Песнь крови - Энтони Райан

Плюй презрительно ощерился, порыл копытом землю, потом трусцой отбежал в сторону и принялся щипать какие-то совершенно несъедобные кусты. Во время одного из своих недолгих просветлений мастер Ренсиаль предупреждал их, чтобы они не приписывали человеческих чувств животному, у которого и мозгов-то всего с детский кулачок.

– Лошади заботятся исключительно о других лошадях, – говорил Ренсиаль. – Мы ничего не знаем о том, что их тревожит и печалит, точно так же, как и они ничего не знают о человеческих мыслях.

Глядя на то, как Плюй старательно поворачивается к нему задом, Ваэлин задался вопросом, прав ли был мастер. Быть может, его лошадь все же обладает необычной способностью демонстрировать чисто человеческое равнодушие?

– Твоя лошадка тебя не очень-то любит.

Он поспешно нашел ее взглядом – рука сама потянулась к оружию. Девочке было лет десять. Она была закутана в меха от холода, бледное личико смотрело на него снизу вверх с нескрываемым любопытством. Она появилась из-за раскидистого дуба. Руки в варежках сжимали букетик бледно-желтых цветочков, в которых Ваэлин узнал зимоцветы. Их много росло в окрестных лесах, и городские иногда приходили их собирать. Зачем – он понять не мог: мастер Хутрил говорил, что в пищу они не годятся, и как лекарство тоже.

– Думаю, он предпочел бы вернуться к себе на равнины, – ответил Ваэлин, подошел к поваленной березе и сел, чтобы поправить перевязь.

К его изумлению, девочка подошла и села рядом.

– Меня зовут Алорнис, – сказала она. – А ты – Ваэлин Аль-Сорна.

– Ну да.

Ваэлин успел привыкнуть, что после летней ярмарки его узнают, пялятся на него и тычут пальцами каждый раз, как он оказывается поблизости от города.

– Маменька говорила, чтобы я с тобой не разговаривала, – продолжала Алорнис.

– Да ну? Почему это?

– Не знаю. Наверно, папеньке это не понравится.

– Тогда, может, лучше не надо?

– Ну я же не всегда делаю, как мне говорят. Я девочка непослушная. Я вообще не такая, как положено девочке.

Ваэлин невольно улыбнулся.

– Отчего же?

– Ну, я не люблю шить, не люблю кукол и делаю всякое, что мне не положено, картинки рисую, которые мне не положено рисовать, и соображаю лучше мальчишек, а они от этого чувствуют себя глупыми.

Ваэлин хотел было рассмеяться, но заметил, как серьезно она это говорит. Девочка как будто изучала его, ее глаза так и бегали, разглядывая его лицо. Наверное, он почувствовал бы себя неловко, но почему-то это было очень приятно.

– Зимоцветы, – сказал он, кивнув на цветы. – А зимоцветы тебе собирать положено?

– О да! Я собираюсь их нарисовать и написать, что это за цветы. У меня дома толстая книга с цветами, я их все сама нарисовала. А папенька меня научил, как они называются. Он очень хорошо разбирается в цветах и растениях. А ты в цветах и растениях разбираешься?

– Немного. Я знаю, какие из них ядовитые и какие полезные, какие можно есть и использовать как лекарство.

Она нахмурилась, глядя на букетик в своих варежках.

– А эти есть можно?

Ваэлин покачал головой.

– Нет, и лечить ими нельзя. На самом деле совершенно бесполезные цветы.

– Это же часть природной красоты! – сказала она, и на ее гладком лобике появилась небольшая морщинка. – Значит, не такие уж они бесполезные.

На этот раз Ваэлин рассмеялся, просто не мог удержаться.

– Что ж, это верно!

Он огляделся по сторонам в поисках родителей девочки.

– Ты ведь не одна здесь?

– Маменька тут неподалеку. А я спряталась за дубом, чтобы посмотреть, как ты поедешь мимо. Ты так смешно свалился!

Ваэлин оглянулся на Плюя – тот демонстративно отвернул голову.

– Мой конь тоже так считает.

– А как его зовут?

– Плюй.

– Какое некрасивое имя!

– Он и сам не красавец. Хотя моя собака еще страшнее него.

– Да, про собаку твою я слышала. Она ростом с лошадь, ты приручил ее после того, как сражался с ней день и ночь напролет во время испытания глушью. Я и другие истории про тебя слышала. Я их все записала, но эту книгу мне от маменьки с папенькой приходится прятать. Я слышала, что ты в одиночку одолел десятерых и что тебя уже избрали следующим аспектом Шестого ордена.

«Десятерых? – удивился Ваэлин. – В последний раз было семеро… Глядишь, к тому времени, как мне стукнет тридцать, их будет целая сотня!»

– Их было четверо, – сказал он девочке, – и я был не один. А следующего аспекта избирают только после того, как предыдущий умрет или отречется от должности. И пес мой совсем не с лошадь, и я вовсе не сражался с ним день и ночь напролет. Если бы мне пришлось сражаться с ним хотя бы пять минут, я бы проиграл.

