Потаенная девушка - Кен Лю

Выехав за калитку, я отчаянно кручу педали. Луч света фонарика, который я стараюсь удержать в руке, не выпуская руль, судорожно мечется из стороны в сторону. Но мне хорошо знакома эта дорога в лес. Она ведет на ту самую поляну, где когда-то поднялась в челнок Лора.

Впереди яркий свет, нарастающий рев двигателей.

Я выхватываю пистолет и делаю несколько выстрелов в воздух.

Рев двигателей стихает.

Я выезжаю на поляну, под небом, полным ярких холодных точек-звезд. Соскочив с велосипеда, я отбрасываю его в сторону. Челнок стоит посреди поляны. Люси и Джек, уже в повседневной одежде, застыли у открытого люка.

– Люси, милая, вернись!

– Папа, извини, я ухожу.

– Нет, ты никуда не летишь!

Из динамиков челнока раздается синтезированный электроникой голос Лоры.

– Брат, отпусти ее! Она должна иметь возможность увидеть то, что не желаешь видеть ты. А лучше присоединяйся к нам! Мы так по тебе соскучились!

Я не обращаю внимания на нее – на это.

– Люси, там нет будущего. Того, что тебе обещают машины, в действительности не существует. Там нет детей, нет надежды – лишь бесконечное неизменное подобие существования в качестве фрагментов компьютера.

– У нас уже есть дети, – произносит копия голоса Лоры. – Мы придумали, как создавать детей сознания, уроженцев цифрового мира. Ты должен прийти сюда и познакомиться со своими племянниками и племянницами. Это ты цепляешься за существование, в котором ничего не меняется. А мы сделали следующий шаг в эволюции человечества.

– Если ты не человек, ты не способна ничего ощущать. – Я качаю головой. Не надо мне было заглатывать приманку и вступать в спор с машиной.

– Если ты уйдешь, – говорю я Люси, – твоя смерть станет бессмысленной. Мертвые одержат победу. Я не могу этого допустить.

Я поднимаю пистолет и целюсь в Люси. Я не отдам своего единственного ребенка мертвым.

Джек пытается заслонить ее собой, но Люси отстраняет его. Ее глаза наполнены скорбью, и свет в кабине челнока окрашивает ее волосы золотом, как у ангела.

Внезапно я понимаю, как она похожа на мою мать. Мамины черты лица, пройдя через меня, вновь ожили в моей дочери. Вот так должна проходить жизнь. Родители, дети, внуки – каждое поколение освобождает дорогу следующему на бесконечном пути в будущее, к прогрессу.

Я вспоминаю, как у мамы отняли свободу выбора, как ей не дали умереть по-человечески, как мертвые сожрали ее, как она стала частью их бесконечных циклов, бездушных алгоритмов. Лицо моей матери из воспоминаний накладывается на лицо моей дочери, моей милой, невинной, глупой Люси.

Я крепче сжимаю пистолет.

– Папа, – говорит Люси, ее лицо такое же спокойное, как и мамино лицо много лет назад. – Этот выбор делаю я, а не ты.

Когда Кэрол выходит на поляну, уже утро. Теплый солнечный свет, проникающий сквозь листву, покрывает пятнами пустой круг травы. На кончиках травинок висят капли росы, и в каждой из них застыло миниатюрное изображение мира. Тишина заполняется пением пробуждающихся птиц. Мой велосипед валяется на земле, там, где я его бросил.

Кэрол молча садится рядом со мной. Я касаюсь ее плеча, привлекаю ее к себе. Я не знаю, о чем она думает, но нам достаточно просто сидеть вот так, прижавшись, согревая друг друга своим теплом. Слова не нужны. Мы обводим взглядом девственно-чистый мир – сад, унаследованный от мертвых.

Впереди у нас все время мира.

Настоящие художники

– Вы добились значительных успехов, – заметил художественный директор Лен Палладон, просматривая резюме Софии.

София щурилась в лучах золотистого калифорнийского солнца, падающих на нее в огромные окна зала совещаний. Ей хотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться в том, что это ей не снится. Она здесь, честное слово, в святая святых киностудии «Семафор пикчерс», на собеседовании с легендарным Палладоном.

Девушка облизнула пересохшие губы.

– Я всегда хотела снимать кино.

В самый последний момент она прикусила язык, не добавив: «для «Семафора». Ей не хотелось, чтобы сложилось впечатление, будто она на грани отчаяния.

Палладон, лет тридцати с небольшим, был в удобных шортах и простой серой футболке с изображением человека с кувалдой в руках, загоняющего костыль в железнодорожную шпалу. Пионер использования компьютеров в кино, Палладон сыграл ключевую роль в написании самых первых версий программного обеспечения компании и стал режиссером «Мезозойской эры», первого фильма, снятого «Семафором».

– Вы одержали победу на конкурсе киносценариев «Зоотроп», – кивнув, продолжал Палладон, – вы получили отличное техническое и гуманитарное образование, у вас замечательные рекомендации от ваших преподавателей с кафедры киноискусства. Добиться таких результатов было непросто.

На взгляд Софии, художественный директор выглядел слишком бледным и уставшим, словно все свое время проводил в помещении, а не на ярком калифорнийском солнце. Наверное, ему и его аниматорам приходилось очень много работать, чтобы укладываться в жесткий график: предположительно, чтобы закончить новый фильм, чей выход был намечен на это лето.

– Я считаю, что нужно полностью отдавать себя работе, – сказала София. На самом деле ей хотелось сказать Палладону, что она знает, что такое просиживать ночь напролет за монтажным столиком в ожидании завершения процесса визуализации, и все только ради того, чтобы первой увидеть на экране оживающий образ. Она была готова.

Сняв очки, Палладон улыбнулся и достал откуда-то сзади планшет. Прикоснувшись к экрану, он протянул планшет Софии. На экране началось воспроизведение видео.

– Был также и вот этот занятный фильмец, о котором вы не упомянули в своем резюме. Вы смонтировали его из кадров, нарезанных из наших фильмов, и он стал вирусным. Несколько миллионов просмотров за две недели, правильно? Вы доставили нашим юристам ту еще головную боль.

У Софии в груди все оборвалось. Она всегда подозревала, что с этим могут возникнуть проблемы. Но когда ей на электронную почту пришло приглашение на собеседование от «Семафора», она кричала и прыгала от радости, дерзнув поверить в то, что руководство компании каким-то образом пропустило эту маленькую шалость.

София хорошо помнила, как пошла смотреть «Мезозойскую эру». Ей было тогда семь лет. Свет в зале погас, ее родители умолкли, прозвучали первые такты музыкальной заставки «Семафора», и она застыла в кресле.

В течение следующих часов, сидя в темноте кинозала, зачарованная приключениями цифровых героев на экране, София влюбилась. Тогда она еще этого не знала, но впоследствии поняла, что никогда не сможет полюбить человека так, как полюбила эту кинокомпанию, которая заставляла ее плакать и смеяться, которая сняла «Мезозойскую эру».

Фильмы «Семафора» имели очень большое значение – и дело было не только в совершенных технологиях цифровой анимации и компьютерной графики, создававших изображения, превосходившие реальность. Ну да, это были впечатляющие достижения, однако именно непреходящее умение «Семафора» рассказать историю, вложить в фильм сердце, развлечь и затронуть шестилетнего зрителя вместе с шестнадцати– и шестидесятилетним превратили компанию в икону, достойную того, чтобы в нее влюбиться.

Все