По большому счету - Евгения Письменная
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Главная черта Геракла: он банкир времени индустриализации. Он считал, что деньги и банки нужны для реальной экономики. Новая мода, что деньги и банки нужны для новых денег, ему казалась чушью.
Тут еще Кудрин и Греф покусились на святое для Геращенко: заговорили о либерализации валютного законодательства. Они рассчитывали на приток иностранных инвесторов, если Россия снимет барьеры по капитальным операциям. Предприниматели и банки смогут проводить их в России и за рубежом свободно, без изъятий и ограничений. Но Геращенко отлично помнил остров Науру в Тихом океане, на карте напоминающий оладью. Туда русские капиталисты с удовольствием выводили деньги без всяких ограничений. Дай им еще раз волю – все кончится плачевно, Геращенко был в этом уверен. Это моментально ухудшит ситуацию с валютной выручкой[242]. Геращенко отстаивал ужесточение валютного контроля, говорил, что вместо семидесятипятипроцентной продажи валютной выручки нужно вводить стопроцентную[243]. Он не верил в мифических иностранных инвесторов, которые якобы не приходят в Россию из-за высокой нормы продажи валютной выручки. Он был уверен, что либерализация станет основным инструментом молодого российского капитализма: буржуазия будет зарабатывать деньги в стране, а держать их за ее пределами, складывая накопления в офшорных банках и вкладывая их в ликвидные ценные бумаги иностранных эмитентов.
Сам Геращенко, если считал нужным, критиковал политику Путина, которая на тот момент зиждилась на так называемой программе Германа Грефа. Ее так называли потому, что разработкой занимался бывший коллега Путина Герман Греф, впоследствии ставший министром экономического развития и торговли. «Вместо того чтобы мне давать советы, пусть лучше наведет порядок у себя», – ворчал Геращенко, когда увидел предложения Грефа по банковской реформе[244].
И в 2001 году Путин стал ограничивать неуемную энергию и всевластие Геракла. Тот был не в команде, поэтому часто мешал. Для начала Центробанк сделали налогоплательщиком. До тех пор налогов он не платил. ЦБ считал себя исключительным, и свою прибыль тоже. Но под это дело в ЦБ работало много коммерческих организаций, которые, как и он, не платили налогов. В апреле 2001 года Министерство по налогам и сборам с радостью поставило Центробанк на учет[245]. Сразу после этого Путин внес поправки в закон о ЦБ.
Геращенко не принял новую волну ограничений для ЦБ всерьез, как и предыдущие похожие попытки. «И не такое бывало, отобьемся!» – рассуждал Геракл.
Путинские поправки в закон о ЦБ предписывали создание Национального банковского совета (НБС). В него должны были войти представители всех властей: и Кремля, и правительства, и обеих палат парламента. Подобная структура существовала во Франции.
Хоть во Франции, хоть в Гонолулу. Геращенко было все равно. Он воспринял предложение о создании Национального банковского совета однозначно: очередное покушение на независимость ЦБ. Он стал биться за то, чтобы никакого НБС не было. Ходил в Думу, в правительство, к президенту. Давал интервью направо и налево, рассказывая о глупости затеи. В Государственной Думе Геращенко с трибуны заявил: предлагаемый Путиным закон неконституционен и подставляет президента[246].
Геращенко стал как кость в горле. Любую попытку ограничить деятельность ЦБ считал оскорблением и сразу бросался отбивать нападки. Росзагранбанки сдавать не хотел, замыливал эту тему годами. Валютный контроль считал оплотом финансовой стабильности страны. В конце концов, не давал даже запустить в свои владения чужих, Национальный банковский совет считал чужеродной структурой.
Сначала в пылу борьбы Геракл не заметил, что в политической элите стал считаться обузой. Но даже когда перед Новым годом он это вдруг осознал, решил не сдаваться и идти до конца. Отмечая с коллегами приближение нового, 2002 года, поднял бокал со словами: «Нам советы не нужны!»
Срок полномочий Геращенко истекал в сентябре 2002 года. В принципе, несмотря на усталость, он готов был работать дальше. Период кризисов вроде закончился, можно было наконец заниматься стабилизацией. Геращенко решил испытать президента на возможность дальнейшего взаимодействия. Хоть он и понимал, что с командой Путина у него не очень вяжется, с самим президентом все было замечательно. Так ему казалось. И он быстро нашел тому подтверждения. В доверительном разговоре с близким Путину замглавы администрации Игорем Сечиным Геращенко рассказал о том, что настала его пора уходить в отставку. Сечин, тихий человек с тяжелым взглядом, удивленно посмотрел на него и неожиданно выпалил: «Ты что, одурел?» Путину же Геращенко стал жаловаться на здоровье: мол, диабет, возраст. Тот отвечал расплывчато, но осталось впечатление, что отставка Геращенко сейчас нежелательна. С неподдельным интересом Путин спрашивал, куда он собрался уходить: не к олигархам ли?[247] Геращенко, сказав, что не собирается работать на олигархов, вышел из кабинета Путина приободренным и почему-то убедил себя, что придется поруководить Банком России еще четыре года. А что до всяких стычек с правительством – так ведь сплошного комфорта не бывает[248].
Путин посмотрел на закрывшуюся за Геращенко дверь и резко повернулся к стоящим слева многочисленным телефонам сливочного цвета с цифрами по кругу дисков. Застыл на минуту, вспоминая последние жалобы на ЦБ Грефа и Кудрина, взял трубку и попросил соединить с Егором Гайдаром, с которым у президента были теплые отношения.
Давным-давно, в 1992 году, Гайдар, возглавлявший Кабинет министров, помог никому не известному замглавы Санкт-Петербурга Владимиру Путину уладить скандал с расследованием деятельности Комитета мэрии по внешним связям. Депутаты Санкт-Петербурга обвиняли это подразделение, которое курировал Путин, в том, что оно нечестно выполняло программу снабжения города продовольствием, разрешая бизнесменам продавать природные ресурсы за границу по низким ценам, а взамен привозить в северную столицу продовольствие по завышенным[249]. Депутаты даже требовали у мэра Анатолия Собчака отстранить Путина от должности за нарушения. Собчак хотел замять конфликт и попросил президента Бориса Ельцина помочь избавиться от этого порочащего город скандала. Ельцин поручил это сделать исполняющему обязанности премьера Гайдару. И тот выполнил указание: Министерство внешнеэкономических связей России назначило Путина своим представителем по Санкт-Петербургу. Статус Путина изменился, его деятельность больше не подпадала под проверки городских депутатов, а у российских депутатов вопросов к питерскому заму не возникало[250]. Это была поддержка известного на тот момент в России и за рубежом демократа и общественного деятеля Анатолия Собчака. Никто не мог и предположить, что помогают будущему президенту России. Путин добро помнил и всегда относился к своим, пусть случайным, помощникам с большим теплом.
Соединили Путина с Гайдаром почти мгновенно.
– Егор Тимурович, здравствуй, хотел посоветоваться.
Гайдар уже давно не занимал никаких больших постов во власти, а сосредоточился на
