Кембрийский период - Владимир Коваленко

Клирик опустил взгляд с хрустальных высей райского небосвода. Рядом галкой суетился человечек с бровями домиком и быстрыми птичьими глазками. Окончательно сходство с птицей придавали огромные ярко-красные ступни в грубых сандалиях. С утра было холодно. Но даже на этого гуся приходилось смотреть снизу вверх! Епископ Теодор шумно и возмущенно выдохнул. Римлянин — который оказался сицилийским греком — зачем-то позволил одному из своих грачей сломать ситуацию. Свет на лице сиды погас. Лицо судьи оставалось каменным. Впрочем, на любой камень найдется резчик, и даже алмаз точат другим алмазом. Немайн на глазах превращалась в кусок мрамора… Нет, даже льда!

— Прошу занести факт беспочвенного оскорбления подсудимой служителем суда в протокол, — словно скрип сжимаемых перед вскрытием реки льдин. Разумеется, по-латински. Камень разлепил губы в ответ.

— Брат Фома всего лишь констатирует факт и выражает изумление.

— Извольте занести. Делопроизводство при судебном заседании, к сведению высокого суда, является не колдовским ритуалом, но средством обеспечения справедливости. И ведется для того, чтобы, после должного рассмотрения бумаг, неправедный судья подвергся каре. Я настаиваю на том, чтобы в бумагах суда было отмечено, что, по меркам моего народа, я не имею физических недостатков, достойных упоминания. Беспочвенное оскорбление подсудимой — отличное начало поиска справедливости, не правда ли? Также, высокий суд, я желаю объявить, что я та, кого вы ждете. Доброго дня и здоровья желать не буду, на первое не надеюсь, второе меня сейчас не заботит. Кстати вот.

Если свидетели на скамьях, переставленных вдоль нефа, боком ко входу, то суд устроился перед алтарем. Длинный стол. За ним несколько бенедиктинцев. Орден приветствует коллегии. Все черны, как вороны… Только плечи епископа охватывает белый — дорогой — плащ, на плаще горят крестообразные вышивки. Именно так Камлин описывал папский паллиум. На голове круглая шапочка, вроде тюбетейки. Епископ Дионисий. Ранее Мессинский, теперь уже Пемброукский. На Теодора не похож. Жердина в рясе. То ли аскет, то ли порода такая. Похоже, аристократ. У простонародья на Сицилии классического профиля быть уже не должно. А этого хоть под стены Илиона отправляй. Вот перед ним и легла золотая номисма. Из собственного запаса, с профилем Юстиниана-законника. С намеком, так сказать.

— Это, надо полагать, судебный взнос со стороны обвиняемой? — Дионисий бесцеремонно разглядывал стоящее перед ним существо. Уши, позвонки, пальцы… Все, что описано в отчете восхищенного врача. Плоть! Лоб — дорийская колонна. Взгляд… Показалось или глаза — огромные, чуть усталые, чуть настороженные — старше тела? Не вечные, ангельские. Взрослые. — Но взнос полагается платить при рассмотрении дел, стоящих более двухсот солидов.

— Моя жизнь дороже.

На сдвинутых к боковым стенам нефа скамьях, где сидели свидетели, возникло некоторое оживление. Обсуждают цену? Двести солидов — вира больше, чем за «свободного» человека. То есть фермера, подлежащего призыву в ополчение. Уже простой горожанин, принятый не только кланом, но и коммуной, дороже. Мастер — иной разговор. Рыцарь — тем более.

— Кодекс Юстиниана не признает денежной оценки человеческой жизни.

— Но это не означает, что она дешева.

— Спасителя Иуда продал всего за тридцать милиарисиев. Ты считаешь себя дороже?

Епископ Теодор поморщился. Дионисий играл. Играл не то, чтобы грязно — некрасиво. Сказал бы это франкам! Тюкнули бы по темечку и скинулись на виру… За епископов вира большая. Но большой, богатый и знатный род — потянет.

— Для Иуды? — подсудимая хихикнула. — Для Иуды, полагаю, я и обола медного не стою. Но я ожидала, что приду на суд епископа, а не прокуратора. Честно говоря, не готова я к мученичеству. Кстати, протокол ведут? Я за что деньги плачу, в конце-то концов?!

— Успокойся, дочь моя, хотя процесс еще не начат, невежливое восклицание брата Фомы и наша дискуссия о необходимости внесения платы за процесс будут занесены в бумаги должным образом. Для начала тебя надо привести к присяге.

— Ну спор-то ты устроил. И я должна услышать формулу обвинения прежде, чем принесу присягу.

— Обвинения несут характер подозрений.

— И я должна доказывать, что подозрения необоснованны? А почему не наоборот?

