выражения? Кто их говорил? Когда? Пять лет назад? Почему до сих пор они сидят в голове, мешая жить? Зачем ей нужно это вранье? Настоящее полноразвесистое вранье, придуманное умной доброй учительницей по биологии в пятом классе. Странно, они жили по мудрым правилам взрослых, а вышло, что наворотили одни ошибки. Раньше, пусть и корявыми методами, пускай порой жестоко, но все же они добивались добра. А теперь в их доброте кроется одно зло. Почему все так быстро поменялось?

– Понимаю… – с умным видом кивнул Славка. – Кое-кого выписывают из больницы. Значит, в следующий раз. И… Кстати…

Славка поднял свой сотовый, показывая, что посылает эсэмэску. В ответ Сонина трубка набухла светом, выплюнула позывной сообщения.

– Что это? – покосилась Соня на телефон.

– Номер Тихона. У тебя нет. Запиши, пригодится.

Соня с удивлением посмотрела на Тырина. Гладкий утверждал, что Славка к ней неравнодушен. Кажется, частичку «не» можно откинуть. Эмоций не было никаких. Вот он ушел и оставил пустоту. Что он делает? Зачем делает? Не понять.

Славка ушел. За ним, словно сквозняк потянул листочки со стола, ушли-улетели остальные. Они идут в столовую, будут сидеть рядом, обсуждать проверочную. Все вместе…

Соня долго смотрела на мерцающий экран телефона, проводила по нему пальцем, не верила, что эти десять цифр теперь у нее есть. Что теперь она может звонить, спрашивать, как дела, предлагать встретиться. Можно все. Но ничего делать не хотелось. Соня нажала кнопку «Сохранить», давая новому контакту имя «Забыть». И пошла в столовую. Вместе так вместе. Живем дальше – так живем дальше. Все как обычно.

Справившись с проверочной, класс зажил обычной жизнью. Падалкин вернулся. Все встало на свои места.

Да! Самое главное! Через несколько дней стало известно, что Нинель Михайловну не уволили. Тырин привел неоспоримые аргументы, что с их классом может работать только этот педагог. Русиш тоже предрекал глобальные потрясения, если еще раз тронуть «сумасшедший одиннадцатый». И его больше не трогали.

Ноябрь жег, декабрь выводил огненные узоры. Январь осыпался ледяной крошкой. Февраль умер, еще не начавшись. Март взбирался на гору и скатывался по ледяному накату. Апрель топил в лужах. Впереди маячили экзамены. Их ждали. Ожидание из глухого раздражения перетекало в радостную уверенность, что все будет хорошо, до июня еще далеко. Это состояние сменялось безысходной тоской, что ничего уже больше не будет, что жизнь заканчивается. Что там, за этим июнем, будет? Смерть, не смерть, сто баллов, девяносто пять… неважно. В какой-то момент все смешивалось, и ожидание приобретало подобие лихорадки: скорее, скорее, добежать, перешагнуть. Карета остановится, Золушка выпорхнет на ступеньки, и начнутся чудеса. Слова теряли смысл, Старуха Изергиль начинала говорить глупости, Воланд косил искусственным глазом и нехорошо склабился. Стопка книг на столе казалась неиссякаемой.

Время утекало сквозь пальцы. Секунды умирали, не успев перескочить заветное «тик-ток». Все из последних сил мчались к ленточке со словом «финиш». Чтобы упасть на черте, провалиться в пропасть или бежать дальше. К другой ленточке.

Соня была одна. Не так. Она была со всеми, но словно в стороне. Не хорошая, не плохая. Никакая. Но вместе со всеми.

– Вы уже обсуждаете платья на выпускной? – спросила мама, заставив оглянуться и понять, что вокруг уже не март и даже не апрель с его вечной усталостью, а май. Майский май, будь он неладен.

По весне, когда все впадают в авитаминозную спячку, Сонина мама начинала бодриться и проявлять излишнюю активность.

– Решай! Идем в магазин или ателье?

Почему-то не хотелось ни того, ни другого. Вообще не хотелось никакого праздника. Выпускной страшил. Как будто уже всем объявили, что в этот день, двадцатого июня, произойдет конец света. Не глобальный, а маленький, на одну конкретную школу…

– В магазин. И что-нибудь попроще.

– Как это попроще? – кипятилась мама. – Выпускной, в отличие от замужества, происходит один раз. Это должно запомниться. Все будут красивыми. Нельзя на общем фоне выделяться! К тому же у вас – мальчики.

– Мама! – не выдержала Соня. Это было какое-то фантастическое лицемерие: весь год на мальчиков смотреть нельзя было, а теперь, значит, стало можно. – Какие мальчики? Там все свои!

– А как же новенький? Он непременно придет. Такой хороший, воспитанный мальчик. Ты, кажется, с ним дружила?

И ничего в лице мамы не изменилось. Не появилось ни виноватого взгляда, ни извиняющейся улыбки.

Черт! Зачем только настал этот месяц май… Майский май…

Тихон окончил школу в январе экстерном, но время от времени появлялся в классе. Ходил на дополнительные к Большому Брату, готовился к ЕГЭ с учителями. Обязательно заглядывал в одиннадцатый, здоровался, жал руку Тырину, улыбался. Соня забыла его. Очень крепко забыла. Как он целуется, как становится спокойно, когда он сидит рядом, какая у него горячая кожа. Как холодно он может смотреть.

Навсегда забыла. Но уже через несколько дней «Забыть» не сработало. Она вспомнила. Все вспомнила, когда он позвонил. Как всегда, некстати: стояла в примерочной магазина.

Первым в память ворвался голос:

– Здравствуй, дорогая моя!

– Привет!

Улыбнулась невольно, но все это можно было списать на то, что давно не виделись. Да и сейчас вроде как тоже.

– Я тебя вижу.

Улыбка исчезла. Соня испуганно заозиралась.

Стеклянные витрины магазина, за ними люди, но никого, кто бы стоял и смотрел.

– Правее, правее, – хохотала трубка.

Соня повернулась и встретилась с красным глазком камеры.

– Реалити-шоу! – радостно гугукнули в ухо. – Сидишь в кафе и наблюдаешь, что творится в торговых залах.

– Что ты тут делаешь?

– Кофе пью, а еще ботинки на выпускной покупаю. Не поддержать ли тебя дружеским советом?

Соня глянула на манекены, наряженные в вечерние платья. Мама стоит у вешалок, что-то рассматривает. Они уже почти все перемерили.

– Друзья должны помогать друг другу, – вещала трубка. – То голубенькое было ничего…

– Да пошел ты! – вырвалось у Сони прежде, чем она успела что-либо сообразить.

– Сейчас пойдем… – пробормотала мама, проходя вдоль ряда с платьями. – А я говорила, нужно было в ателье шить.

– Подожди! – кричала трубка. – Я очень рад видеть тебя! И знаешь, хотел бы…

Соня спрятала сотовый в карман и побежала на выход. Ну вот, еще одна беда – на выпускном будет Гладкий. А встретиться? Нет! Встречаться не надо. Слишком больно. К тому же – Тырин, он будет против. Зачем сейчас-то с Тыриным спорить?

Над последним звонком больше всего колдовали Катрин с Леной. Придумывали оригинальные бантики, заказывали колокольчики. Макс написал длинное выступление в стихах: глупая Марьяна не хотела учиться, но мудрый Федот отвел ее в школу, где она прошла одиннадцать классов, четыре коридора. Катрин подобрала хорошую музыку, заставив Геру долго тренироваться, чтобы не путаться, когда что включать.