Когда сбываются мечты - Барбара Делински

— Я до сих пор слышу злость в твоем голосе.

Да, я злилась. Я удивлялась сама себе, потому что никогда не могла долго пребывать в мрачном настроении. И это новое качество моего характера оказалось неожиданным. Я не могла сказать, что наслаждалась подобным состоянием, однако, учитывая сложившиеся обстоятельства, его появление было вполне оправданным.

ѕ У меня такое ощущение, что злость годами скапливалась в каком-то укромном уголке моей души, а сейчас вдруг вырвалась наружу мощным потоком. Неужели я любила его? Мне сейчас уже сложно в это поверить.

— Любила. Но, даже несмотря на это, тебе уже давным-давно надо было от него уходить.

— Со мной что-то не так, Броди. Моя жизнь — сплошной кошмар. Меня выгнали из дома и оклеветали, моя мать умирает, а я боюсь ей звонить. То, что я могу сказать, ей не понравится, а врать я не в состоянии. Моя сестра прыгает от радости при любой возможности доказать мне, какая я ужасная. Мой сын не хочет со мной разговаривать, мой муж только и ждет, когда я оступлюсь, и он сможет этим воспользоваться. Но, несмотря на все это, мне было весело сегодня. Я весь день бродила по нашему складу, выбирая мебель для спальни и кухни, софу и несколько стульев, а Билл и Томми погрузили этот хлам и перевезли ко мне на маяк. И притом, что я перемолвилась с ними всего лишь парой слов. По сравнению с тем, что мне предстоит завтра с рабочими, которые приедут чистить пол и красить стены, можно сказать, я вообще молчала. Но меня все равно переполняет радость.

— С тобой все в порядке, — успокоил меня Броди. — Тебе просто захотелось отвлечься от тех неприятностей, которые сейчас заполнили твою жизнь, и свить себе уютное гнездышко. Этот маяк пригоден для того, чтобы жить там?

— Вполне. Тут сухо и тепло. Немного пусто, конечно, но все равно это мой дом. Как бы мне лучше описать его тебе? Я сейчас нахожусь на самом верху, в круглой комнате диаметром двадцать пять футов. Все стены у нее из стекла. А сейчас я смотрю как раз в ту сторону, где твой дом. По крайней мере мне так кажется. Волн нет. Ты приедешь ко мне?

Невинное предложение. Но как только я произнесла последнее слово, на меня снова нахлынуло какое-то странное волнение, будто я делала нечто запретное. Память вдруг услужливо нарисовала мне ясную и очень реальную картину: я, лежащая в его крепких объятиях, моя рука покоится на его груди. Я почувствовала его тепло, его мужской запах, который так нравился мне и возбуждал меня.

Лучше об этом не вспоминать.

Даже не так. Надо запретить себе вспоминать об этом.

— Клер. По поводу прошлой ночи.

— Не говори об этом. Ничего не произошло.

— Кое-что произошло.

О да, я тоже так думала, и картина той ночи снова возникла у меня перед глазами.

— Я думаю, нам лучше обо всем забыть. Подобные вещи часто разрушали хорошую дружбу. Я уж не говорю о ситуации с опекунством.

Броди долго молчал.

— Броди?

— Я не хочу ничего забывать.

Я положила себе руку на талию.

— Это не разрушит нашей дружбы, — продолжал он. — Не разрушит, если мы оба этого хотели.

В его утверждении звучал вопрос, на который я должна была ответить отрицательно. Но как я могла не замечать того волнительного ощущения, с которым жила со вчерашней ночи? Оно заполнило меня всю, заставляло все мое существо трепетать. Подобного я не испытывала за все годы, прожитые с Дэнисом.

— А как же Элен Мак-Кензи?

— А что с ней?

— Какие между вами отношения?

— Мы друзья. И никогда не были любовниками.

— Сложно в это поверить.

— У нее возлюбленная в Париже.

На минуту я потеряла дар речи. Потом сказала мягко:

— Не очень удачное время для подобного признания.

— Да, но это правда.

— Почему ты решил сообщить об этом именно сейчас?

Броди помолчал, а потом произнес:

— Потому что тебе необходимо было услышать это именно сейчас.

— Мне не нужен секс.

— Тебе нужно, чтобы тебя обнимали и крепко прижимали к себе. А это всего лишь прелюдия ко всему остальному, когда с сексуальностью все в порядке.

Я вдруг почувствовала приглушенную боль.

— Не говори мне подобных вещей.

— Я говорю правду. И если бы этого не произошло вчера ночью, произошло бы сегодня или завтра. Это так, Клер. И так обстоят дела уже давно.

— Ничего подобного.

— Это так.

— Я никогда не чувствовала ничего похожего на то, что почувствовала прошлой ночью.

Броди усмехнулся:

— Да, тут ты права. Но ты никогда и не спала со мной до этого.

— Я не спала с тобой и вчера, — продолжала настаивать я, и тут ужасная мысль осенила меня. — А что, если телефонная линия прослушивается?

— Не прослушивается.

— Порой люди подслушивают разговоры по мобильному телефону. Осторожно. Все, что ты говоришь, может быть использовано против меня.

— Все плохое давно уже случилось, — возразил Броди уже без намека на юмор. — Тебя уже наказывают за то, что сейчас происходит. Тебе нечего терять.

— А мои дети?

— Ты не потеряешь детей. Они вернутся к тебе, как только станет известна правда.

Реальность обрушилась на меня снова сокрушительным ударом, как волны обрушивались на скалы вокруг маяка, и вся эйфория сегодняшнего дня мгновенно испарилась.

Я нуждалась в том, чтобы кто-нибудь разделил мою тревогу, и сказала Броди:

— Судья отказался принять от нас прошение о пересмотре дела. Поэтому Кармен составляет прошение о самоотводе, но неизвестно, поможет ли оно. Каждый дополнительный шаг, который мы предпринимаем, растягивает процесс на неопределенное время. Я хочу, чтобы хоть что-нибудь произошло, чтобы ситуация сдвинулась с мертвой точки, а ничего не происходит. Я звонила психологу, которого судья назначил изучать дело, но он до сих пор не перезвонил.

— Перезвонит, — успокоил Броди.

— Когда? Чем раньше мы начнем, тем раньше закончим.

— Возможно, он до сих пор работает с пациентами. Он перезвонит поздно вечером или завтра.

— А что, если он ненавидит меня?

— С какой стати?

— Но ведь Сильви-то ненавидит.

— Сильви — тупица.

— А откуда мы знаем, что Дженовиц не окажется таким же?

Броди не смог ответить и не стал придумывать пустых и бессмысленных слов утешения — еще одна черта, которую я в нем любила. Именно поэтому все то, что он говорил, заслуживало еще большего доверия.

— О Броди, — прошептала я, и просьба приехать чуть не сорвалась у меня с губ. Я хотела, чтобы он еще раз поговорил со мной о детях, хотела, чтобы он обнял меня при этом. Я могла справиться с волнением и не собиралась потакать собственным эмоциям. Но Броди был моим лучшим другом, и я нуждалась в его поддержке. Несправедливо лишить меня еще и этого.