Принимаю бой - Николай Бадеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Случилось так, что на электростанции вышла из строя топка котла, предприятиям города грозила остановка. И тогда Павел Кузьмин надел асбестовый костюм, густо намазал лицо вазелином и полез в пышущую жаром «преисподнюю». Обжигая легкие раскаленным воздухом, он работал там до тех пор, пока не исправил повреждение.
Об остальном мы знали. Кузьмин обратился в обком комсомола с просьбой о путевке в военно-морское училище. Окончив его, плавал на балтийских кораблях. В начале Великой Отечественной войны Павла Кузьмина назначили командиром подводной лодки «Щ-408».
— Ну, а ты, Валерий, какой курс в жизнь возьмешь?
Он не раздумывал ни минуты:
— Хотелось бы подводником…
Заговорили о музейном стенде. Передать в музей вещи мужа? Мария Оскаровна развела руками: лодка была для Павла Семеновича родным домом, а то, что было на берегу, погибло в годы блокады.
— Осталась одна реликвия — медаль «За оборону Ленинграда». Павел получил ее перед последним походом, весной 1943 года. Ему тогда было двадцать девять лет…
Корабли умирают по-разному. Одни в жестоком бою, другие на судо-разделочной базе.
«Щ-408» погибла от удушья. Несколько суток висела над ней восьмерка фашистских сторожевиков. В лодке нечем было дышать, концентрация углекислоты достигла предела. Моряки едва передвигались, жадно хватая ртом остатки воздуха. В отсеках было сумрачно, лампочки мерцали тусклым красноватым светом. Аккумуляторы так «сели», что нельзя было запустить помпу, трюмы наполнялись водой…
Вот уже две недели, как «Щ-408» покинула кронштадтскую гавань. Опасности подстерегали ежечасно: лодку обстреливали вражеские береговые батареи, бомбили самолеты и корабли.
Перед походом Кузьмина предупредили: фашисты поставили в Финском заливе более десяти тысяч мин. Напуганные большими потерями, понесенными от советских подводных лодок в минувшем году — сорок с липшим транспортов лежали на дне Балтики, — они перебросили в залив полторы сотни дозорных кораблей.
Но то, с чем встретился экипаж, превзошло все ожидания. Гитлеровцы перегородили Финский залив двумя рядами тяжелых стальных сетей, опущенных до самого дна. На поверхности воды их держало множество металлических бочек, поставленных на якоря. У этих «заборов» день и ночь дежурили сторожевики с полным запасом глубинных бомб.
И все-таки лодка, прижимаясь ко дну, шла вперед. О ее борта скрежетали минрепы, где-то высоко, у поверхности воды, рвались мины.
Как обнаружили лодку фашисты? После войны в наши руки попали трофейные документы: оказывается, «Щ-408» заметил гидросамолет по масляному следу. Вероятно, от близкого разрыва мины дала течь топливная цистерна, и за кораблем увязался масляный шлейф. Тогда-то я накинулась на нее эта проклятая восьмерка.
Утром 22 мая 1943 года, когда над морем висела туманная дымка, лодка на минуту всплыла, и радист быстро отстукал в штаб флота депешу: «Противник непрерывно бомбит, не дает возможности всплыть для зарядки. Прошу оказать помощь авиацией».
Заметив лодку, фашистские корабли бросились к ней, стреляя из орудий и пулеметов. «Щ-408» легла на дно. Началась бомбежка. Взрывные волны приподнимали и с силой ударяли лодку о камни.
А моряки задыхались, некоторые теряли сознание. Неужели конец? Погибнуть от удушья… Нет, лучше всплыть и дать последний, решительный бой, погибнуть, но нанести врагу урон.
Корабли кружили над лодкой, сбрасывая бомбы. Потом стопорили машины, ожидая ее всплытия. И снова бомбили.
Вдруг к глухим раскатистым взрывам «глубинок» прибавились частые выстрелы орудий, резкие взрывы авиабомб. Наша авиация! Пора…
— К всплытию! — раздался голос Кузьмина. — Комендоры, к бою!
Стрелка глубиномера показала двадцать, десять, пять метров… Кузьмин рывком приподнял крышку люка, в глаза брызнуло солнце, голова закружилась от свежего воздуха.
Гитлеровцы прекратили стрельбу: наконец-то русские сдаются. Сторожевики бросились к лодке, каждый стремился подойти к ней первым — поднять флаг со свастикой.
А на палубу лодки выскочили комендоры. Они молниеносно развернули пушки в сторону ближайшего катера.
— Огонь! — скомандовал Кузьмин.
Раздались выстрелы, и тотчас же море потряс сильный взрыв: снаряд попал в глубинные бомбы, лежавшие на корме сторожевика. Корабль разнесло в щепки.
