Золото на крови - Евгений Сартинов

Господи, может ли быть что-нибудь вкусней?! Горячие, источающие невероятный запах, пропитанные кровью и соком куски медвежьей печенки просто таяли во рту. Но много есть Жереба нам не позволил, хотя мне казалось, что я способен

сожрать целиком и всего медведя.

- Хорош, поберегите желудок, а то три дня не жрали, мало ли чего. Вон лучше бульончика хлебните.

Сваренное сердце он сразу отложил в сторону.

- Это с собой возьмем, в горы, - сказал наш проводник.

Бульон оказался божественным, густым и жирным. С каждым глотком ко мне возвращались силы. Мы передавали котелок по кругу, и я видел, как веселели лица друзей.

- Эх, каждый день бы так! - мечтательно протянул Павел.

- Тебе даю волю - в тайге медведей бы не осталось, - пошутил Андрей.

А Иван отрезал большой кусок нутренного медвежьего сала и отошел к лежащей в стороне собаке. Вернулся он минут через пять, явно подавленный.

- Ну что? - спросил я его.

- Плохо, - вздохнул Жереба. - Даже сало свое любимое не ест. Задние ноги отнялись, похоже, хребет ей топтыгин перебил.

- Что делать будем? - спросил Иван.

- Дома я бы попробовал ее вылечить, а здесь... - он замолк, и эта безнадежная пауза придавила нас.

- Может, отойдет еще? - попробовал обнадежить Павел.

- Пока понесу на себе сколько смогу, - вздохнул Иван.

- Давай по очереди нести, - предложил Андрей.

Иван благодарно кивнул.

Уже утром Иван снова обследовал лайку. К куску жира она так и не притронулась. Как ни осторожно касался Жереба собаки, все равно та болезненно взвизгивала от любого движения. Обернувшись, она даже пыталась хватать зубами кисть его руки, не со злобой, а словно прося не делать ей больно. По совету Андрея к спине собаки привязали палку, чтобы меньше тревожить позвоночник. Все это время Снежка поскуливала от боли и смотрела на нас своими карими глазами, словно просила не бросать ее. Этот взгляд просто переворачивал у меня что-то в душе.

Завтракали мы той же печенкой, заварили даже наш "тонизирующий" чай, правда, без сахара, он у нас давно кончился. И снова в путь. Мы поднимались все выше, пошли уже стланиковые заросли. Преследователей пока не было видно. Андрей даже предположил, что они не сдвинутся с места, пока не съедят всего медведя. Жереба на эту шутку не отозвался, он все поглядывал на небо. Погода, похоже, портилась. Прямо в лицо дул холодный северный ветер, а облака темнели и опускались все ниже. Наконец Иван остановился, снял рюкзак и обернулся к нам.

- Что-то погода мне не нравится. Снегом пахнет.

- Может, переждем здесь? - предложил Андрей.

Жереба усмехнулся.

- К этому времени они, - Иван мотнул головой назад, - не только медведя, но и нас с вами съедят.

Затем таежник согнал с лица улыбку.

- Хреново, конечно, но придется в гору лезть со своими дровами. Давайте, мужики. От этого, может, и жизнь наша будет зависеть.

Чуть ли не час ушел на подготовку к подъему. Когда мы снова полезли в горы, спину каждого из нас украшала большая вязанка хвороста.

Эта горная гряда и походила на две предыдущих, пройденных нами, и отличалась от них. Она казалась не очень высокой, старой и обкатанной временем. Редкие гольцы одиноко возвышались среди покатых отрогов, каменные реки курумов были особенно многочисленны, а громадные глыбы валунов обильно поросли накипью лишайников.

Жереба подгонял нас и словом, и делом. Хорошо еще, склон, по которому мы поднимались, оказался пологим, и всякие "альпийские" штучки вроде скалолазания нам не понадобились. Попадались неприятные участки, когда приходилось прыгать, подобно кенгуру, с камня на камень. Мало того что рюкзак при этом бил меня золотом по почкам, но еще и здоровущая вязанка хвороста пыталась всячески опрокинуть мое хлипкое тело вперед.

Уже вечерело, когда мы поднялись на перевал. Встретил он нас нерадостно, ветер усилился до такой степени, что трудно становилось дышать, воздух обдирал лицо ледяным рашпилем, пытался сбить с ног. Все уже порядком вымотались, ломило спину от рюкзака, ныли ноги, но Жереба неумолимо погнал нас вперед.

- Вниз! - кричал он, отворачиваясь от ветра. - Надо дойти до вон той скалы! Иначе нам хана!

Скала, на которую показывал Иван, виднелась далеко впереди. Она возвышалась как перст божий среди каменной пустыни.

Мы не прошли и ста метров, как полетели первые снежинки.

- С ума сойти! Снег, и так рано? - удивился Андрей.

- Это у вас рано, а здесь даже поздно, - буркнул Иван, принимая из рук Лейтенанта собаку.

