Афёры с фальшивыми деньгами. Из истории подделки денежных знаков - Гюнтер Вермуш

Жизненный путь

Все в облике этого человека значительно: высокий лоб, узкий, несколько великоватый нос, энергичный подбородок, живые глаза за стёклами очков и, наконец, тяжёлая, прямая походка. В первый раз он входит 12 мая 1966 г. в зал суда присяжных на берегу Сены. Это тяжёлые шаги карлика, возомнившего себя великаном. Это, вероятно, происходит подсознательно. Рост Боярского – 1 м 58 см. Тяжёлая поступь характерна для многих невысоких людей.

Но человек, которого один французский судебный репортёр окрестил «профессор Косинус», так как форма его головы блестяще иллюстрирует ставшее нарицательным прозвище высокообразованных людей – «яйцеголовые», на самом деле явление исключительное, хотя и в негативном смысле. Журналисты, собравшиеся в зале суда, не клеймят, а скорее сочувствуют ему. В их репортажах звучит тихая мелодия реквиема по потерянному гению, которому общество не смогло предложить ничего иного, кроме карьеры преступника.

«Художник, маг, гений, само лукавство» – так называет его «Юманите». Репортёр из «Монд» пишет о его «удивительных, необыкновенных способностях», считая его «самым оригинальным фальшивомонетчиком своего времени».

13 лет понадобилось французским стражам порядка, чтобы арестовать этого врага государства, паразита на теле общества, который успел выпустить фальшивых денег на сумму 249 млн. франков (в этой цифре суммированы старые и новые франки. Действительный эквивалент фальшивых банкнот так и не был установлен. Французский национальный банк на процессе заявил об ущербе в 1,1 млн. франков. Нанесённый ущерб оценивается и в 3,6 млн. франков). Уже один этот факт вынудил публику, собравшуюся в зале суда, отнестись с уважением, а затем с симпатией к главному обвиняемому, по мере того, как слушатели узнавали о его жизни.

Чеслав Боярский родился в 1912 году в польском городке Ланцут в семье мелкого коммерсанта. В львовском политехникуме изучал политическую экономию, через несколько лет получил в университете Данцига диплом инженера-строителя. В начале второй мировой войны он офицер польской армии. В 1940 году в Марселе он вступает в ряды Сопротивления, победу встречает в составе батальона польских добровольцев в Париже.

Многие его боевые друзья возвратились на родину. Чеслав Боярский решил, что во Франции он найдёт лучшее применение своим способностям. В Бобиньи, северном пригороде Парижа, он снимает маленькую квартиру и превращает её в мастерскую. Там он самозабвенно работает, изобретает, получает патенты: за изготовление пластмасс, за электробритвы, за ротационные моторы… Но ему не удаётся найти заказчика, его изобретения оказываются никому не нужными. Дипломы Боярского о высшем образовании не признаются во Франции, он не может занять положение, на которое рассчитывает. Уже немолодой человек продолжает мастерить, выдумывать, изобретать. В 1948 году он женится на молодой француженке из состоятельной семьи. Сюзанна, а также её родители верят в его талант, поддерживают честолюбивого изобретателя. Но это не выход. Чеслав Боярский не может жить подаянием. В тот же год у какого-то старьёвщика за 200 старых франков он приобретает неисправное биде «старого режима». Из него он делает мельничную установку для переработки бумаги. Инженер-строитель, абсолютно не знакомый с полиграфией, штудирует специальную литературу и строит небольшой пресс. Потом он занимается изучением паутины тончайших линий и точек на банкнотах, которые также очень далеки от технических чертежей, в коих он практиковался в Данциге. Чеслав чертит, рисует, занимается гравировкой, работает резцом, смешивает краски. Отрешённо, упорно, отчаянно он идёт к своей цели. То, чего он не может получить от общества нормальным путём, он сделает сам. И с той же точностью, какая присутствует в клубке линий и портретах Мольера и Гюго, он имитирует также следующие слова: «Подделка государственных банкнот, а также использование фальшивых денег в соответствии со ст. 139 уголовного кодекса караются пожизненным тюремным заключением. Это наказание распространяется и на тех, кто ввозит фальшивые банкноты во Францию».