Фашисты растерялись. Но вот и они открыли огонь.
На лодке было две пушки, у врага — двадцать восемь. И еще четырнадцать пулеметов. Но первый успех окрылил моряков. Даешь, балтийцы!
Заработали дизели, «Щ-408» пошла. На маленьком флагштоке трепетало бело-голубое полотнище.
Вокруг лодки рвались снаряды, падали сраженные комендоры, на их место вставали другие.
Воздух дрожал от гула моторов и выстрелов. Советские самолеты снижались чуть не до палуб вражеских кораблей — и бомбили, бомбили… Два сторожевика запылали.
Лодка, маневрируя, продолжала бой. Комендорам удалось поразить еще один корабль. Накренившись, он быстро погружался.
Но и «Щ-408» получила много прямых попаданий. Рубка и надстройки были искорежены, корпус пробит, внутрь врывалась вода. По палубе прокатывались волны, но комендоры стреляли до тех пор, пока лодка с развевающимся флагом не ушла под воду.
Как стало известно после войны, фашистские гидроакустики двое суток слышали звуки ударов: экипаж «Щ-408» заделывал пробоины, боролся за жизнь корабля.
И все это время лодку бомбили. Гитлеровцы надеялись, что она всплывет, запросит пощады.
Подводники не сдались, они погибли.
«Щ-408» назвали балтийским «Варягом».
— Не узнаете? — улыбнулся капитан-лейтенант, подойдя ко мне. — Валерий, сын Павла Семёновича. Подводник Кузьмин с улицы подводника Кузьмина.
Кораблик
Вот это флаг! Не флаг, а флажище — больше пятидесяти квадратных метров! Бело-голубое полотнище закрывает почти всю стену музейного зала. В годы войны оно развевалось над самым большим кораблем Краснознаменного Балтийского флота — линкором «Октябрьская революция».
А рядом флаг размером в четверть метра. Его носил один из самых маленьких кораблей Балтики — катер-тральщик, или, сокращенно, КТЩ. Он настолько мал, что по водоизмещению тысяча таких составила бы один линкор.
Когда комсомольца старшину Григория Давиденко назначили командиром КТЩ, он приуныл. Мечтал о линкоре, крейсере или миноносце, мечтал о «солидном» корабле, а тут — пожалуйте на скорлупку с экипажем в шесть душ. Даже безымянная скорлупка, лишь номер на борту. А вооружение? Один пулемет.
Но Давиденко огорчался напрасно: на флоте важны все классы кораблей, каждый решает свою боевую задачу. Линкор «Октябрьская революция» дальнобойными орудиями громил фашистские батареи, укрепления, уничтожал живую силу и технику, а КТЩ…
Катер-малыш был кораблем на все руки: он высаживал десанты в тыл врага, нес дозор, выслеживал фашистские суда, доставлял боеприпасы на острова, возил почту… Но главное — тралил вражеские мины.
За катером шли канонерские лодки, сторожевики, плавучие базы, шли спокойно, уверенно. Знали: маленький кораблик надежно расчистит фарватер.
В июле 1944 года Григорию Давиденко за боевые подвиги была вручена Золотая Звезда Героя Советского Союза. А месяц спустя он устроил знаменитый кронштадтский «парад».
19 августа 1944 года по главной улице крепости плелась колонна пленных фашистов. Трусливо косясь на жителей города-крепости, по булыжной мостовой шагали офицеры, фельдфебели, матросы. Вид у гитлеровцев был жалкий: мокрые, взъерошенные, выпачканные мазутом. Несколько часов назад всю эту братию выудили из воды.
В те летние дни сорок четвертого года наши войска, стоявшие на побережье Финского залива, готовились к освобождению Эстонии. Их должны были сопровождать канонерские лодки. Гитлеровцы из кожи лезли, чтобы задержать выход советского флота в Балтику. Каждую ночь, крадучись, фашисты сбрасывали сотни мин.
18 августа катер главного старшины Давиденко находился у входа в Нарвский залив. Минувшей ночью здесь были замечены силуэты фашистских кораблей: наверное, опять ставили мины. И теперь матросы зорко приглядывались к неспокойному морю.
— Прямо по курсу неизвестный предмет! — доложил сигнальщик.
Давиденко вскинул бинокль: меж волн приплясывала металлическая бочка. Откуда здесь буй? Вчера его не видели…
Давиденко подвел катер к бочке. Точно, немецкий буй…
— А что, если фашисты поставили его на границе своего минного поля, чтобы в следующую ночь не напороться на собственное заграждение? — произнес Давиденко.
— Вроде приметного столбика, — сказал моторист Николай Хаевский. Он улыбнулся и добавил: — Давайте-ка перенесем этот столбик на минное поле? Пусть они свои мины поцелуют. А?
