Северный пламень - Михаил Голденков

— Я и сам отсюль, — говорил Меньшиков, тряся за рукав синего мундира Петра, — знаю, что страна эта еще языческая. Тут всякого хватает: и ведьм, и колдунов, и лешаков… А полоцкий князь Всеслав, говорят, потому и прозван был Чародеем, что в волка мог обращаться. Его даже Киев сломить не смог и обрести под свою власть Полоцк. Поехали отсюда, мин херц. Неспроста именно те гибнут, кто в тот вечер с нами был в храме. Как бы эта нечисть до нас не добралась. Может, это предупреждение всего лишь? — спрашивал не на шутку перепуганный граф.

— Может, и предупреждение, — соглашался Петр, задумчиво приглаживая свои черные кошачьи усишки, — в самом деле, готовь приказ, уходим отсюда на Гродно. Храм этот проклятый взорвать надо. Может, кто из местных мстит…

Среди же самих местных люди много шушукались по тому поводу, что пропал куда-то Попович с отцом Анкудовичем… Попович, общительный и разговорчивый дедок, бывший пират Моргана, родом из Полоцка, вернувшийся в родной город лет двенадцать назад, словно сквозь землю провалился.

— Его рук дело, — говорили одни.

— А может, и не его, — отвечали другие, — кто видел-то? Вот в том и дело, что никто не видел! А может, и его богиня смерти Паляндра к рукам прибрала да душу его Бабе-Яге продала?

— Это все асилки, — утвердительно кивали головами другие горожане, — давным-давно, когда еще люди жили в лесах дремучих, пришли на нашу землю асилки, здоровые, высокого роста, широкие в плечах. Голос у них колоколом гудел. Они могли с корнем вырывать деревья, забрасывать за облака тяжелую дубину. Хозяйства они не вели, питались тем, что ловили в лесах зверей да в реках рыбу. Одежду шили из шкур зверей. Асилки строили городища, перебрасывая топоры из одного на другое, чтобы не тратить времени на хождение. Вот это все их рук дело. И Поповича с Анкудовичем тоже сожрали они…

— Это дух Полевик убил их. Полевик не любит слякоти и в сухих местах живет. И вот если там присесть отдохнуть, то убаюкает до смерти или страшным солнцепеком убьет, — говорили иные старики, но им возражали:

— Так ведь разорванными москалей нашли! Значит, волк поработал. А волк впереди бога Велеса появляется. И если не сказать ему «здорово, браток», то порвет…

Пороховой склад, что устроен был в Софийском соборе, Петр решил не брать в обоз.

— Подожги порох да взорви все в этом храме, — приказал он Меньшикову… Так и сделали. Перепуганные слухами об уничтожении Софии полоцкие мещане с ужасом наблюдали со стороны, как суетятся зеленые фигурки у стен белокаменного храма. Потом все ретировались… В воздухе Полоцка воцарилась мертвецкая тишина, словно даже ветер, шум листвы и насекомые примолкли, ожидая жуткого злодеяния… Грум! — раздался раскатистый гул взрыва. Облако дыма и пыли заволокло белый силуэт Софии, вниз полетела башня с куполом-маковкой, полетели вниз куски галерей и звонницы, гулко ударил упавший колокол, расколовшись на два куска, осыпалась штукатурка и все стекла… Но… чудо! Легендарный храм выстоял, лишь содрогнулся вместе со всей землей древнего Полоцка… Устояла София!

— Больше зарядов для взрыва нет! — развел руками Меньшиков. — Что делать, мин херц?

— Ничего! Уходим отсюда подобру-поздорову, — отвечал царь, метая черные молнии своих злых глаз в сторону неприступного храма.

Армия царя спешно снялась и грохочущим обозом пошла в сторону Гродно, чтобы и там творить разбой и грабить ни в чем не повинную землю.

Глава 19

Вокруг Гродно

Как бы ни переживал Микола Кмитич из-за Гродно, как бы ни молил Бога, чтобы миновала чаша войны этот город — не вышло. Облюбовали Гродно царь Петр и курфюрст Август. В конце 1705 года здесь расквартировалась армия под командованием фельдмаршала-лейтенанта барона Георга Огильвия и генерала Аникиты Ивановича Репнина числом до двадцати четырех тысяч человек… Солдаты царской армии тут же разграбили костел и дворец Сапег, находящийся рядом…

До Рождества погода на Гродненщине была самая что ни на есть колядная: сверкающий на солнце снег, легкий зимний морозец, ясный месяц по вечерам на небе. Но едва отпели колядные песни ряженые хлопцы и девчата, зимний бог Зюзя раскапризничался: днем и ночью пошли дожди, струи воды сбили снег, развели грязь на улицах и дворах… Горожане чертыхались, прыгая через мутные лужи, увязая санями в липкой, смешанной со снегом и водой грязи… Сани сменили на телеги… Реки «прошли великим половодьем»… Мерзкая погода подбросила и еще одну неприятность московской армии — болезни… Солдаты болели и умирали. Десятками, потом сотнями… Число умерших уже пошло на тысячи. Но покинуть непригодный для стоянки большой армии город Репнин с Огильвием так и не успели: 13 января 1706 года шедшая из Польши шведская армия под командованием самого Карла XII, преодолев без боя Неман, ударила по коннице Меньшикова, заставив ее спешно отступать в Минск-Литовск, и отрезала Огильвия и Репнина от какого-либо сообщения с царем Петром… Репнин и Огильвий предприняли вылазку, но, попав под кинжальный огонь шведских орудий и мушкетов и в очередной раз испытав холод штыков королевских солдат, быстро ретировались обратно за стены города. Увы, для московитских генералов в Гродно не было ни запасов провианта, ни пороха, ни пуль… Один за другим солдаты начали болеть на влажном литвинском морозе, падать мертвыми прямо на посту или в строю…

Однажды, на Крещение, в город пришел литвинский крестьянин, якобы на праздник к родне. Его пропустили. Крестьянином оказался поручик московской гвардии Яковлев.