– У-у… – девочка заметно приуныла. – Значит, мне придется переписывать все заново…

– Ну извини.

Она слегка пожала плечиками.

– Когда я была маленькая, маменька говорила, что ты приедешь к нам и будешь мне братом, но ты так и не приехал. Папенька очень расстроился.

На него накатила такая волна растерянности, что голова пошла кругом. На миг Ваэлину показалось, будто мир вокруг поплыл, земля заходила ходуном, грозя опрокинуть его.

– Что-что?

– Алорнис!!!

Через лес к ним торопилась женщина, красивая женщина с курчавыми черными волосами, в простом шерстяном плаще.

– Алорнис, иди сюда!

Девочка недовольно надулась.

– Ну вот, сейчас она меня заберет!

– Прошу прощения, брат, – запыхавшись, сказала женщина, когда подошла вплотную. Она ухватила девочку за руку и притянула ее к себе. Несмотря на то что женщина была явно взволнована, Ваэлин обратил внимание, как ласково она обращается с девочкой, как заботливо она обняла ее обеими руками. – Моя дочь чрезмерно любопытна. Надеюсь, она не слишком вас утомила.

– Так ее зовут Алорнис? – переспросил Ваэлин. Растерянность сменилась ледяным оцепенением.

Руки женщины крепче обняли девочку.

– Да.

– А вас, сударыня?

– Хилла, – она заставила себя улыбнуться. – Хилла Джастил.

Это имя ему ничего не говорило. «Я не знаю эту женщину». Он видел в выражении ее лица что-то еще, кроме тревоги за дочь. «Она меня узнала. Она знает меня в лицо». Ваэлин перевел взгляд на девочку, пристально вглядываясь в ее черты. «Хорошенькая, вся в маму, мамин подбородок, мамин нос… глаза другие. Черные глаза». Понимание налетело ледяным вихрем, развеяло оцепенение, сменив его чем-то холодным и колючим.

– Сколько тебе лет, Алорнис?

– Десять лет восемь месяцев, – незамедлительно ответила девочка.

– Значит, почти одиннадцать… Мне было одиннадцать лет, когда отец привез меня сюда.

Он обнаружил, что руки у девочки пусты, и увидел, что она обронила цветы.

– Я всегда хотел знать, почему он это сделал.

Он наклонился, подобрал зимоцветы, стараясь не поломать стебельки, и, шагнув вперед, присел перед Алорнис на корточки.

– Смотри, не забудь!

Он улыбнулся девочке, и она улыбнулась в ответ. Ваэлин постарался как можно лучше запечатлеть в памяти ее лицо.

– Брат… – начала было Хилла.

– Вам не стоит тут оставаться.

Мальчик выпрямился, подошел к Плюю и крепко ухватил его под уздцы. Конь явно почувствовал настроение Ваэлина и безропотно позволил ему сесть в седло.

– В этих лесах зимой бывает опасно. Впредь собирайте цветы где-нибудь в другом месте.

Он видел, что Хилла прижала к себе дочку, пытаясь одолеть свой страх. Наконец женщина сказала:

– Спасибо, брат. Мы постараемся.

Он позволил себе бросить еще один взгляд на Алорнис и пустил Плюя в галоп. На этот раз он без заминки перемахнул через бревно, и они с Плюем исчезли в лесу, оставив позади девочку и ее мать.

«Я всегда хотел знать, почему он это сделал… Теперь знаю».

Шли месяцы. Зимние морозы сменились весенней капелью. Ваэлин старался не болтать лишнего. Он тренировался, он наблюдал за подрастающими щенками Меченого, он выслушивал радостную болтовню Френтиса о том, как ему живется в ордене, ездил на своем норовистом жеребце и почти все время молчал. Этот холод, эта цепенящая пустота, оставшаяся после встречи с Алорнис, не покидали его. Ее лицо стояло перед мысленным взором Ваэлина: ее черты, ее черные глаза. «Десять лет восемь месяцев…» Его матушка умерла чуть меньше пяти лет тому назад. «Десять лет восемь месяцев».

Каэнис пытался его разговорить, расшевелить его одной из своих историй: повестью о битве в лесу Урлиш, где войска Ренфаэля и Азраэля сутки напролет бились в кровавой схватке. Это было еще до создания Королевства, когда Янус был еще не королем, а всего лишь лордом, когда Четыре Фьефа были еще раздроблены и дрались друг с другом, точно коты в мешке. Но Янус объединил их мудрым словом, острым мечом и силой своей Веры. Потому Шестой орден и участвовал в той битве: ради Королевства, которым станет править король, для которого Вера будет превыше всего. Именно атака Шестого ордена смяла строй ренфаэльцев и принесла победу Азраэлю. Ваэлин слушал без комментариев. Эту историю он уже слышал.