Черный день - Алексей Доронин

Ему не дали договорить. У толпы прорезался голос. Сначала тихий, он с каждой секундой креп и становился все злее и нахрапистее, в нем прорезалось невиданная еще вчера злость. Толпу мало интересовали доводы разума, она хотела крови, неважно чьей. Она, похоже, даже не поняла, кто виноват, уловив одно: «Еды не будет». Площадь загудела, заворчала как шатун, разбуженный посреди зимы, и немного подалась вперед.

— Сохраняйте спокойствие! — неужели металлические нотки сменились испуганными? — Машины будут максимум через два часа!..

Блефует. Саша не был готов ручаться за это, но толпе, похоже, было виднее. Словам оратора здесь не верили ни на грош. Человек с мегафоном говорил что-то еще, но парень не слышал его слов из-за криков и громкого свиста. Тут он заметил, что все вокруг него чуть качнулись вперед в едином порыве, словно готовясь к броску.

— Спокойно, я сказал!.. Назад, блин!

Александр так и не заметил, кто сделал первый шаг. Как по команде, вперед одновременно ринулись десятки и десятки людей. В эту секунду он успел понять одно — у толпы нет лидера. Ею управляет не воля одного человека, а общий на всех инстинкт, как у косяка рыб.

— Назад! Стреляем на поражение!

От этих слов любой нормальный человек застынет. Но люди, сгрудившиеся перед супермаркетом, были очень далеки от «нормы». Или норма была далека от них.

Данилов не горел желанием идти вперед, но когда тебя сзади подпирает десять тысяч тел, это здорово стимулирует. Нет, Саше не передался их заряд ненависти. Он с радостью остался бы на месте. Просто люди, шедшие позади, надавили на него с такой силой, что затрещали ребра. Парню не оставалось ничего, кроме как включиться в общее движение.

Первый выстрел прозвучал как удар хлыста, но тут же потонул в реве нескольких тысяч глоток. Затем прогремело еще несколько, но Данилов даже не понял, исполнена ли угроза, или солдаты стреляли поверх голов. Толпа не остановилась. Саша нутром почувствовал, что стал свидетелем переломного момента. До сих пор собравшиеся вели себя как обычное скопление людей. Но обычная толпа замерла бы, а то и разбежалась бы в панике при звуках автоматной пальбы. А эта даже не дрогнула.

Предостерегающие крики и мат солдат потонули в злом многоголосье, и первые ряды обрушились на баррикаду как приливная волна. Люди, не сговариваясь, подняли несколько тяжелых железных скамеек и, раскачав, начали бить ими по железным заграждениям как таранами. Удар, еще удар. Шум и гвалт стали непереносимыми. От грохота у Данилова кружилась голова. Он гадал, сколько продержатся укрепления, когда же голодная орда ворвется в опустевшие закрома родины. Сам он мог сдаться раньше — ноги подкашивались. Несмотря на осеннюю прохладу, в толпе было по-настоящему жарко и душно.

Но этому не суждено было произойти. Внезапно позади него, в последних рядах этого безумного «митинга» началось странное брожение. Там что-то случилось. Что-то напугало людей не на шутку. Данилов с трудом нашел себе место для маневра и повернул голову, чтобы всмотреться в темную улицу, откуда повеяло новой опасностью. Парень превратился в слух и в одну из пауз между выкриками стада смог вычленить из общего гама до боли знакомый звук. Рычание моторов.

Александр увидел это одним из первых. Во-первых, он был на голову выше толпы, во-вторых, не забыл надеть очки, а в-третьих, прожектора еще были целы в тот момент, когда из-за поворота, протаранив хлипкий забор возле здания почты, вылетело нечто огромное, пышущее жаром и отфыркивающееся, как сказочный дракон.

Сначала он увидел фары. Затем метрах в ста из тьмы возник приземистый силуэт, который парень сначала принял за микроавтобус. Да нет, побольше будет. Но только когда тот появился в широком луче прожектора, сомнения пропали.

Этот «микроавтобус» был оснащен крупнокалиберным пулеметом. Армия. Неужели они приехали навести здесь порядок? Вряд ли, разве что — свои порядки. Толпа в своей массе увидела новую угрозу позже, чем Саша, но не смогла оценить ее степень до того мига, когда по ней ударил свинцовый ливень. Сонмище людей метнулась как вспугнутое стадо оленей, но было поздно. Дикий захлебывающийся вопль вырвался из каждого горла. Несколько пулеметных очередей проделали в тесных рядах широкие просеки, заполнившиеся кровоточащей плотью. Ополовиненная толпа завыла от ужаса и закружилась на месте, выбрасывая из себя мертвых, которые еще висели, зажатые между живыми, и слабых, которых тут же сминали и затаптывали более удачливые.