— Царь требует от вас немедленно покинуть город и идти на Брест-Литовск! — говорил он Репнину.

— Как? — Репнин и Огильвий смотрели на поручика бешеными глазами. — Ну давайте лично мы оденемся в литвинскую одежду и выйдем из Гродно в Брест. Но тут же более двадцати тысяч солдат! Половина больные!

— Шведов вокруг города не больше, всего двадцать тысяч, — говорил Яковлев, — они стоят неплотным кольцом. Постарайтесь пробиться.

— У них один наших троих стоит, — зло отвечал Репнин, — а больных, голодных и изнуренных и всех десяти!..

Тем не менее под нажимом Яковлева попытку выйти из осажденного города московиты все-таки предприняли. И вновь, потеряв людей под ядрами и пулями, вынуждены были быстро бежать обратно за стены города. Тем временем артиллерия Карла то и дело обстреливала Гродно… Положение ухудшалось. К концу февраля у Огильвия и Репнина умерло и погибло уже почти восемь тысяч человек. И солдаты продолжали умирать…

Ну а сам Карл не долго находился в лагере под Гродно. 29 января он пошел на Сморгонь, но, одолев по мокрому слякотному бездорожью десять переходов, так и не настиг московскую армию, которая бросила бесполезные сани и отступала на телегах. Немецкие офицеры, перебежавшие к

Генерал Аникита Репнин

шведам, сообщали, что петровские драгуны «никогда противитца не будут неприятелю и всегда будут бегать».

Захваченные пленные также говорили, что их государь оттягивает войска к своим границам, чтобы там дать баталию. Все эхо не нравилось Карлу…

Яковлев, уходя из Гродно, оставил приказ Петра — до конца зимы увести армию в Брест. Взбешенный докладом Яковлева Петр вновь послал поручика в город, с новым приказом, что операцией теперь командует Меньшиков, а не Огильвий, с приказом, чтобы блокированные войска держались до весны и делали прорыв из города после половодья, отступая за Неман, к Бресту.

Положение армии Московии осложнилось еще и тем, что Август II, от кого ожидали помощи Огильвий и Репнин, при появлении шведов под Гродно поспешно покинул гродненский лагерь, уведя с собой не только свои подразделения, но и четыре московских драгунских полка. В результате оставшиеся в Гродно войска лишились кавалерии, необходимой для разведки и добывания продовольствия… На ожидаемую помощь от Фридриха московским генералам рассчитывать более не приходилось: генерал Карла XII Карл Густав Реншильд, несмотря на почти двойное превосходство саксонско-московского войска, устремясь вслед за Фридрихом, нанес ему сокрушительное поражение под саксонским Фрауштадтом 13 февраля 1706 г. У Реншильда было 9000 солдат без какой-либо артиллерии. Было мало и конницы. Тем не менее немецкий полководец действовал дерзко, по стандартной для армии Швеции схеме — мощный удар был нанесен по центру саксонской армии — ее атаковали Вестманландский и Вестерботтенский пехотные полки. Свой батальон Вестманландского полка вел в бой и Микола Кмитич, ушедший с Реншильдом под Фрауштадт бить ненавистного ему Фридриха. Пока солдаты оршанского полковника с победным кличем атаковали солдат генерала Шуленбурга, с тыла по саксонской армии вдарила немногочисленная, но яростная шведская конница. Уже через 45 минут центр саксонских позиций был разгромлен, а наемные швейцарские и французские солдаты подняли руки. Они не просто сдались в плен, но тут же повернули жерла своих пушек против саксонцев и московитян второй линии обороны. Под яростным огнем своих же недавних наемников солдаты Шуленбурга бросились бежать, многие и не бежали вовсе, оставаясь на месте с поднятыми руками. И лишь левый фланг яростно отбивался. Все это напомнило Кмитичу битву под Нарвой — быстрый и славный успех в центре и обороняющийся фланг, тем более что на этом фланге вновь сражались московитские солдаты — те самые драгуны, что увел с собой Фридрих из-под Гродно. Их батальоны были окружены Реншильдом и в течение нескольких часов вели бой, расстреливаемые захваченной у саксонцев артиллерией, сдерживая атаки и даже делая вылазки. Здесь командовал полковник Самуил де Ренцель, он и организовал столь блестящую оборону. Первая линия Ренцеля почти вся погибла, однако драгуны все еще не сдавались, вызывая ярость своих врагов. Уже в сгустившихся сумерках раннего февральского вечера Ренцель сумел-таки штыковой атакой прорвать кольцо и вывести из окружения остатки своего корпуса — около двух тысяч измученных солдат, многие из которых были ранены. Потери же самого Ренцеля составили более четырех тысяч убитых драгун.