Ветер вскоре превратился в настоящий буран. Трудно было уже не только дышать, но и идти. Приходилось как бы продавливать телом упругий поток ветра, а снег мгновенно залеплял лицо. Мы неизбежно падали, спотыкаясь о невидимые камни. Холод пронизывал нас до самых печонок, так и норовя содрать с головы мой брезентовый колпак.

Невольно мы сошлись вместе, и Андрей прокричал Ивану:

- Мы так не дойдем!

- Надо дойти! - проревел тот. - Другого выхода у нас нет! За скалой мы сможем укрыться от ветра, развести огонь, впереди ночь! Идем!

И он снова побрел впереди.

А пурга, казалось, все усиливалась и усиливалась. Свист и рев ветра давил на уши. Я почувствовал, как они начали замерзать, прикрыл их руками, но через минуту пришлось отогревать дыханием уже руки.

"Если я что-нибудь не придумаю, то отморожу и руки, и уши" - понял я и, остановившись, скинул со спины вязанку и рюкзак. Еле развязав негнущимися пальцами рюкзак, я вытащил попавшуюся под руку тряпку, это оказались грязные

подштанники, ими я обвязал свой колпак сверху. Рубаха от этой же пары белья послужила мне шарфом, а последняя пара целых носков стала перчатками.

Пока я возился с этим "праздничным" нарядом, попутчики растворились в белой тьме. Слава Богу, что мысль о смене туалета пришла мне в голову рядом с большим камнем, лишь по нему я определился, в какую сторону мне идти. Все-таки, пройдя метров десять, я было усомнился в том, что иду правильно, и запаниковал. На секунду я остановился, хотел было свернуть, но не знал куда. Тогда я сделал еще несколько шагов и наткнулся на Павла. Он занимался точно тем же, чем перед этим занимался я. Но у него дела обстояли совсем худо. Его сапоги разлезлись до такой степени, что сквозь них видны были пальцы. Именно на сапоги он наматывал сейчас свой запасной свитер, а на голову кальсоны. Закончив с этим, он надел рюкзак, закинул на плечи вязанку с дровами, а потом прокричал мне на ухо:

- Куда нам идти? Я ничего не вижу!

Я в ответ лишь махнул рукой. Пройдя метров десять, я снова засомневался в правильности пути, но тут мы наткнулись на наших командиров.

- Левее надо брать! - кричал Андрей на ухо Жеребе.

Тот отчаянно мотал головой.

- Правильно идем! - ревел он в ответ. По-другому говорить было невозможно.

- А я говорю, левей! - орал Лейтенант, показывая на свой хилый компас. - Я азимут засек!

Голова Андрея тоже уже была замотана свитером. Минуты две они ругались, третьей в их спор вмешивалась своим завыванием пурга, но что она хотела сказать, на чьей была стороне, никто так и не понял. В конце концов Иван уступил, и мы пошли под началом Лейтенанта. Видя, что мы с Павлом постоянно отстаем, Андрей вытащил последний обрезок веревки, всего-то метра три длиной. Он связал им нас вместе, а конец прицепил к своему ремню. Чтобы выполнить все это, ему пришлось несколько раз отогревать руки своим дыханием.

Весь остальной путь превратился для меня в сплошное мучение, бесконечный кошмар. Я промерз до костей, порой мне казалось, что я уже превратился в глыбу льда. Руки, ноги отказывались двигаться, и лишь рывки веревки заставляли меня

идти. А снег все лепил и лепил прямо в лицо, забивая нос и глаза. Отворачиваясь, я судорожными гримасами и рукавом раздирал ледяную маску. Я задыхался, а сердце стучало так, словно я бежал марафон, хотя на самом деле еле шел, преодолевая каждый метр просто героическим усилием. То, что мы идем правильно, я чувствовал лишь когда падал, потому что катился именно вперед, вниз по склону.

Вскоре прибавилось еще одно препятствие. Снежный покров с каждой минутой становился все выше и выше. С наступлением темноты мы уже шли по колено в снегу, затем брели в нем уже по пояс, раздвигая вязкий как тесто снег телом. Я уже не верил, что мы дойдем. Мне стало казаться, что Иван прав, мы идем не туда. А потом и мысли словно замерзли, осталась только одна. Мне хотелось скинуть этот проклятый груз, это золото, на которое нельзя купить даже простых рукавиц, бросить эти дрова, которые нельзя зажечь. Мешало только одно - не было сил сделать даже это.

Первым приметам затишья я не поверил. По-прежнему ревел ураган, но уже глуше. Снег хоть и лепил в глаза, но без прежней ярости, налетая не спереди, а откуда-то сбоку. А главное, стало легше дышать. Содрав с лица очередную ледяную маску, я разглядел впереди темнеющую на фоне выпавшего снега махину скалы. А пройдя еще немного, оказался в благодатном оазисе затишья. Снег шел, но здесь он был не холодным убийцей, а карнавальным, предновогодним пухом.