Крепость тёмная и суровая: советский тыл в годы Второй мировой войны - Венди З. Голдман

В 1942 году сотрудники пищевого комбината «Оптбакалея», подведомственного Наркомату торговли, совместно со специалистами по питанию разработали метод получения белка альбумина из растительных отходов. Не имея специального оборудования – автоклавов, – они придумали альтернативный метод производства кубиков для альбуминового бульона из льняного, хлопкового, подсолнечного, соевого и другого жмыха[477]. Жмых, используемый обычно как удобрение или корм для скота, теперь употребляли в пищу люди. Десятки миллионов таких кубиков доставляли в столовые. В 1943 году Наркомат торговли создал еще десять предприятий для производства бульонного экстракта – каждое выпускало по 50 000 брикетов в день. На комбинате «Оптбакалея» наладили производство и других искусственных пищевых заменителей, например полуготового «Супа-лапши» из овощных очисток и кофе из жмыха[478]. Повара экспериментировали и с костным бульоном, готовя на его основе супы и соусы. Рыбу, слишком мелкую, чтобы ее есть, чистили и варили на студень. В привокзальных столовых повара извлекали из костей жир, а затем толкли его, получая сотни килограммов «муки»[479]. Витаминные фабрики выпускали различные добавки и препараты. К 1945 году в столовых по всей стране в обязательном порядке ввели витаминизированное меню, чтобы компенсировать недостатки рациона[480]. Хотя по отдельности люди тоже занимались заготовками и сбором съедобных растений, в большинстве своем эти эксперименты проводились коллективно. Связь между пищевыми заменителями и победой нашла отражение в стихотворении фронтовика Л. Макарова, написанном после войны:

Мы ели все, что можно есть,

И отравиться не боялись.

Могу все травы перечесть,

Которыми тогда питались:

Полынь, крапиву, лебеду,

С берез побеги молодые, —

Чтобы нависшую беду

Прогнать на веки вековые.

И, кроме трав, столярный клей,

Ремни солдатские варили.

И стали мы врага сильней,

И начисто его разбили[481].

Борьба организаций за продовольствие

Промышленные наркоматы, предприятия, профсоюзы, а также местные советы, парткомы и торготделы постоянно оспаривали систему распределения продовольствия, стремясь получить продукты для людей, чьи интересы они представляли[482]. Продукты из центральных государственных запасов распределял Наркомат торговли: он направлял их в республиканские наркоматы торговли, те – в ОРСы и местные торготделы, откуда, в свою очередь, продовольствие поступало на промышленные предприятия и в учреждения. Высшие чиновники реагировали на непрерывный поток просьб от нуждающихся групп. Люди приобретали право на получение карточек как представители определенных организаций или категорий, которым полагалось фиксированное количество продуктов. Когда в 1943 году, например, ситуация с продовольственными запасами немного улучшилась, вышли постановления, гарантировавшие увеличение продовольственных норм новым группам, включая рабочих горячих литейных цехов, кузниц, предприятий, выпускающих оптическое стекло и боеприпасы. Постановления, каждое из которых обеспечивало определенную группу людей численностью от 400 до 5000 человек, в конечном счете распространялись почти на 29 000 рабочих[483]. Ближе к концу войны Наркомат торговли учредил специальную комиссию, занимавшуюся исключительно заявками на получение продовольствия. Просьбы поступали конкретные: обеспечить холодным завтраком 12 000 человек, в том числе 7000 детей, подведомственных Наркомату нефтяной промышленности; назначить рабочим в строительных лагерях Красноярского края питание по нормам Крайнего Севера; предоставить дополнительное питание голодающим рабочим и находящимся на их попечении иждивенцам[484]. Такие просьбы свидетельствуют не только о сложных градациях внутри карточной системы, но и том, как люди пытались улучшить свое положение.

Несмотря на тонкие нюансы, определявшие продовольственные нормы, запланированные выдачи часто отражали желаемую, а не реальную ситуацию. В действительности хронический дефицит срывал все планы и вызывал яростную борьбу между учреждениями. На практике поставки как из центральных, так и из местных запасов нередко не только не соответствовали плану, но не давали даже минимума, необходимого, чтобы накормить тех, для кого были предназначены. На каждом уровне обширной пирамидальной структуры Наркомата торговли обнаруживалась нехватка запасов. Так, весной 1942 года Наркомат торговли СССР отправил Наркомату торговли Татарской АССР строгое указание улучшить питание жителей Казани, однако Татария не получала положенного ей количества продуктов. В марте ни одна казанская столовая не дождалась запланированных поставок мяса и рыбы[485]. В мае и июне администрация республики прислала лишь долю зерна и муки, которые должен был получить казанский торготдел. Бо́льшая часть продуктов была направлена напрямую на заводы, в детские дома и школы, тем же, кто не имел отношения к этим учреждениям, мало что осталось. Город был переполнен эвакуированными и беженцами – все они пытались найти работу и прикрепиться к столовой. Как и во многих регионах, сотрудникам Наркомата торговли ТАССР приходилось принимать тяжелые решения, выбирая, какую из нуждающихся групп обеспечить в первую очередь. Эвакуированных, например, кормили в столовой, но получали они лишь миску супа-лапши в день. Письма протеста, направленные профсоюзом работников судостроительной промышленности, в конце концов дали повод к расследованию, по итогам которого из центральных государственных запасов выделили дополнительные продукты[486]. Организации, представляющие интересы конкретных групп, часто составляли такие письма, а успех зависел от ходатайства занимающих высокие посты чиновников. Но требования у всех организаций были одинаковые, поэтому победа одной означала проигрыш другой.

Иногда получалось так, что чиновники распространяли не продовольствие, а голод. Более тысячи судостроителей, эвакуированных из Ленинграда на оборонный завод № 402 в Молотовске, портовом городе в Архангельской области, питались еще хуже тех, кого эвакуировали в Казань. Из Ленинграда они уезжали уже ослабленными, а по прибытии их состояние только усугубилось. Картофеля и овощей, поступавших из центральных запасов, не хватало, а предложить дополнительное питание местная администрация практически не могла. В апреле 1942 года заводу № 402 выделили участок для подсобного хозяйства, но почва здесь была неплодородной, а климат – суровым. Руководство профсоюза и предприятия неоднократно вмешивалось, убеждая вышестоящих чиновников увеличить объемы поставок. В октябре 1942 года Н. М. Шверник и И. И. Носенко, нарком судостроительной промышленности, попросили А. И. Микояна, первого заместителя председателя Совнаркома, забрать 2450 тонн картофеля из соседних областей и направить их на завод № 402, но получили отказ. В ноябре Совнарком наконец распорядился, чтобы Наркомат торговли отправил на завод двадцать тонн лука и чеснока – малую долю изначально запрошенного количества. В декабре парторг из ЦК снова написал Швернику об ухудшающемся состоянии здоровья рабочих и членов их семей, отметив, что подавляющее большинство страдает от цинги и истощения. Он еще раз настоятельно просил Шверника вмешаться. Местные чиновники продолжали пререкаться, споря, кто должен кормить рабочих и их детей, но предложить им было нечего[487].

Споры возникали и по поводу того, кто отвечает