Тайные полномочия - Антон Чиж

Урусов был так переполнен впечатлениями, что ему срочно требовалось с кем-то поболтать. Он точно знал, куда заглянуть.

Липа сидела в потемках, накрывшись шалью, и гостей не ждала. Сразу за стуком дверь открылась.

— Что за день такой! — сказала она, наблюдая, как князь без приглашения усаживается к ней на диванчик. — У меня на двери табличка: «Здесь принимают»?

— Милая Липа, выражаю вам свое искреннее восхищение! — сказал князь глубоко светским тоном.

— Неужели?

— Какой ум, какой тонкий расчет и знание людской психологии. Браво, Липа!

— Не знаю, чем заслужила столь высокую оценку, князь.

Светский человек не может вульгарно отмахнуться. Урусов изобразил в воздухе загадочную фигуру.

— Не скромничайте, милая Липа. Это было великолепно. Позвольте пересказать отличный спектакль, который пропустили! — И князь в общих четах описал, что случилось на ужине.

Ей показалось, что князь не врет. Порой его ловили на мелком вранье и распускании ложных слухов. Этот рассказ казался образцом честности и отсутствия выдумки. Липа была уверена, что Урусов ничего не приукрасил. Разве самую мелочь.

— К этому я не имею никакого отношения, — сказала она.

Похлопав в ладоши, Урусов отвесил шутливый поклон.

— Именно так и должен поступать настоящий талант. Тут и говорить ничего не надо, все очевидно.

— Что вам очевидно? — спросила Липа, манера князя вести разговор ее страшно раздражала. Да за кого он себя принимает? За сверхчеловека, что ли?

— Не мне — всем! — ответил Урусов. — Да вам и усилий особых не потребовалось, чтоб околдовать этого дурачка Дюпре. Побежал, как собачонка, высунув язык. Ловко вы его натравили. Женечка отменно поплатилась. И поделом этой черни: вздумают нагрести денег в банках и смеют задирать нос.

— Так все думают? — спросила Липа.

Князь уверил, что мнение это всеобщее, но, в отличие от других, он ее не осуждает, а восхищается.

— Ваше коварство очаровательно, — добавил он.

— Раз не отмыться, то и незачем пробовать… Будем носить чужую корону.

Урусов отметил, что Липа даже в этом несколько неприбранном виде была чрезвычайно хороша. А как она богата! Конечно, она из черни, но что тут поделать: порой и на дороге вырастают цветы редкой красоты. Нельзя же их за это топтать. Надо бережно сорвать и наслаждаться их красотой. «И деньгами», — что-то сказало в душе князя. И тут ему в голову забрела идейка. Была она настолько шальной, что князь даже сам себе подивился. Вот что значит стать сильной личностью. И сомневаться нечего: раз идея пришла, надо ею пользоваться. Тем более ситуация этому способствует.

И князь решительно перекинул ногу.

— Прекрасная Олимпиада! — сказал он торжественным тоном. — Не могу думать, что такой красотой может наслаждаться кто-то, кроме меня. И вот что я решил. Вы теперь некоторым образом снова свободны. Да и князья на дороге не валяются. Так почему бы нам не стать ближе друг к другу? У нас для этого все есть: молодость, титул, ваше состояние. Жизнь коротка, и жаль упустить ее наслаждения…

— Не совсем поняла, что вы мне предлагаете: немедленно стать вашей любовницей или чуть погодя — женой?

От такой прямоты — сразу видно, не царская кровь — Урусов поморщился, но отступать было поздно.

— Имею честь предложить вам руку и сердце.

— А с чего вдруг такая честь?

Искренно ответить Урусов и сам бы не мог. Вот так сошлись все линии судьбы. Ну нельзя же признаться, что мысль о наследстве простолюдинки так и не давала покоя потомку царей.

— Неужели купе поезда подходящее для этого место? — спросила Липа, надеясь понять, что это: искренний порыв или точный расчет.

— Да какая вам разница! — сказал Урусов и очаровательно улыбнулся.

— В самом деле, какая мне разница… — Липа встала с дивана, нарочно задев его колено. — Выходит, пошел на вторую попытку, князь? В первой вас Бобби опередил.

Сразу видно, что барышня не знает светского обращения. С таким деньгами, как у нее, подобные пустяки можно не замечать.

— Так что вы ответите, милая Липа?

Она стояла перед ним, завернутая в шаль, стройная и близкая. Только руку протяни. Но князь отчего-то не решился. Видно, не совсем стал сильной личностью.

— Вы слышали мое условие, — сказал она, глядя на него излишне прямо, как не принято. — Надо сделать нечто безумное, чтобы получить меня на одну ночь. А чтобы навсегда… Даже не знаю. Хватит ли у вас сил?