Данилов оказался в самой середине. Но — странное дело — страх, не покидавший его с самого прихода на площадь, как рукой сняло. Теперь голова была холодна, а сердце полно спокойствием живого мертвеца. Видя перед собой альтернативу — быть растоптанным или расстрелянным, он пошел по пути наименьшего сопротивления и предоставил выбор ближним своим. Те, не долго думая, поставили ему подножку, и он полетел кувырком. Но опять ему повезло — его не растерзали, потянув в разные стороны, не расплющили, переломав все кости. Он упал не на землю. Упругое как батут единое тело агонизирующей толпы прогнулось под ним и тут же распрямилось, вытолкнув его, как вода — ныряльщика. Ноги Александра не касались асфальта, и несколько секунд он будто парил над землей. Толпа несла его как чемпиона или кинозвезду, подбрасывая, швыряя как щепку… тащила прямо на острые зубья чугунного забора.

Он уже видел перед собой кованые пики, на которые его должны были насадить как на шампур, успел рассмотреть каждый дефект на них, каждый прогиб и пятнышко грязи, когда людская река изменила направление, обтекая возникшее впереди препятствие. Скамейка. Боже, спасибо Тебе за Твою доброту.

Толпа изменила направление движения, но не ослабила своего напора, и в какой-то момент центробежная сила буквально зашвырнула Данилова на газон, заставив его больно приложиться лбом о кирпич бордюра. В таком положении, распростершись на спине, он наблюдал за окончанием побоища, не в силах пошевелиться. От каждого движения голова взрывалась болью.

Первый прожектор лопнул фейерверком стекла и мгновенно погас. Второй прожил чуть дольше, пока и эту беззащитную мишень не раздолбил кто-то из нападающих. Вокруг сгустилась темнота, которую прорезали только фары автомобилей, вспышки автоматных очередей и вопли, вопли, вопли. В темноте гремели выстрелы, сквозь полузабытье Данилов слышал громкие хлопки.

Потом все стихло, и некоторое время — минуту, а может, две — его никто не беспокоил. Затем раздался визг автомобильных шин в каких-то десяти метрах, громко хлопнула дверца.

— Пошли! Выносите!

Совсем рядом прогрохотали тяжелые сапоги, присасываясь к асфальту с противным хлюпающим звуком. Стрельба продолжалась с редкими остановками, ухали взрывы, взвизгивали рикошеты, но в какой-то момент Данилов перестал воспринимать звуки, оглохнув от канонады и криков. Остался только мерный звон в ушах. Потом на него рухнуло что-то тяжелое, вдавив его в мерзлые листья и жухлую траву. Дыхание начало даваться с трудом, но сил стряхнуть с себя этот груз не было. И вскоре стало совсем тихо.

Придти в себя. Иногда это надо понимать буквально — выбраться из бездны или упасть с небес, что, в общем-то, одно и то же, а потом «нырнуть» в собственное тело, распростертое на грешной земле. Но Саша не терял сознания. Хотя удар, пришедшийся на его голову, был чувствительным, а шок от увиденного мог подкосить и человека с более крепкой нервной системой, он не отключился, а, скорее, «перезагрузился». При этом «питание», то есть сознание как таковое, не исчезало ни на секунду.

Некоторое время он еще лежал как труп, боясь привлечь внимание случайным движением. Потом к нему начали возвращаться ощущения. Первым врубилось осязание, и Александр понял, что лежит, придавленный не то мешками, не то подушками, не то тяжелыми шубами. Мокрыми и скользкими. Медленно включались остальные органы чувств, сигнализируя: больно, кисло, холодно, тихо, темно. Последним проснулось рациональное мышление и выстроило все в логическую цепочку. Лучше бы оно этого не делало. Он понял, что погребен под грузом мертвых тел.

Парень с трудом разлепил глаза, и, разумеется, не увидел ничего. Он понюхал воздух, но ощутил только запах крови, сплюнул и высморкался, вместе с кровавыми сгустками избавившись от пыли и грязи, забивших ноздри.

«Ты везуч, Александр Данилов. Ты чертовски, незаслуженно везуч… Как бы еще не пожалеть».

Саша читал где-то, что после сильного удара по голове последние пять минут могут стереться из памяти. Все дело в механизме переноса информации из кратковременной памяти в долговременную. Аналогия — если выключить электричество, то все, что не было сохранено на винчестере компьютера, пропадает из оперативки.

Может, оно и так. Но в этом ему не повезло. Последние мгновения врезались в его память если не навсегда, то уж точно надолго. Однако то была чистой воды ложная память. Он не мог видеть. Там было слишком темно, а очки потерялись задолго до падения, но перед глазами у парня стояла одна картина. Десять тонн бронированного металла проходятся по залитой кровью площади как уборочный комбайн по ниве. Саша не слышал, как хрустели кости, не видел, как рвалась плоть, но знал, как исчезали под широкими колесами боевой машины человеческие фигурки, лежащие сплошным ковром. Как в фильме «Чистилище», где есть сцена, в которой перемалывают траками танков трупы русских солдат, чтобы не дать боевикам надругаться над ними.