— Настоящий суд не исходит из презумпций. Его цель — установление истины.

Клирик рассматривал епископскую наградную регалию. Знак особого благоволения Папы. Человек, которому выпала миссия на край света, шанс подчинить еще одну христианскую страну власти Рима. Христианскую! Пусть и верующую чуть иначе. Так что, если текущая политика римской курии вменяема, в Уэльс приехал не фанатик, такие в охотку отправляются к язычникам, а политик. Очень сильно невыспавшийся политик. Несмотря на ночной дождь за окном. Или круги под глазами у него еще от морского путешествия?

— Итак, вернемся к присяге. Ты крещена? У тебя есть христианское имя?

— Я крещена. Христианское имя у меня есть, но я не хотела бы его сообщать.

— Ты опасаешься волшбы?

— Я опасаюсь ввести суд в заблуждение. Я известна именно как Немайн, и будет разумно, если в бумагах суда я буду проходить именно как Немайн. Христианское же имя ничего не скажет тем, кто будет их разбирать.

— Относишься ли ты к роду человеческому?

Иные свидетели заулыбались. Для них дело решилось. Старые боги, демоны ли, ангелы ли, не подлежат человеческому суду.

— Полагаю, что да. Хотя тело у меня по меркам большинства людей странное.

Улыбки погасли. Епископ потер лоб. Подсудимая ведет себя спокойно, уравновешенно. Впечатления одержимой не производит. Большинство колдунов и ведьм в практике Дионисия всего лишь принимали насланные нечистой силой видения за реальность. Остальные стали жертвами оговора или потихоньку шарлатанствовали.

— Суд уже получил подробную справку о том, что представляет собой твое тело. Поскольку свидетели уже приведены к присяге, я хотел бы услышать от достопочтенного мэтра Амвросия, является ли Немайн, дочь Дэффида, человеком с медицинской точки зрения.

Мэтр Амвросий встал. Помял руками сумку с инструментами.

— Вот так, под присягой, я не могу. То есть могу подтвердить, что Немайн относится к народу холмов, также именуемых потомками Дон. Они отличаются от всего, что я видел за мою практику. И по Платону выходят людьми — без перьев, двуногие, и ногти плоские… Но я подозревал и подозреваю, что они не совсем люди. Или совсем не люди. Впрочем, доказать, а значит и присягнуть, не могу.

Начал речь, чуть не заикаясь, но завершил твердо и уверенно.

— Благодарю, мэтр. В таком случае, суд будет опираться на опыт церкви. Известны случаи крещения существ, подобных подсудимой, и даже более странных. Все они согласились со своей принадлежностью к человеческому роду…

Представление стороны обвинения. Брат Марк — а Клирик и не сомневался. Причем поставили обвинителя спиной к свидетелям, а ее — лицом. И пары стражников по бокам у монаха не стояло. Присяга. Рожа у Марка странно кислая. Может, из-за золотого, который за него внес викарий. Бенедиктинцам-то золота и касаться нельзя. Только когда оглашал позицию обвинения, разгладился. Позиция агрессивная, но не сильная: колдовство во вред людям, просто колдовство, изготовление и продажа амулетов. Позицию защиты взялся излагать — сюрприз! — викарий. Заместитель епископа. И все эти пункты попросту отмел.

Прения, свидетели. Клирик пытался работать по заранее продуманной схеме — вносить протесты, требовать записи, подвергать свидетелей долгому нудному опросу. Затягивать дело, пока не прояснится — чего же хочет судья.

Судья желал странного. После всех изначальных подковырок процесс быстро и легко шел в одни ворота — в ворота обвинения. Седина барда — испуг. Страховки — охранное письмо, не амулет. Демонов — не вызывала. Даже Гвина ап Лудда. Который и не демон вовсе.

Все обстояло хорошо. Пока в церковный неф, ставший залом суда, не ворвалась Альма. Поначалу тихо, прижимая к себе узелок, прокралась к родителям. Епископ Дионисий заметил — девочка удивительно похожа на "обитательницу холмов". Только уши нормальные. Вывалила перед ними небольшую гору снеди. После чего подошла к подсудимой и сунула узелок ей. Стража отвернулась.

— Я столько не съем, — улыбнулась Немайн, заглядывая внутрь, — тут вкусностей мне на неделю. Может быть, мне кто-нибудь поможет со всем этим управиться?

Клирик надеялся, что явление Альмы обойдется тихо. Еще плохо ее изучил. Зато отец с матерью уже не знали, что делать. То ли под скамьи прятаться. То ли хватать дочь в охапку и бежать, куда глаза глядят…

— Ты, главное, с этими не делись, — Альма ткнула в охрану по бокам сиды, — свидетели могут сказать правду. И судья может судить по справедливости. А эти — конченые.