Князь возмутился: кто может сомневаться в его силах? Пусть проверит немедленно. Липа повела себя странно: принялась стучать в соседнюю стену и звать Лидваля. Пока тот приковылял и появился в дверном проеме со своим комичным, как показалось князю, костылем, Липа сама, без его помощи, сняла с полки саквояж и придержала в нем руку, словно что-то прятала.

— Лидваль, вы же знаток ценностей? — спросила она.

— По мере моих скромных сил…

— Оцените эту вещицу… — и Липа вынула руку из саквояжа.

Лидваль забыл про костыль и приблизился к сверкающему камушку. Как ни старался он не выдать себя, но редкость была необыкновенная.

— М-м…да… екатерининские брильянты… — проговорил он и пожалел, что это вырвалось.

— Эту безделушку хотел продать вам Рибер, — сказала Липа. — Мне она все равно не нужна, у меня такого добра полны закрома. Так что могу продать. Сколько оцените?

— Двадцать тысяч… — быстро ответил Лидваль. — Хорошо: тридцать…

— Вот, князь, — Липа поиграла брильянтом, как шишкой на веревочке. — Если жадный Лидваль дает тридцать, значит, эту вещица за пятьдесят любой ювелир оторвет с руками…

— Хорошо, я готов… — начал Лидваль, но его оборвали. Торг Липе не был интересен.

— Она может быть ваша, — сказал она, помахивая перед носом князя целым состоянием так, что он невольно бегал за ним глазами. — Или вы сейчас попробуете получить ее сразу, или долго будете добиваться меня, задаривая подарками, ухаживанием и прочей ерундой, до которой барышни так падки, а я буду кривляться, ломаться и еще подумаю, выйти за вас или за другого. На что решитесь?

От досады Лидваль прикусил губу. Какая глупость: надо было сразу давать настоящую цену. Столько сил потрачено на охоту за этой величайшей редкостью, и все напрасно. Если бы знать, что эта бесценная вещь ехала за стеной. Он бы тогда… Что бы было тогда, Лидваль и сам ответить не мог. Быть может, решился на глупость. Или как-то попытался договориться. В конце концов, охмурил Липу, хоть она ему была глубоко неприятна своими вульгарными манерами. Он что-нибудь предпринял бы. А теперь вещица уплывает у него из рук.

— Не дрожите, Лидваль. Урусов выиграет — обманите его и купите, — сказал Липа. — Так на что вы решаетесь, князь?

Начатое шуткой вдруг обернулось таким положением, из которого и выпутаться сложно. Так, чтобы — с достоинством. Да кому оно нужно, это достоинство. Не есть же его. Тут уж такой шанс выпадает, какой и Рибер не устроил бы со всеми своими обещаниями. Тут или синица в кулаке, или журавль где-то в небесах плывет. Еще ведь обманет, мерзавка, стыда не оберешься…

— Вы мое слово знаете, — сказала она. — Твердое, купеческое. Можете не сомневаться.

Урусов понял, что настал момент настоящего испытания: сильная он личность или один пшик. Да и к чему ему жениться, когда такие деньги сами в руки идут. Хватит на первое время, а там опять что-то подвернется. Такой камешек, что и глаз не отвести. Лидваль из кожи вон лезет. Надо будет его продать подороже…

— Что вы хотите?

Камень сделал сальто в воздухе и упал к ней в ладонь. Лидваль чуть не охнул от такого обращения, у него сердце чуть не оборвалось. А Липе было весело.

— Значит, решились! — сказала она. — Значит, будете биться за камушек. А мое сердце уже вас не интересует. Как жаль, что для вас оно стоит меньше этого куска бриллианта… Поищем кого-то другого… Да вы не смотрите на меня так, князь. Это я вслух о своем. А слово держу. Сейчас будете за камень драться.

— Что вы хотите, чтобы я сделал? — спросил он, уже не думая о последствиях, твердо решив идти до конца. Ему чрезвычайно нужны эти деньги.

— Чтобы получить бриллиант? Конечно же, рисковать жизнью!

Смеялась Липа до красноты щек. Лидваль и Урусов терпеливо ждали, когда это кончится. Князь старался не думать о цене, какую с него спросят.

6

Немуров шел медленно, останавливаясь и держась за стены. Он зашел в тамбур. Свет падал из дверных окон, мутный и грязный. В углу кто-то стоял. Отделившись от стены, темный силуэт шагнул навстречу, преграждая дорогу.

— Сожалений мне твоих не надо, и так тошно, — сказал Немуров. — Пусти, стоять тяжело.

— Позволь только один вопросик… Уж очень любопытно.

— Пойдем в купе, там и поговорим.