Результаты, которых за два с половиной года труда достиг неутомимый поляк, не прошедший обучения ни в производстве бумаги, ни в технике печати, не говоря уже о графических работах, заслуживают эпитета «гениальные». Его банкноты просто совершенны. Он подумал и о водяных знаках. Для того, чтобы окончательно снять все возможные подозрения, Боярский изобретает специальную установку, которая «старит» деньги. Эксперты Банка Франции, выступая в суде, признают, что невозможно было предупредить общественность, назвав признаки, по которым можно было бы отличить продукцию Боярского. Даже им, экспертам, с огромным трудом, да и то не всегда, удавалось идентифицировать банкноты. «Стреляным воробьям» показался подозрительным хруст, который издавали банкноты, если их усердно мять. Но кому придёт в голову мять деньги? Единственная реальная улика – это повторяющиеся номера банкнот, но она начинает «работать» только тогда, когда фальшивые банкноты поступают целыми пачками.

На первую изготовленную самостоятельную банкноту Боярский приобрёл петушка для рождественского стола 1950 года. За долгое время это был первый вклад главы семьи в семейный бюджет. До 1954 года отвергнутый обществом гений изготовлял 1000-франковые банкноты. Он сам пускал их в оборот, всегда по одной купюре, затесавшейся среди настоящих денег. Постепенно Боярский освобождается от всех финансовых забот, но в конце 1954 года останавливает, несмотря на подбадривающее молчание прессы, своё прибыльное производство, вновь посвятив себя изобретательству. Но на этом поприще удача так и не улыбнулась ему. В 1957 году Боярский начинает производство банкнот в 5 тыс. франков. Инфляция сказывается и на его промысле. Кто будет безучастно смотреть на то, как финансовые воротилы выпуском новых денег обесценивают оплату квалифицированного труда? Рабочие и служащие борются за свои права забастовками. Чеслав Боярский лишён права на забастовку. Ему остаётся только расширить своё производство, но он по-прежнему сбывает свои банкноты самостоятельно. В 1960 году он строит виллу в Монжероне, в её подвале в 1962 году Чеслав начинает выпуск банкнот в 100 новых франков.

Его друг Антуан Довгье, которого Боярский неоднократно спасал от неуплаты долгов, в конце концов становится его сообщником. Боярский предупреждает его: ни в коем случае нельзя его деньгами расплачиваться в банке или на почте. Довгье за 70 настоящих франков получает 100 франков Боярского, такой курс они установили. Довгье вовлекает в дело своего родственника Шувалова, рассчитываясь с ним по курсу 75 настоящих франков за 100 франков Боярского. Время идёт, никаких тревожных сообщений не появляется. Постепенно соучастники Боярского смелеют. Для Шувалова Боярский – фальшивомонетчик совершеннейшего класса, которого нельзя уличить. Опасаться нечего… Для Боярского Шувалов стал гибелью, тогда как комиссару Бенаму он принёс неожиданное счастье.

После оглашения приговора Бенаму заявил: «Возможности искусства Боярского ошеломительны. Если бы он во Франции подделывал доллары, его бы, вероятно, вообще никогда не арестовали».

Американский журнал «Тайм» писал о фальшивых деньгах Боярского: «Это была настолько чистая работа, что… даже во Франции, где производится 80 % всех фальшивых денег, Боярский заслуживает славы Леонардо да Винчи».

Что касается 80 %, то это сильно преувеличено. По официальным данным, именно в США производится не меньше половины всех фальшивых денег. Важнее другое. Почти во всех откликах на судебный процесс содержался вопрос: кем бы мог стать этот человек, если бы он попал в хорошие руки? Что бы стало с ним, если бы он вернулся в Польшу? Варварски разрушенная страна, тысячи учёных которой были истреблены, нуждалась в таких людях, как Боярский. Что заставило его, человека с незапятнанным прошлым, забыть столь свойственный поляку патриотизм?

Что удерживало его во Франции, где все его инженерные начинания, его квалификация, его патенты оказались не нужны?

Процесс

12 мая 1966 г., четверг. Человек, сидящий сейчас на скамье подсудимых, после двух с лишним лет предварительного заключения очень мало похож на энергичного изобретателя и предпринимателя. Бледное, измученное лицо. Чеслав Боярский тяжело болен. У него туберкулёз лёгких и костный рак. И все равно он готов к борьбе с обществом, которое отказало ему в признании, с судом этого общества. Перес, председатель суда, доволен, он рассчитывает сыграть не последнюю роль в этом спектакле. Он уже знает, что поляк отнюдь не обладает ораторскими способностями, у него затруднения с французским, а что касается логики, которая была ему незаменимой помощницей в изобретательской деятельности, то сейчас она ему явно изменяет. Боярский держится отстраненно, он всегда был одиночкой, который все делал сам, он не мастер вести диалог, но теперь ему приходится это делать, и он, как слепой, попадает в нехитрые ловушки, которые расставляет Перес.